При родовых схватках плод ведёт себя как заправский лётчик: на неподготовленную посадку реагирует заходом на очередной круг.
Быть летчиком - это возможность видеть солнце в любую погоду.
Многие из тех, кто летает в облаках, начали серьезно задумываться над тем, к кому бы свалиться в гости на Новый год.
У лётчиков могил и вправду нет,
Хоть широки просторы мирозданья.
В сердцах друзей от горя меркнет свет,
Когда не возвращаются с заданья.
Лицом к лицу встречалися с войной
Орлы - богатыри родного края.
Они врезались часто в шар земной,
Сердца свои с машинами взрывая.
Гремит над миром вешняя гроза,
И дышат синевой цветы, озёра.
Порой сдаётся -- это их глаза
Глядят на нас безмолвно, без укора.
У лётчиков могил и вправду нет,
У них судьба воистину крылата.
Седые матери приходят много лет
К могиле Неизвестного солдата.
Друзья мои в те давние года
Не смели жить и умирать вполсилы,
И небо грустное дождинки иногда
Роняет на безвестные могилы.
И не звезды над ними, ни креста,
Под облаками где-то сокол кружит.
В БЕССМЕННОМ КАРАУЛЕ ВЫСОТА --
А с ВЫСОТОЙ БЕССМЕРТЬЕ только ДРУЖИТ.
Самолет сделал мёртвую петлю и задушил пилота
Я бегу по выжженной земле
Гермошлем захлопнув на ходу
Мой «Фантом» стрелою белой
На распластанном крыле
С ревом набирает высоту
Как обычно в баре я сижу,
Виски пью, на девочек гляжу,
Прилетает телеграмма -
Отправляйся в Штат Невада,
Завтра вылетаеш во Вьетнам.
Пролетаю свой родимый штат.
Здесь остались мать, жена и брат,
А увижусь ли я с ними,
Не увижусь ли я с ними,
Знает только желтый мой собрат.
Вновь по чужой земле иду,
Гермошлем заxлопнув на ходу.
Мой Фантом с стрелою белой,
Hа распластанном крыле
С ревом набирает высоту.
Мой Фантом как пуля быстрый,
В небе голубом и чистом
С ревом набирает высоту.
Вижy голубеющyю даль,
Hарyшать такyю просто жаль.
Жаль, что ты ее не видишь,
Пyть наш трyден и далек,
Мой Фантом несется на Восток.
Жаль, что ты ее не видишь,
Пyть наш трyден и далек,
Мой Фантом несется на Восток.
Где-то вдалеке родной Техас
Папа, мама мой родимый край
А еще моих два сына
Пишут мне из Висконсина -
Джонни, поскорее прилетай
Подо мной прекрасная земля
Все же нажимаю кнопку я Мой Фантом дрожит, а это
Мною пущен бак с напалмом
И внизу встает стена огня
Ну, а дома ждёт меня жена
Может быть, сейчас с другим она
Мы воюем во Вьетнаме
С узкоглазыми скотами
Нам победа здесь не суждена.
Вижу в небе черную черту
Мой сосед теряет высоту
Ох, да это Эдвард с Бобом
Понеслись встречаться с богом
Вижу я семнашку по борту
Делаю я левый поворот,
Я теперь палач, а не пилот.
Нажимаю на гашетку,
И «семерка» мчится к цели,
Впереди еще один заxод.
С ревом МИГ обрушился с небес,
Это двадцать первый в бой полез.
Но теперь что делать, Джонни?
Ведь ракеты на исходе,
А желтолицых втрое перевес;
Самолет в атаке задрожал,
Выпустил Сайдвиндер, как кинжал;
Но вьетнамцу есть спасенье
- Катапульта и везенье;
Парашюта купол засиял;
В воздухе остался я один,
А внизу костров прощальный дым…
Может быть, живым сегодня я машину приведу,
Может - вслед за ними я уйду…
Очередь прошила фюзеляж
Штурман глухо вскрикнул за спиной
Оборвался рев турбины
Нету тяги у машины
Видно не вернуться мне домой
Мой Фантом не слушает руля
Снова нажимаю кнопку я Катапульта - вот спасенье
И на стропах натяженья
Потихоньку опускаюсь я Сверху свист, все ближе, ближе: Вот
Мой Фантом несется на меня
Узкоглазые вьетнамцы
Разбегались словно зайцы
Вновь внизу встает стена огня
Только приземлился, в тот же миг
Из кустов раздался дикий крик:
«Эй, вы, подлые пираты,
Наступает час расплаты.»
Я лежу ничком, к земле приник.
Я ползу по выжженной земле
Молодым обидно умирать
Будут матери молиться
Будут лбом о землю биться
Снова заставляют воевать.
Вдруг услышал я команду «Взять»
Не успел я пистолет достать
А Фантом как тигр убитый
На земле лежит разбитый
Мне на нем уж больше не летать
Вновь идy по проклятой земле,
Гермошлема нет на голове.
Cзади дyлом автоматов
В спинy тычyт мне солдаты,
Жизнь моя висит на волоске.
Cзади дyлом автоматов
В спинy тычyт мне солдаты,
Жизнь моя висит на волоске.
Кто же тот пилот, что меня сбил,
Одного вьетнамца я спросил.
Отвечал мне тот раскосый,
Что командовал допросом:
Cбил тебя наш летчик Ли Cи Цын
Отвечал мне тот раскосый,
Что командовал допросом:
Cбил тебя наш летчик Ли Cи Цын
Это вы, вьетнамцы, врете зря
В шлемофоне четко слышал я:
«Коля, жми, а я накрою!»
«Ваня, бей, а я прикрою!»
Русский ас Иван подбил меня
Где-то там вдали родной Техас
Дома ждут меня отец и мать
Мой «фантом» взорвался быстро
В небе голубом и чистом
Думал мне Вас больше не видать
Мой «фантом» взорвался быстро
В небе голубом и чистом
Думал мне вас больше не видать
Но иду по выжженной земле
Комбинезон застегнут на ходу
Там меня, американца
Обменяли на вьетнамца
Вновь Фантом я скоро поведу
Как-то в одной компании со мной оказались два молодых летчика - «старлея». В застольной беседе один из них послал другого «обтрясать кедр». Тут же возникла шутливая потасовка, которая быстро закончилась. Но необычная фраза меня заинтриговала и я попросил ее «расшифровать». И вот что я услышал…
На один из дальневосточных военных аэродромов, расположенный в тайге, прибыло молодое пополнение лейтенантов, только что закончивших училище. Было их человек десять.
Вышли летчики из автобуса, огляделись Красота вокруг неописуемая - кедровники, сопки, небо голубое! Пошли, как положено, в штаб. Представились, доложили о прибытии. А в это время проходили плановые полеты и командир части был сильно занят. Посмотрел он на прибывших, поздравил и предложил: «Идите, ребята, на сопку. Расслабьтесь, выпейте, но чтоб завтра все были у меня».
Насчет «расслабиться» все летчики не дураки, пусть даже вчерашние курсанты. Да и «расслабительное» было с собой. Купили закуски в магазинчике - и за ворота.
Сразу за КПП начиналась высоченная сопка, дальний от части склон которой был покрыт кедровником, а другой - лысый. И на этой «лысине» рос один единственный кедр. Зато какой! Втроем не обхватишь.
Летчики, вообще, народ суеверный. И этот кедр в части считался почти священным. Под ним проходили все «пьянки-гулянки» и, по традиции, с него запрещено было обтрясать шишки. Такое вот местное «табу». Но наших-то лейтенантов никто об этом предупредить не успел.
Лучше места и не придумаешь. Нашлись под кедром-великаном и мангал, и запас дров - не первыми новобранцы там оказались. Здесь и решено было отдохнуть.
Как они отдыхали - пояснять не будем. Думается, что не книжки читали. Так или иначе, после определенной дозы захотелось новичкам попробовать даров природы, с которой им Богом и Командованием было предназначено общаться в ближайшие годы.
Кедры, правда, на дальнем склоне жидковаты. Да и далеко. Подняли головы - а над ними «закрома родины». Ветви кедра так и ломятся под тяжестью шишек. Одна проблема - высоко. Хоть и летчики, а крыльев нет. И по стволу не заберешься, когда и ровная земля покачивается. Пробовали ногами пинать и камнями сбивать - лесному великану эти штучки нипочем.
И тут один из лейтенантов вспомнил, что когда ходил на вершину «по делу», то видел там несколько бревен. Таран! Это выход! Через пару минут вся компания была наверху. Выбрали бревнышко поприличней и поудобней. Подняли. Прицелились в стоящий метрах в трехстах кедр. Раздалась команда и офицеры пошли в атаку.
Увлекаемые весом «тарана» они быстро набирали скорость и, наверное, снесли бы облюбованное дерево, но, то ли рельеф изменил траекторию, то ли глазомер «впередсмотрящего» подвел. В общем, промахнулись они мимо мишени. Видимо, самонаводящимися ракетами стрелять сподручней.
Бегут летчики по склону с бревном со скоростью курьерского поезда, орут непотребно, слабеющие от хмеля ноги подкашиваются. Бросить бы бревно, да схватили они его не с одной стороны, а «шахматно», и, если бросить, то ноги, кому-нибудь, точно переломает.
Склон тянулся метров на восемьсот, а сил все меньше…
В это время из ворот части строем выходила рота солдат из обслуги. Бойцы оторопели, увидев, что с горы на них с ревом несутся лейтенанты с бревном. Перепугавшийся не меньше их офицер только успел подать не уставную команду «Съе…ся!»
Солдаты рассыпались по сторонам и летчики, снеся железные ворота ворвались на территорию военного городка, пронеслись с воинственным кличем по центральной аллее, распугивая зазевавшихся, и влетели на площадку перед штабом.
Только тут бревно потеряло инерцию и обессилевшие лейтенанты кеглями попадали к ногам вышедшего на крыльцо командира, который, потеряв дар речи, с отвисшей челюстью наблюдал за этой «психической атакой» свежеиспеченных офицеров.
Пришлось лейтенантам начинать свою службу не с полетов, а с починки разрушенных ими ворот. А все сослуживцы, включая солдат, по малейшему поводу стали отправлять их «кедр обтрясать», доводя летчиков до тихого помешательства.
А кедр так и стоит, не потеряв ни одной шишки. Неспроста, видимо, считался он священным.
Из ангара выплывают на «взлетку»
Военно воздушные силы страны,
И на крыльях стальных взмывают в небо,
Наши «Витязи» наши «Стрижи»
Соколы на страже неба русского,
Красота, что и глаз не отвесть,
На фюзеляжных красных звездах,
Наше мужество, сила и честь.
В вальсе кружат стальные птицы,
Дух захватывает зрелище, кричу,
Летчики моей родной России,
Как же сильно я вас всех люблю.
Сибирь.
Copyright: Екатерина Комарова 2, 2013
Свидетельство о публикации 113 012 102 957
Во время вывода ЗГВ из Германии на транспортнике 76-м вывозили некое секретное оборудование. Кому то из Штаба пришла в голову нелепая мысль, что НАТО устроит после взлета провокацию и каким-то образом «спустит» самолет с небес. Например устроит столкновение с другим самолетом.
Командование всерьез перепугалось и решило на всякий случай выделить в сопровождение 2 истре%%теля: отпугивать НАТО и не только над «вновь вражеской» территории, а аж до аэродрома назначения. Разумеется, взлет прошел нормально и вскоре самолет уже летел над родной землицей.
Но к тому времени пилотам истре%%телей надоело тащиться за медленным бегемотом, жопы затекли от долгого сидения и они начали озорничать: то самолет облетят, то какую нить бочку сделают. И при этом подначивают пилота транспортника «Ну что, сможешь так на своей развалюхе? Слабо? «.
Пилот транспортника молчал, молчал, а потом говорит:
- А хотите, я на своем самолете покажу такое, чего вы на своих истре%%телях повторить не сможите?
- Да? И чего же такого твоя баржа умеет?
- Вот смотрите.
10 минут самолет летит по прямой. В эфире полная тишина. Наконец, пилот одного из истре%%телей не выдерживает и выходит в эфир:
- Ну, ты что-нибудь делать собираешь? Или передумал?
Транспортник им и отвечает спокойным голосом:
- А я уже все сделал.
- Ну и что же ты сделал такого?
- Что что… Сходил посрать и покурил…
У летчиков есть тост: «Выпьем за то, чтобы количество взлетов равнялось количеству посадок». Хочется пожелать то же самое нашим политикам и олигархам…
Первый полет
Знакомый пилот рассказывал.
Два аэродрома довольно рядом (по авиационным меркам) один военный - другой гражданский. Первый самостоятельный полет курсанта на реактивном самолете. Взлетает, делает коробочку, и от осознания собственной важности (как никак пилот блин!) курсанта поперло - видит рядом летит ТУшка, проходит рядом, помахал крыльями. Приземлился, довольный выпрыгивает с самолета - видит сзади эта ТУшка на посадку заходит. Шок.
потом пилота ТУшки спрашивают - что за фигня - тот отвечает: А я то че - подлетает военный самолет, машет крыльями типа следуй за мной, а то стрелять буду, а у меня сто пассажиров на борту…
-----------------
Бракованные МИГи
Далекие 50-е годы. Хищное око израильских сионистов и мирового империализма недобро моргает на Египет. Истинный друг всех арабов СССР решает снабдить своих прогрессивных друзей прогрессивной техникой и высылает им корабли, полные МиГ-15. Через некоторое время после прихода кораблей и отбытия в Египет группы натренированных в СССР египетских летчиков из Египта раздается крик: «Вы шлёте нам неисправные бракованные МиГи! Летчики с трудом на них летают!»
У нас, естественно, возбуждение, требования снять к чертям собачим директора Комсомольского авиазавода, но охладевают и решают послать в Египет специалистов и заводского испытателя.
Приезжают на аэродром. Летчик, бывший фронтовик, матерится: «Да что же вы несете… да у нас же любой летчик на МиГе… Да что у вас за летчики… Да я вам сейчас класс покажу…». Подходит к самолету, запрыгивает, стартует и взлетает. Обещанный класс в воздухе не происходит и полет выглядит как-то бледно. Египтяне на земле пищат от радости и торжествуют. Приземление. Летчик вылезает из самолета, садится прямо на бетон и закуривает. Потом задумчиво произносит: «Беру свои слова о ваших летчиках обратно… Летать на самолете в заводской смазке и с узлами, заблокированными в транспортировочное положение, это надо уметь…»
Оказывается, простодушные арабы сняли пару фиксаторов, что уж явно бросались в глаза, а остальное оставили так. Смазку, изоленту, стопоры - все оставили как было. И ведь летали!!!
Я еще не в угаре,
не втиснулся в роль.
Как узнаешь в ангаре,
кто - раб, кто - король,
Кто сильней, кто слабей, кто плохой, кто хороший,
Кто кого допечет,
допытает, дожмет:
Летуна самолет
или наоборот? -
На земле притворилась машина - святошей.
Извините, что так длинно, но из песни слов не выкинуть.
Приключилось это в 1992 году, период моего обучения на пилота гражданской авиации. По плану, весь наш факультет (около сотни весьма веселых и находчивых морд) 2,5 года учился в Киеве, а стальные 2,5 года - в Кировограде. Разумеется, после переезда в Киеве почти у всех остались подружки, не навестить которых было бы просто преступно. Ну, и примерно раз в две недели мы старались в стольном городе на выходные отмечаться. До Киева добирались как принято у нас - все летчики братья (за исключением некоторых потерянных личностей), поэтому экипажу пару пузырьков (им радость и нам приятно), а мы либо в салоне, либо в кабине.
Это была присказка. Теперь к делу. Собрались мы «со товарищи» в очередной раз в Киев, договорились с экипажем, стоим в кабине и ждем, пока дежурная уйдет. Один из летчиков предупредил:
- Парни, дежурная сегодня зломерзкая, выгонит нахрен, поэтому стойте в кабине до взлета, а потом смело топайте в багажный отсек, в салоне мест вряд ли найдете.
(Поясню: в Ан-24 багажный отсек находится в хвосте и отделен от салона только шторами). Ладненько, нам-то все равно как лететь, тем более полет занимал чуть меньше часа. Самолет взлетает, и мы вчетвером спокойно выходим из пилотской кабины и гордо двигаемся через весь салон в багажник. (Небольшая, но важная для рассказа деталь: чтобы пройти без проблем на перрон приходилось надевать форму, а поскольку дело было зимой, то все мы были еще и в летных куртках,
пассажирский «взлетный мандраж». Добравшись до багажника мы положили на пол парочку чемоданов и уютно устроились на них.
Получилось так, что я сел в самом проеме, где должна была висеть штора (ее уже давно оборвали), спиной к пассажирам. Только я собрался покемарить, как один из товарищей достает бутыль с зеленым змием и колбасу:
- У меня день рождения завтра, а мы не увидимся (он сам киевлянин), давайте сейчас это дело и отметим.
Упрашивать никого не пришлось, через пару минут из очередного чемодана соорудили столик фуршетный и начали человека поздравлять. Прошло минут 15−20, мы уже в приподнятом настроении, разговоры разговариваем, и тут кто-то меня по плечу сзади хлопает. Оборачиваюсь - стоит дядька, (ему бы в фильмах по Гоголю сниматься без грима: сто процентный хохол. Пузо необъятное, тыква лысая, в руках шапка размером с канализационную крышку, одно ухо которой торчит строго вверх, и в дохе. Стоит и смотрит на нас. Беру стаканчик, протягиваю ему. Мужик смотрит на стакан (на то, что внутри, точнее), глотает слюну, и говорит:
- Та ни-и, я делэгат от пассажиров…
Далее очень длинная пауза. Я не вытерпел:
- И что?
Мужик:
- Я делэгат от пассажиров… - опять пауза.
Тут уже все начали возмущаться, что, мол, на всех пассажиров у нас не хватит, давай бахни стакан - и на свое место баиньки.
Мужик:
- Та ни-и, я же делЭгат… Вы вот тут сидите, пьете, а самолет, понимаешь, летит. А скоро, понимаешь, Киев… Пассажиры волнуются, просят вас обратно, понимаешь, в кабину …
И тут только я допер, почему вся толпа так на нас смотрела (и, видимо, продолжала смотреть, я спиной к ним сидел). Они решили, что мы - экипаж. Сидим, «понимаешь» водочку употребляем, вместо что бы самолет пилотировать… Вот они гонца и отрядили. Как говорится «И тут Остапа понесло», на меня снизошло вдохновение:
- Делегат, - говорю, - ты не трясись. Сейчас на ваших глазах происходит испытание новой авиационной компьютерной навигационной системы - самолет сам взлетит, ты это видел, наберет высоту, снизиться, сядет и даже зарулит на стоянку. Нам запрещено заходить в кабину, до окончания полета. Так и передай народу.
Свободен.
Мужичонка понуро развернулся и поплелся ответ держать перед пассажирами. Гляжу - народ пристегиваться начал, сумки с верхних полок снимать, читать таблички, где написано, какую позу принять при аварийной посадке (некоторые даже тренироваться начали). Пока мы смеялись - самолет снизился, сел, зарулил. Народ сидит позеленевщий, сопли бахромой висят, никто не шелохнется, к выходу не прут по головам друг друга.
Идеальный пассажир, одним словом. А когда остановились двигатели, и из кабины показался экипаж - начался Содом и Гоморра. Вначале небольшая пауза с гробовой тишиной (переваривали, осознавали), а потом рев хохота, друг друга по спине хлопают, поздравляют друг друга (с чем, интересно?), и самое главное - тычут в делегата, пальцами у виска крутят и тащатся, мол, какой дурак - поверил, чуть в штаны не навалил (а сами, типа, смелые и умные, не поверили). Еще стоит отметить выражение лица стюардессы - она-то не при делах была. Стоит, то на юбку себе смотрит, то на колготки (дырки ищет, а иначе чего люди то ржут как лошади?) и так минуты 2−3. А мы, вдоволь нарадовавшись зрелищем, потихоньку слиняли, а то ить и по фейсу не долго получить, когда радость уляжется.
В 60-е годы на боевых самолетах начали устанавливать речевые информаторы (РИ). Штука это в общем-то нехитрая, представляет собой маленький магнитофон, на который заранее записаны всякие жизнеутверждающие сообщения, типа: «Внимание! Пожар в двигателе!» или «Внимание! Отказ гидросистемы!». В аварийной ситуации нужное сообщение автоматически выбирается и летчик его слышит через СПУ (самолетное переговорное устройство). Поскольку магнитофон этот записывал не на пленку, а на тонкую проволоку, качество речи было довольно своеобразным. Достаточно сказать, что мужской голос на него записывать было нельзя, т.к. низкие частоты напоминали голос из трехлитровой банки… Поэтому все сообщения записывались женским голосом. Летчики о РИ, естественно, знали, но - чисто теоретически, т.к. серьезные отказы случались редко. И вот, в одном тихом учебном полете из-за ложного срабатывания датчика (это выянили потом) запустился РИ и выдал летчику в СПУ приятным женским голосом: «Внимание! Пожар в двигателе!» «Внимание! Пожар в двигателе!» Обалдевший от неожиданности летчик заорал: «Баба на борту!!!» и рванул рычаг катапульты.
Наземный расчет боевого управления после такого сообщения с борта впал в тихое умоисступление и еще долго не мог понять, откуда на одноместном истребителе взялась баба и почему летчик прекратил связь…