однажды ты увидешь его…
однажды ты увидешь её…
с этого однажды начинается целая история…
история любви и история семьи…
Эфроимсон это тот, кого осудили за повторение Геббелевской пропаганды о зверствах советских солдат на немецкой территории.
Увы нам не дано вернуть прошлое…
Но зато мы можем … так его вывернуть
Однажды сидела швея на берегу реки, шила и обронила наперсток в реку. Заплакала швея горькими слезами. Появился перед ней Господь и спросил:
- О чем плачешь, женщина?
- О, мой наперсток упал в воду, а я только шитьем могу зарабатывать и поддерживать мою семью!
Тогда Господь достал из воды золотой наперсток с сапфирами.
- Это твой?
- Нет.
Тогда достал он золотой наперсток с рубинами.
-Это твой?
-Нет.
Тогда достал он простенький кожаный наперсток
-Это твой?
- Да, мой.
Господь оценил честность женщины и подарил ей все три наперстка.
Несколько лет спустя эта же швея гуляла у реки с мужем, и вдруг муж упал в реку и не появился на поверхности воды. Заплакала женщина, и вновь явился Господь и решил помочь ей. Извлек он из воды Джорджа Клуни.
- Это твой муж?
- Да, - ответила швея.
- Ты солгала! - рассердился Господь.
- Да, я солгала, - заплакала женщина.- Прости меня, и выслушай. Если бы я сказала «нет», ты бы вытащил из воды Брэда Пита. Если бы я вновь сказала «нет», ты бы извлек моего мужа. А потом, услышав мой честный ответ, подарил бы мне всех троих! Но я уже не в том возрасте, да и здоровье не позволяет жить с тремя мужьями! Только поэтому я ответила «да» на Клуни!
И Господь оставил ей Джорджа Клуни.
Как доказать, что тяга к земле горожанина-залог государственной мощи, некие дрожжи патриотизма, как способствовать этой тенденции, а не противится ей? А ведь как ещё противятся-«обогащение"и прочие россказни! Какое обогащение?! Если каждый будет иметь свою зелень, свои огурцы и помидоры, свои фрукты-это же такая подмога государству! Так ведь нет же, боятся дачника, и все тут, отучают людей от копания в земле, от счастья общения с нею;растёт иждивенчество…
Шико - придворный шут Генриха III и Генриха IV
Родился в Гасконии в дворянской семье. (1540−1591) Настоящее имя - Жан-Антуан д’Англере. Шико был необычным шутом. Он не одевался в пестрые шутовские одежды, не носил дурацкий колпак с бубенчиками на голове, не ходил в длинных скороходах с задранными носами. В общем, он совсем не походил на скомороха, а одевался просто и со вкусом, вкусом дворянина.
В то время один недобрый взгляд в сторону короля мог обойтись очень дорого. А Шико при дворе Валуа было позволено все. Полная свобода и неограниченные возможности: шут может сидеть на королевском троне, может стоять впереди короля, может - позади него и даже рядом с ним, шут может говорить от имени короля и передразнивать его. Шико мог улечься спать посреди зала во время королевской аудиенции, показывая, как она скучна и бессмысленна, мог прилюдно обозвать короля дураком.
Шико имел потрясающее чувство юмора, от его дурачеств король просто помирал со смеху. Сам он при этом даже не улыбался. Он был в меру серьезен и смешон. Шико любил распевать духовные гимны, декламировать стихотворные сатиры, составлять модные в то время сатирические анаграммы, запросто находя в любом имени донельзя обидное.
Король очень любил Шико и считал его самым близким своим другом. Он доверял ему дела государственной важности и часто обращался за мудрым советом. Шико отвечал королю взаимностью. Он любил и оберегал Генриха Валуа, не раз выручал в трудных ситуациях, раскрывал заговоры. Они были неразлучны. Всегда вместе. Король и Шут.
Пускай имеем мы лишь дырку к чаю,
Поскольку съеден старый добрый бублик,
Я внутренне, как прежде ощущаю:
Я - гражданин пятнадцати республик!
Чешский ученый-патриот Ян Гус, боровшийся за освобождение своего народа, был возведен католическим церковным собором на костер как опасный еретик, враг истинной церкви. Стоя на костре, мученик заметил дряхлую старуху, которая, вполне уверенная, что делает благое дело, принесла свою охапку хвороста для костра. «О sancta simplicitas», - с горькой усмешкой воскликнул Гус: за счастье старой женщины он боролся, она же с лучшими намерениями служила его мучителям.
Все мы - герои ненаписанных романов.
БРАТЬЯ
Авель Каину был брат,
Каин брату был не рад.
Хоть и грустен этот факт,
Нет с тех пор пути назад.
Поспешные оценки, кавалерийские наскоки на историю наносят нравственный урон обществу.
Пьяные матросы вышли в царский сад и увидели перед собой Царского сына; злорадно оскалившись, они заорали:"Ну что, Царь несостоявшийся?! Эх, заживем теперь без вас!" - и засмеялись, так им хотелось унизить этого арестованного больного двенадцатилетнего ребенка. Но тут смех их стал резко смолкать и заглох: они увидели перед собой не больного униженного ребенка - на них смотрели глаза юного несостоявшегося Царя. Царя!!! «И как же вы теперь заживете?» Они растерялись и слегка потупились перед Царевичем, а тот, вдруг улыбнувшись сказал:"Христос воскресе, братцы!". «Воистину воскресе!» - вытянувшись во весь рост, дружно грянули они
Из воспоминаний солдат охраны. 1917 г.
Он смотрел на солдат и молчал,
Идущий на царство, пришедший на муки.
Ну что, «недоцарь», - один прокричал
Смеясь и воздев к небу руки.
Юнец улыбнулся и смело взглянул
На стаю солдат, а по сути шакалов.
Хохот замолк и уста тот сомкнул,
Что сына Царя унижали.
Он, словно Христос пред народом стоял,
Зовущим Его на распятье.
- Добра вам всем, братцы, -
Царевич сказал,
Что было для многих проклятьем.
Христос Воскресе! Промолвил юнец.
И шапки наотмашь бросали…
Воистину Воскресе! воспрянули те,
Что сами себя в душе проклинали.
Великая революция заложила основы Государства.
Основы - это фундамент, а фундамент тем и отличается от остального строения, что его не видно.
Его закапывают в землю, как покойника, и никто не знает, что там в основе этого Государства.
А когда-то, что было заложено в фундаменте, вышло наружу, населению пришлось заложить последнее, чтоб удержаться на поверхности, а не пойти вслед за фундаментом в землю.
Потом, когда закладывать стало нечего, принялись закладывать друг друга.
Некоторых так далеко заложили, что до сих пор не могут найти.
И тогда на них махнули рукой.
И на себя махнули рукой.
И стали просто закладывать за галстук.
А когда и галстука не осталось, стали закладывать за воротник.
Но Государство все-таки заложили.
Так заложили, что теперь неизвестно, у кого выкупать.
В двух верстах от реки Двины -
я ходил и пройду не раз…
Отголоски, все, той войны,
хорошо и видны сейчас…
Провалившийся, внутрь, блиндаж
и окопов нестройный ряд,
где когда-то Двинской был пляж,
сквозь лесин вековых стоят.
И потомки, тех, муравьев,
что прапрадеда и не помнят,
заползают на след боев -
чуть заметный могильный холмик…
Он уж мохом порос давно,
где когда-то шумели травы…
В двух верстах от реки Двины
память прошлой беды… и славы.
прежде чем человеку родиться,
у него уже есть биография…