Сильный не тот, кто не плачет. Сильный тот, кто улыбается сквозь слезы.
Подамся в «оборотни», пусть меня коррумпируют по полной!
Делайте ставки, дамы и господа! Нам нужен ваш взнос.
Раз вы пришли сюда - значит, платите сполна.
В правом углу на ринге Иисус Христос,
В левом - уже знакомый вам Сатана.
В зале совсем не осталось свободных мест и я Сбился со счета в этом каскаде гримас.
Двадцать веков ожиданья второго пришествия
Ради вот этой финальной схватки за нас.
Дамы сверкают сапфирами и коленями.
И, в свете событий, их также нелепо убранство,
Как граффити под ренессансными гобеленами,
Но переодеться, возможно, не будет шанса.
Господа сняли вклады, хранимые в банковском ящике
И, поставив на черное, спутниц целуют в бусы.
Все ведь знают, что после удара по правой щеке
Хук слева вряд ли последует от Иисуса.
Этот Бой состоится. Ни сегодня, ни завтра, но скоро.
И не пытайся выползти в этой борьбе.
В верхнем правом углу твоего монитора -
Крестик, поставленный Господом на тебе.
Открываю двери, «ЧУДО» на пороге…
-обещай, мамулька, что не будешь строгой…
И искрятся глазки радостью, лукавством…
- ЧТОБЫ НЕ СЛУЧИЛОСЬ, ТЫ МОЕ ЛЕКАРСТВО…
Ты мой солнца лучик, ты моя отрада…
- занавески в дырах … ну, конечно рада…
И цветы в букете, будто бы живые…
Ну, а дыры в тюли вовсе не большие…
Вместо дырок рюши… Видишь, как красиво…
Ведь на память маме подарили диво…
Не могут люди без грешения
Понять значение прощения
Одно тому есть оправдание,
Не укрепляют сострадание.
Ведь я в тебе, а ты во мне
я - ты, ты - я, он- я и ты
я он ты - мы, мы - я он ты
на Я Ты Он дана Она
и имя ей - Грешения !
Представь на миг, что это не с тобой: футболка (класть на полку не приучишь),
Щетина (Бармалей и зверобой, побрейся, до чего же ты колючий),
Гитара (а с гитарой он смешной, старается и шутит - я не Моцарт)…
Представь, что он сидит к тебе спиной.
И сколько ни смотри - не обернется.
Не спросит: «Гренки сделать или как? Сосиски, может?» - и не сварит кофе,
Не буркнет про соседа: «Блин, дурак, паркуется, как слон - а, в общем, по фиг».
Не обернется… обер…оба-два…его словечки. Просто так не вынуть.
Сидит спиной.
Слова, слова, слова.
Отдайте лица - ненавижу спины!
Слова, слова. Сплошное «парле ву». Слова - «люблю», «единственный» и «дорог».
Дельфиньи спины слов в туман плывут, и спины тополей уходят в морок,
И, Бога проклиная, тонет Ной: спина ковчега - просто старый ящик.
Все потому, что он сидит спиной.
Представила?
И представляй почаще.
Да, представляй, что это не с тобой: улыбка, голос, руки на баранке,
«Парламент», свитер серо-голубой, одеколон, дурашливое «данке».
Да, представляй, что вы - почти враги, и что пустое слово - плоть едина.
Слова, слова.
Ты молча береги.
А отвернется - гладь родную спину.
Играю я в игры азартные.
Со своей жизнью-жизнь одна.
Тропа по ней моя не всегда гладкая.
Тропу такую я выбрала сама.
пр Жизнь моя как птица перелетная.
Куда же ты несешь меня?
То поднимаешь под небеса.
То падаю откуда-то сверху я.
Играю в игры я азартные.
И жизнь моя как рулетка.
Бывает ставлю я на черное.
Судьба все блага в жизни мне дает так редко.
Сыграю со своей жизнью в игру азартную
Найду туза козырного из всех карт.
И пойду тропою своей гладкою
Жизнь моя-игра в азарт.
Жизнь.Жизнь моя тропа нелегкая.
Кто сказал что жизнь игра?
Играю в карты с жизнью-добровольно я.
Я выбрала такую жизнь-ей БОГ судья
Из одного ручья вода,
Но только - в разные сосуды…
В одном - прозрачна, как слеза.
В другом - становится вдруг мутной.
Один - пригубит из ручья,
И тихо отойдёт в сторонку.
Другой - напьётся, и - кричать
Вдруг начинает очень громко,
И восхвалять на все лады
Свою недюжинную силу,
Что появилась от воды,
Испитой залпом, торопливо.
А тот, кто только пригубил -
Он шепчет тихую молитву,
И просит: «Боже, дай же сил
Тому, кто Чудом поделился».
Вот так бывает: на двоих
Один источник Вдохновения.
Для одного - всего лишь стих,
А для другого - Озаренье…
Как всегда - пока мозг думает, задница уже приняла решение.
Женщине, у которой есть маленькая собачка, мужчина уже не нужен.
Настоящие друзья как детские варежки на резинке… сколько жизнь не раскидывает вас - все равно не теряются.
В порыве страсти многое сказать
Возможно [ведь на то она и страсть],
Укрыв реальность призрачным туманом,
Но ничего, при этом, не терять.
А можно, просто делать умный вид,
Который ни о чём не говорит,
Похоронив и веру, и надежду,
Себя от светлого пытаясь оградить.
Из двух - одно пытаясь выбирать,
Решает каждый сам, как поступать:
Душе себя доверить, иль расчёту,
Рискуя всё и сразу потерять.
время- полдень, состояние- ночь глубокая. я-то в чем пред вами провинилась?
Когда-то я подрабатывала чтением лекций.
То ещё развлечение.
С восьми до пяти на работе, потом галопом через пол-города, до одиннадцати рта не закрываешь, к полуночи добираешься домой и уже ничего не хочешь - ни денег, ни счастья. К концу занятий у меня в глазах темнело от голода и приходилось говорить погромче, дабы заглушить взывающий к разуму желудок. Самое поганое - в одной группе был красномордый (и тупой!) мужик, так он выкладывал на стол ссобойку, пялился на доску пустыми рыбьими глазами и вдумчиво пережёвывал свои бутерброды. Ссобойка была объёмистой, хватало надолго. Убила бы.
Тогда мы с ней и познакомились. В перерыв она как-то незаметно подсунула мне яблоко. Вдвойне подаёт тот, кто подаёт вовремя.
Обыкновенная, одна из многих, разве что держалась отстранённо от всех.
Оказалось, что она живёт через два дома от моего, и после занятий мы с ней иногда шли вдвоём. Я, вообще-то, болтлива и не люблю пауз, но от усталости у меня не ворочался язык, а она молчала. Бывает правильное молчание - не тяготит.
Курс закончился, иногда мы сталкивались в магазине, на остановке, здрасьте-здрасьте, не более.
Прошло ещё лет 8, у меня стряслись какие-то неприятности, причину их не припомнить, но ходила вся в страданиях и с неизбывной печалью на лице.
И снова встретила её, в гастрономе, кажется.
Она посмотрела внимательно и сказала: - Пойдёмте ко мне, тут рядом, помните? Я вас кофе с коньяком напою, у меня отличный кофе, и коньяк неплох.
От неожиданности я согласилась.
Там у неё, в старой квартире со старой мебелью, мы как-то на удивление быстро надрались, и её, сдержанную, с застёгнутой на все пуговицы душой вдруг прорвало.
Она говорила часа три, спокойно, без слезы, без надрыва.
Как не про себя.
Второй раз в жизни мне было непереносимо стыдно за свои придуманные на ровном месте трагедии. Первый раз был в Крыму, когда меня, здоровую дурищу с руками-ногами, рыдающую, потому что не так посмотрели и не то сказали, утешал мальчик-колясочник.
Её нашли на дороге. Деревенские тётки рано утром вышли к автобусу, везли ягоду на базар в райцентр, а на скамейке сидела девочка. Одна.
Она не помнит. Много позже читала своё личное дело - ребёнок женского пола, возраст примерно два года, одет в голубой трикотажный костюм, жёлтые сандалии, на голове желтая панамка, меток на одежде не обнаружено. Ребёнок не разговаривает. Не испуган, охотно идёт к незнакомым.
Никаких аварий ни в области, ни в республике, никаких заявлений о пропавших детях.
Девочки в детдоме любили рассказывать, как прежде жили с мамами и папами, ну, мамы поголовно артистки, папы почти космонавты.
И ей больше всего на свете хотелось вспомнить. Но что вспоминать, что может запомнить ребёнок в два года.
Про два первых своих детдома сказала только, что там было нехорошо. Когда была в восьмом классе, повезло, перевели в другой, не то чтобы в том другом детей обожали, но не сравнить.
Ходили в обычную школу, держались вместе. Математику вёл старенький учитель, месяц присматривался, затем оставил после уроков её и ещё двух мальчишек и объявил, что у них есть голова, в голове присутствуют мозги, и потому им нужно учиться, а не просто посещать. И вот нравится им или нет - ему всё равно, но теперь три раза в неделю они будут приходить к нему домой после уроков и заниматься. Началось с математики, но он их и диктанты писать заставлял, и физику объяснял, и немецкий спрашивал. А главное - она приходила в настоящий, в домашний дом.
Все трое поступили в приличные институты, ей и одному из мальчиков даже льготами для сирот не пришлось воспользоваться.
Дали общежитие. Трудно было с деньгами, не умела с ними обращаться, поначалу разлетались со свистом, но научилась.
Зимой, перед самой сессией у соседки пропали золотые серёжки. Кто ещё их мог взять, кроме детдомовки. Она не стала доказывать непричастность, собрала вещички и ушла. Днём ходила на занятия, стараясь не видеть косые взгляды, ночью пыталась спать на вокзале и понимала, что институт закончился. А через несколько дней возле аудитории её поджидал учитель. Откуда он узнал, неизвестно. Сказал только: - Вещи твои в камере хранения? Пойдём заберёшь их, будешь жить у меня.
Учитель давно вдовел, детей у них с покойной женой не было, близких родственников тоже.
После занятий она летела домой.
Домой.
Через месяц некий доброхот написал кляузу, старый хрыч сожительствует с юной девицей и при этом смеет, извращенец, воспитывать подрастающее поколение.
Учитель никому и ничего не собирался доказывать, просидел неделю дома с чёрным лицом и ежедневным вызовом скорой, потом сказал, что им нужно расписаться, ему семьдесят четыре, сердце на честном слове, случись что, её отсюда вышвырнут. В загсе пришли в ужас, отказались принимать заявление, помог кто-то из бывших учеников, расписали и прописали.
Сердце выдержало, а другое диагностировали на последней, четвёртой стадии, три-четыре месяца максимум. Он собрался умирать в больнице, опять-таки бывший ученик похлопотал. В ответ она устроила первый и последний в жизни своей скандал, с битьём посуды и истерикой, кричала, пусть только попробует, ноги тогда её ни в квартире, ни в больнице не будет.
И он остался.
И прожил ещё почти три года.
Последний год ему стало совсем худо, и она взяла академический, научилась делать уколы и не плакать при нём, потом на кухне можно.
Три года она не была сиротой.
Учитель умер, на похороны пришли человек двести, сами организовали поминки, говорили, каким он был замечательным, она не слушала, зачем, она и так это знала.
Ночью после похорон ей приснился странный сон, будто она, совсем маленькая, стоит на стуле у окна, держится за широкий подоконник, на подконнике ванька-мокрый в глиняном горшке и кактус в жестяной банке, кактус трогать нельзя, он колючий, напротив жёлтый кирпичный дом с высокими окнами, справа со звоном и дребезгом выезжает красный трамвай, громыхает под окном и поворачивает за угол.
Она решила, что это правда, что наконец вспомнила. Что учитель каким-то образом прислал ей воспоминание. Оттуда.
Закончила институт, предлагали аспирантуру, не захотела, распределилась в довольно убогую контору, зато с командировками.
Куда командировок не было, ездила сама за отгулы или в отпуске.
Главное, чтобы в городе был трамвай.
Она хотела найти.
Потом мы ещё несколько раз встречались случайно.
Обе делали вид, что того разговора не было.
Я видела её на прошлой неделе.
Она мало изменилась.
Уже лет 10 живёт в другой стране.
Её история давно со мной, я и раньше хотела рассказать о ней.
Но тут не тот случай, когда можно без позволения.
Она разрешила.
Без имён, без места действия.
Всё ещё ищет.
Вот опять приехала.
слова парня.
а может оно того стоило. ну и что, что она истеричка, ну и что, что гордая и не звонит тебе первая, да и вообще не звонит, да может у нее воспитание такое, если ты чувствовал, что это твой человек, если она тебе родной стала. то какого чёрта ты придираешься к тому, что она порой не может позвонить, или написать? да блять половина девушек такие. не спорю, есть те, которые не истерят, у них нет гордости, с ними легче, с ними любовь другая. а я хочу именно бешеной любви, чтоб она загоняла, ревновала, да, мне нужны эмоции, а не тухлое - пупсик, зайка, каждому своё. я о чем вообще начал: не нужно разменивать луну считая звезды, если ты чувствуешь, что она твое - будь мужиком, не надо обижаться, или делать неправильные выводы если она не позвонила, да Господи, ждать звонка от девушки удел малолетних мальчиков. терпи ее истерики - если ты ее выбрал, потому что девочки, ну большинство ведь такие, а не бросай ее ради легких путей, хотя. нет. хочешь спокойную, тихую? знаешь я таких овощем называю, то да конечно меняй свою истеричку на таких тихонь. а я для себя понял, я хочу именно бешеной любви, этих бешеных эмоций, с ее загонами, истериками, ревностью, выносом мозга, знаешь. после таких ссор такое дикое желание ее прижать к себе, и понимать она твоя, ну тут не каждый поймет. так что каждый решает быть с овцой, или приручить тигрицу.