Дальний мой, слышишь голос?
Это поёт тебе время.
Это взлетает голубь,
Вдруг превращаясь в термин
Святости или свиста
Радостного апреля,
Это когда неистов
Цвет голубой акварели.
Дальний мой, слышишь голос?
Это поёт тебе сердце.
Это когда глаголы
В нас начинают петься.
Это когда ты полон
Словом, и словом — пьян.
Дальний мой, слышишь голос?
Это пою тебе я.
Губы земляничные на лице берёзовом,
Я сегодня личная, я твоя художница,
Я твоя любовница, я твоя бессонница
С толикой мечтания, с долей несерьёзности,
С веером молчания — сколько нами сказано!
С вечером на плечиках. Снимешь? Я уставшая,
Я гуляла творчеством, по спине — мурашками,
Вдоль по одиночеству, будто безнаказанно.
Я листала книжные лица, небом полные,
Я твоя заступница, я твоя невнятица,
Нагулялась досыта и вернулась кланяться —
Приюти, мне ветрено,
Отогрей, мне холодно.
На том берегу небо было смертельно высоким,
вода была черной, как черной бывает тушь,
которой ты пишешь стихи. Я стояла сбоку
и слушала странный голос двух наших душ.
Ты угольной той, соленой писал поэму,
как будто вода долговечнее карандаша,
как будто вода божественна и несомненна.
Я слушала, что говорит мне твоя душа.
Тот берег безрукий нас обнимал собою,
раскинувшись белым телом назад и вширь.
Ты так поэтично стоял босиком в прибое,
я слушала крики чаек и крик души.
А чайки словно бы падали, падали выше,
в смертельно высокое небо над головой.
Ты им улыбался. И лишь тогда я услышала
о чем шепчут души и голос у них какой.
В смертельном том небе соленым поэмам длиться,
в смертельное небо нам падать, уйдя из тел.
Но кажется, я уже превратилась в птицу,
когда ты стоял у моря и тихо пел.
Я к тебе возвращусь в Сентябре,
под янтарную грусть листопада
и дыханием душу согрев,
позову вглубь осеннего сада.
Я с тобой научилась летать,
слыша музыку солнца и ветра,
и руками до неба достать,
обнимаясь с лучами рассвета.
Я к тебе возвращусь в Сентябре
золотисто-серебряным ливнем
и на синем небесном шатре,
стану облаком плыть белогривым.
Я с тобой научилась ценить,
что казалось неважным, когда-то
и безгрешные чувства хранить,
став с характером твёрже булата.
Я к тебе возвращусь в Сентябре
паутинкой из радужных кружев,
будут ярко рябины гореть,
прошептав «ты, как воздух мне нужен»
Будут тихо шуметь камыши
в переливах хмельного заката
и сольются в одну две души,
где трава бархатистая смята.
Прокричат журавли на заре:
вы сплелись, как лоза винограда…
Я к тебе возвращусь в Сентябре
под янтарную грусть листопада.
Багряно-желтый листопад
Ласкает жухлую траву…
И листья надо мной шумят,
О том, что я, ведь, не живу…
Я не живу во снах любви,
Где лишь витает запах роз…
Ведь так бывает- се ля ви…
За скосом жизни. снова- скос
А я влачусь в печали грёз
Неувядающей мечты…,
Где нет ни горечи, ни слёз…,
Где только ты и только ты…
Былая жизнь оборвалась,
Как лист, слетая на песок.
И мука боли началась…
Я одинок, так одинок…
Твой взгляд уже неуловим…
И губы больше не манят…
Поступок…- не осуществим…
И чувства нерв не коротят…
Последний лист- последний день-
День увядающей мечты…
В нем счастье улетает в тень…
Там бродишь ты и только ты…
Одна среди забот и мук,
Одна среди печалей, грез…
Совсем Одна, среди разлук,
Потерь… и горечей… и слез…
Багряно- желтый листопад
Ласкает жухлую траву…
И журавли на юг летят,
Курлыча что-то в синеву…
Copyright: Константин Орлов 3, 2018
Свидетельство о публикации 118050503211
Август. Посеяны ветры —
Зреют небесные нивы.
Я приготовила гетры
Цвета неспелой оливы.
Кто-то (по счету двадцатый)
Грезил про жаркое лето.
Я же подумала — Как ты,
Глядя зачем-то на небо.
С севера дует по средам,
Видно — решила бездумно,
Дождь не желанен к обеду,
Лучше б в сиянии лунном…
…
Ветры поспели, наверно —
Слышу — заплакали нивы.
Я наварила варенье
Из золотистой малины.
Шарфик связала широкий
И прикупила сапожки…
Вечер такой краснощекий
В окна смотрел, между прочим.
…
Август. Распахнуты крылья.
В лужах душа золотая
От безнадёжности стынет…
От неизбежности тает…
Летом мгновения эти
Все ж назову без упрека.
Может, улыбкой ответит
Рядом невидимый кто-то…
Так пуст дворец, так холодно, так снежно…
Пора бы перестать уже мечтать
сложить из льдинок /много? мало?/ - вечность,
в нее твою фамилию вписать
и молча удалиться, стать рассветом,
рассыпаться в бриллиантовую пыль
с последней искрой, выброшенной ветром,
сменить рубеж огня на тихий тыл…
Ты просишь просто жить — я не сумею
и, верой, как ангиной отболев
пойму, что от бессилья клЯли ЗмЕя
и яблоки с времен адамов-ев…
Шагну как незнакомка-самозванка
в твой дом, останусь гостьей — не женой,
и, вывернув всю душу наизнанку,
пройду по сердцу пулей разрывной.
Вечно от тебя ждать, только беды,
И не жди своей прекрасной судьбы,
И вот стучит в груди сердце мое,
Только ты закрыл дверцы в свое.
Время остановит — это шутка беда
Прогремят часы — стрелка одна
Не забывай приходить ко мне сюда,
Ты в мои сны, приди любовь, она.
И как ее не жди — эту жестокую беду
Я к тебе в темноте все равно дойду,
И жизнь растворится в оковах любви,
И ты мне тогда крикнешь: «меня не зови».
мотив не дожившей, замёрзшей в мороз любви…
ему эта музыка больше, уже не в масть.
он снова стремится в полёт, чтобы вновь упасть.
полёт его мысли живуч и неуловим.
он эту загадку давно уже разгадал.
ему она стала, как чистый альбомный лист,
как путь на вершину желанную, что тернист,
как в море бушующем гордый, девятый вал.
пусть, по небосклону давно, уже не летит.
он ходит ногами по твёрдой земле, как лёд.
развеялся пепел. что было — уже не в счёт.
отточенный меч свой он перековал на щит.
Трепетно сердце прислушалось к зову небес:.
— Сбрось лягушачию шкурку усталой души —
Ведьмой весенней воскресни, неистовый блеск
Первой капели отдай, поспеши!..
Нерушим
Свет, истекающий внове. — последняя весть.
Сны запечатай остылые в стон колдовской
Новых томлений грудинных… Со временем смерть
В даль-изначалье уйдет за исконной тоской.
Кто ты отныне — узнают, поверят, вздохнут.
И ворожбой не простой восхитятся твоей,
Может, недужных влечений, болезных разлук
Больше не будет… Ты чаянья эти отпей
И обещай невозможное… или судьбу…
Никто не гнал,
А я ушла
И целовалась до утра,
А тот другой лежал один
На «брачном» ложе…
Он был мучительно
Не смел,
Он целоваться не умел,
Не знал, и знать
Не захотел
На что любовь похожа…
А в это время за углом
Кипели страсти,
Старый дом
Подглядывал
Из всех своих окошек…
Как два прекрасных
Новичка,
Испив из фляжки
Коньячка,
Дурачились в ночи,
Пугая кошек…
И был не робким
Поцелуй,
И не по-детски
Долгим взгляд,
И были откровенными
Объятья,
В моем стремлении
Пройти
В конец запретного пути,
Меня держало лишь
Отглаженное платье…
Под шумный хор
Ночных цикад,
Под искрометный
Звездопад,
Под тихий шорох
Виноградных листьев,
Я быстро сбросила
Наряд
И убежала наугад
Тропинкой лисьей…
И там где падал
Лунный свет
В ночные росы,
Ты ленту,
Что прекрасней нет,
Вплетал мне в косы…
Я помню ночь
И звездопад,
Неважно,
Сколько лет назад
Я помню даже
Запахи и звуки.
Как ты молчал
И говорил,
Как ты меня боготворил,
Как надо мной твои
Порхали руки…
Упала ранняя звезда,
Мы разбежались
Кто куда,
И даже встреч
Случайных не искали…
Для наших творческих
Натур,
Такой парадоксальный
Сюр
Был исключением,
Как и прощанье
На вокзале…
Потом, в далекой стороне
Ты даже как-то снился мне,
Манил глазами и шептал
Люблю…
Я пулей выскользнув из сна,
Решила, что шалит весна,
Ей нравится шалить,
Когда я сплю…
…
Мои друзья, один поэт,
Другой давно покинул свет,
Не умер, но живет один,
Как Ларра…
Он был всегда чуть-чуть умней,
Чуть-чуть серьёзней и верней,
И вот теперь на склоне дней,
Понятно, мы не пара!
— О прекрасная, как вас зовут? В этом дивном пространстве
Вы, как флюгер, качнулись от взгляда, не бойтесь меня!
Трость, цилиндр, усы, говорят о моем постоянстве,
Ну, а ваша прозрачность — о бренности каждого дня.
Я не верю в случайность. Свистящие стрелы амура
Не пронзили б навылет мою безупречную грудь,
Если б ваша улыбка, а если точнее — фигура
Затмевали бы вашу совсем небанальную суть.
Но прелюдия к счастью, устало уже запинаясь,
Слишком долго звучит, убивая мой дерзкий кураж.
Неужели нам вечно вот так и стоять, улыбаясь,
В наших позах учтивых, не в силах покинуть витраж?
Ты — случай мой судьбоносный
С характером, порой, несносным.
Мой сладкий сон,
где наши сердца бьются в унисон.
«Ты — вкус, о котором не спорят»…
Ты — запах, который дурманит…
Невероятные ощущения дарит.
Глаза твои магниты
Летают там сотни метеоритов.
В них солнца отражение.
Стреляют искрой на поражение.
Ты — жар, озноб, температура,
Предвестник страсти и моя волшебная микстура.
Ты — правда моего подсознания.
Моё самое сокровенное желание.
Ты — редкий загадочный звук,
Ворвавшийся в мелодию моей жизни после сотни тысяч разлук…
без стука…
Ты — моя бескрайняя радость и мука…
Недаром говорят:
«Любовь — это сук@!»
…И вновь в осенней маешься тоске,
и мертвый лист летит, сорвавшись, мимо
напомнить — все висит на волоске,
все, что тобой так искренне любимо.
Тебе, тебе который мог посметь
счастливым быть, о прошлом не жалея,
в конверте желтом шлет открытку смерть.
Октябрь, куда ведут твои аллеи?
Покуда ветры набирают прыть,
трепещешь, словно тонкая осина.
Как в чистом поле ветками укрыть
свой хрупкий космос — женщину и сына?
Таким нездешним холодом сквозит
так горек запах сырости и тленья,
что ныне вся душа твоя — транзит
от Бога до стихотворенья.
Хочешь? — только хорошее станется-сбудется!
Утро начнется с ноги, той, с которой захочется!
День расплескается, взмоет, заблещет, закрутится
Станет надеждой, опорой, строкою, пророчеством!
Хочешь? — счастье придёт, успокоит, останется!
Беды-печали сбегут — убегут — не оглянутся.
Сердце твоё не устанет, вовек не состарится
И ни единой заплатки, как новое — глянцево.
Хочешь? — вечер обнимет, нашепчет: Любимая!
Розы подарит небесные страстные алые.
Вечность запомнит, какими счастливыми были мы
И не заметит, какими, быть может, не стали мы.
Хочешь? — что-то приснится — не страшное, вещее.
В даль полетишь — белокрылое легкое перышко.
Где-то на самом краю-завитке бесконечности
Душу-звезду обязательно встретишь из прошлого…
Хочешь…