слушай, а давай удерём.
завтра хватятся, а пташек и нет.
если двинемся мы в путь где-то к трём,
то к обеду по запутаем след.
слушай, а давай улетим,
разбежавшись, парапет оттолкнём.
сходу - в облако, где снег, как ватин…
говорят, что там уютно… вдвоём.
слушай, а давай уплывём
в сине море с патриарших прудов,
там где солнца ввечеру окаём
изменяется от злата в бордо.
слушай, а давай будем жить,
пропади он, этот прОклятый рай.
ну, пожалуйста, прошу: побожись…
умоляю: только… не умирай.
Лучше несчастливая жизнь замужем за богатым, чем, как говорится, рай в шалаше. Не бывает в шалаше рая. А там, куда ты отправляешься, у тебя больше шансов стать если не счастливой, так богатой. А не выгорит дело - сядешь в автобус да прикатишь домой.
Дать предателю второй шанс тоже самое, что дать вторую пулю человекую который не попал в тебя с первого раза.
За пеленой проблем и в суете
Забыли мы, простые в жизни вещи
Забыли о душе и доброте
И думаем все больше о корысти
Порой на улице бездомный пес
Так преданно и ласково играет
В твои глаза он смотри и взывает.
Ты покорми меня. не проходи. не брось.
Мы все спешим. торопимся куда то.
Не видим, или не хотим смотреть
Как стариков из дома выгоняют
Родные дети… лишь бы жилье угреть.
Испорчен мир… другими стали люди.
Что будет дальше, трудно мне судить
Но горько на душе мне и досадно
Что я не в силах это изменить
Р.S. Давайте все научимся добрее быть…
Вместо того, чтобы проклинать то место, где ты упал, следовало найти то, на чём ты поскользнулся.
Чем старше становишься, тем меньше хочется этих дешевых интриг, пустых спектаклей, истерик. Хочется всего лишь уютный домик, вкусный ужин и человека, который знает сколько сахара положить в твой чай.
Пусть будет все не так как будет
Пусть будет все, как я хочу!
Пусть по земле все ходят люди
А я как птица полечу
Мне кто-то в след рукой помашет
Как перелетным журавлям
А звезды путь в ночи укажут
К другим… неведомым мирам
Где звон ручья, шум водопада
И птиц волшебных голоса
Там где всегда со мной ты рядом…
А на лугах блестит роса
Пусть будет все не так как будет
Пусть будет все, как я хочу!
Пусть лучик солнечный нас будит
«Люблю», тебе я прошепчу…
Ты мне тихонько улыбнешься
Целуя нежно поутру
Губами губ моих коснешься
Собой, заполнив пустоту
Ты станешь солнцем на рассвете
Согрев меня в своих лучах
И утону я, не заметив
Как в омуте в твоих глазах
А если вдруг меня осудят
Я рассмеюсь и прокричу!
«Пусть будет все не так как будет…
Пусть будет все, как Я хочу!!!))))
Мальчик играет, конечно, в мячик, мальчик от девочек мячик прячет, если найдут эти дуры мячик, бросят в соседский терновый куст. Мальчик ушёл далеко от дома, местность не очень-то и знакома, но по неписанному закону думает мальчик: «Сейчас вернусь». Мячик цветной и живой почти что, праздник для радостного мальчишки, в первом составе у «Боавишты» или, на крайность, у «Спартака». Гол - аплодируют все трибуны, гол - и ревёт стадион безумно, уно моменто, всего лишь уно, слава настолько уже близка. Воображенье ему рисует: все вратари перед ним пасуют, он переигрывает вчистую всех Канисаресов на земле. Он - нападающий от рожденья, через защиту промчавшись тенью, сеет в соперниках он смятенье, кубки красуются на столе. Мяч улетает куда-то дальше, через дорогу, пожалуй, даже. В следующий раз-то он не промажет, хитрый кручёный - его секрет. Мальчик бежит за мячом вприпрыжку, не замечая машину, слишком быстро летящую на мальчишку. В этот момент замирает вре…
Мама готовит обед на кухне, рыбе два дня: не сварить - протухнет, после, закончив, устало рухнет, будет смотреть по ТВ кино. Пахнет едой и чуть-чуть духами, пульт управления под руками, что по другой, например, программе, тоже какое-то «Мимино». Рыба всё варится, время длится, ночью без мужа давно не спится, хочется днём на часок забыться, чтобы ни звука и темнота, только никак, ни секунды больше, нужно успеть на работу, боже, строже к себе - да куда уж строже, слышите, это я вам, куда? Ночью - сиделкой, а днём - на баре, маму любая работа старит, тут о каком уж мечтать загаре, губы накрасить - минута есть. В маму внезапно стреляет током, что-то сынишка гуляет долго, в ней просыпается чувство долга, тяжек, поди, материнский крест. Мама выходит, подъезд свободен, улица тоже пустует вроде, мама кричит, мол, ты где, Володя, быстро темнеет в пустом дворе. Мамы ведь чувствуют, где их дети: что-то не так, это чует сердце, что-то не то, ощущенье смерти. В этот момент застывает вре…
Виктор сегодня почти доволен, утром пришло sms от Оли, Оля свободна: в бистро, в кино ли, это неважно, но мы пойдём. Виктор влюблён, как мальчишка глупый, зеркалу поутру скалит зубы, носит букеты размером с клумбу, ждёт у окна её под дождём. Виктор на съёмной живёт квартире, классно стреляет в соседнем тире, Виктору двадцать, кажись, четыре, молод, подтянут, вполне умён. Вот, на неделе купил машину, планы на отпуск теперь большие, ехать с друзьями в Париж решили, Олю, возможно, с собой возьмём. Радио бьёт танцевальный ритм, Виктор пьёт пиво с довольным видом, надо себя ограничить литром: всё-таки ехать потом домой. Друг говорит: погоди, останься, скоро начнутся такие танцы, Оля заждётся, поеду, братцы. «Оля, - смеются, - о боже мой!» Виктор садится за руль нетрезвым, скорость он любит, признаться честно, медленно ехать - неинтересно, если ты быстр - то ты в игре. Виктор себя ощущает мачо, красный мустанг по дороге скачет, тут выбегает на трассу мальчик. В этот момент замирает вре…
Время застыло и стало магмой, патокой, мёдом и кашей манной, чем-то таким безусловно странным, вязко-текучим, пустым на вкус. Время расселось в удобном кресле, время не знает «когда» и «если», так как все эти «когда» и «если» пахнут не лучше, чем старый скунс. Если мальчишка не бросит мячик, мячик, естественно, не ускачет, мама, естественно, не заплачет, так, отругает, и это всё. Если водитель не выпьет пива, Оля не будет слегка игрива, сложится паззл вполне красиво: жулик наказан, Малыш спасён. Время не знает, на что решиться, вроде не хочется быть убийцей, только надолго остановиться - это неправильно, сто пудов. Там ведь немного, не больше метра, хуже для паузы нет момента, тут уж какие эксперименты, чуть с поводка - и уже готов.
Здравствуйте, дети. Себя устроив в шкуре любого из трёх героев, пишем об этом красивым строем, на сочинение - полчаса. Пишем, пожалуйста, аккуратно, буквы желательно, чтобы рядно, почерк красиво, легко, нарядно, так, чтобы радовались глаза. Мальчик застыл в двух шагах от смерти, Виктор не видит его - поверьте, маме - бумажка в простом конверте, пишем об этом сквозь «не могу». Пишем о том, что ни дня покоя, пишем о том, что мы все - изгои.
Если рискнёшь написать другое - я у тебя в долгу.
Москва, приём, вызывает Катя, холодный ветер подул некстати, ну, сделай что-либо, Бога ради, замёрзну сейчас к чертям. Ну да, конечно, «я жду трамвая», вот только местность тут кольцевая, на жопе руки отогреваю, машины вокруг летят. Сейчас остановится дальнобойщик, заплатит меньше, запросит больше, посадит раньше, отпустит позже, чем следует отпускать. На «микре» мама, она заметит, тебя, мол, сука, так хоть за смертью, давай, работай, теперь мне светит пахать за десяток Кать. Москва, приём, мне ужасно плохо, я знаю, знаю, что я - дурёха, но, слышишь, кроме тебя и Бога, здесь нет никого совсем. Пусть только ночь пролетит спокойно, пусть будет просто не слишком больно, пусть стихнет ветер, и я довольна. И снова на полосе.
Москва, приём, вызывает Игорь. Мне нужен литр, ты слышишь? Литр. Ну, как в канун Олимпийских игр давали всё по рублю. Сосед вчера уволок пальто-на, а там в кармане, блин, полбатона, ну нет же, слышишь, какой подонок, найду, по лицу вломлю. А нынче очереди - по часу, дожил до стойки, уже, мать, счастлив, плюс отстоишь, как бывает часто, а розового и нет. Потом плетёшься домой побитый, и нету литра - а нужен литр, навстречу - сволочь с бейсбольной битой, и прямо, етить, ко мне. Москва, приём, мне бы просто чтобы пожить спокойно, дожить до гроба, и чтобы шагом, а не галопом - какие знаю слова! Ну ладно, хрен с ним, заначка есть-то, найдётся капелька, чтоб согреться, совсем чуток успокоить сердце, не лопнувшее едва.
Москва, приём, вызывает Оля. Сегодня снова работа в школе, не пожелаю я этой роли, пожалуй что, никому. Такие дети, что просто ужас, у половины - так мать без мужа, для половины лошадка Ксюша полезнее, чем «Муму». Какой там Пушкин, какой Тургенев, тут каждый, знаете, просто гений, и половину зовут - Сергеи, и каждый растит усы. Они крикливы, они задорны, они досрочно знакомы с порно, и на устах у них мат отборный уместнее, чем язык. Москва, приём, мне немного надо. Зарплату выше, метро чтобы рядом, и всё, я буду за этим стадом присматривать, как могу. А так - во мне вызревают бесы, такие, знаешь, что хоть убейся, ну, что поделаешь с лишним весом… Ну, всё, я уже бегу.
Москва, приём, вызывает Петя. Я по утрам на своём мопеде миную пробки и на проспекте паркуюсь, когда везёт. А тут такая, пардон, рутина, и мне становится так противно, что я рисую в «Пейнтбраш» картины, скукожившись, как удод. А шеф проверки проводит редко, не человек - робокоп-танкетка, он с расстояния ловит метко любую мою фигню. И я работаю, как машина, как заводная, поди, пружина, один за княжескую дружину, и хрен ведь кого виню. Москва, приём, мне ужасно скучно, одно и то же, обед и ужин, мне, кстати, тоже не много нужно, чтоб денежным был фриланс. Ну, вот опять, это шеф, конечно, сижу, считаю, прямой, прилежный, а он проносит свой взгляд небрежный всё дальше и мимо нас.
Москва не знает своих героев, своих страдальцев, просить - пустое, когда не можешь нести крест, стоя, неси на карачках крест. Мы - просто клетки, эритроциты, она просеивает сквозь сито всех тех, кто кажется паразитом, кто малый имеет вес. Москва, приём, я кричу в пространство, хотя, не стоит, поди, стараться - ресурс расходуется у раций, а связи-то не даёт.
Молчи, дружок, будь сильней и строже. Ты - часть Москвы. Ты прирос к ней кожей. Ты ненавидишь её, но всё же - цепляешься за неё.
Не жалуйся - благодари.
За все, что прожито сегодня,
с чем ты стал легче и свободней,
чем ты, наполнившись, горишь.
Не жалуйся - храни в себе
слова, прощания и встречи,
все, что цветет, калечит, лечит.
Ведь кем ты стал бы, если без
вот этих истин, мистик, черт
ходил не жив, а с жаждой выжить?..
Не жалуйся - благодари же.
Иначе все оно - зачем?..
Мама
Подул ветер. Мелкий декабрьский снежок стал быстрее засыпать лежащего на земле Серёгу.
Три года назад умерла мама. Промучавшись эти три года без неё, в этот день он решил уйти из жизни. Всё это время, с тех пор как она слегла, и стало ясно, что уже не подымется, Серёга не просыхал. Будущее страшило его.
До тех пор, пока она не умерла, он честно ухаживал за ней, вынося все тяготы. В ночь смерти, когда, впав в беспамятство, она звала маму, свою маму, его, Серёгину бабушку, он сказал ей, умирающей: «Твоя смерть - это моя смерть».
Мама была для него всем - всей его жизнью. От рождения слабый и болезненный, он нуждался в постоянной родительской опеке. Без родителей он не представлял своего существования.
Они были достойными людьми. Ими Серёга гордился. Дед и отец отдали заводу всю жизнь. Дед построил дом и посадил огромный сад. Это был Серёгин мир. Он рос нелюдимым, замкнутым в себе ребёнком. Физическая немощь не позволяла ему полностью разделять игры сверстников. Его миром был сад. Здесь он мог часами сидеть на дереве и любоваться окружающей природой. Птицы, собаки и коты были его друзьями.
Свою жизнь он делил на детство и всё остальное. Детство было прекрасным. Родители любили его и баловали. В этой любви он прожил лучшие годы. Но потом наступило другое время. Бабушка, дедушка и отец уходили из этого мира один за другим.
Завод, стоящий через дорогу, превратился в развалины. Было страшно и больно смотреть на его развороченную крышу, выбитые стёкла и полуразрушенные стены. Мир перевернулся. Короткая семейная жизнь оказалась банальной мелодрамой: она его, полуинвалида, естественно, не любила и часто ему изменяла. Серёга догадывался, сильно переживал и терпел. Но однажды она ушла.
Переменив несколько профессий, он нигде не нашёл себя и существовал на пенсию инвалида.
Мама пережила отца на двадцать лет. Благодаря её любви и заботе, Серёга продолжал жить прежней жизнью, хотя прежний мир рухнул. У всех его окружающих словно бы отняли заботливую Родину-мать и передали на воспитание привокзальной блудливой цыганке, которая то и дело пыталась обокрасть своих приёмных детей.
Такой была «независимость». Все понимали, что в бескровной войне, благодаря предателям, победили американцы. Понимали, но терпели и молчали. А потом из всех щелей выползла всякая мерзость. Словно по зову хозяина. Мерзость быстро превратилась в новых господ.
Но Серёга продолжал жить, отгородившись от всего мира забором, в своём огромном саду вместе с мамой. А когда её не стало, он понял: всё, жизнь для него закончилась. Страшная тоска, которую было не перебить ни вином, ни водкой, постоянно съедала его. Стало ясно: они все там, где-то далеко-далеко, наверняка, в лучшем мире, а он здесь один. - «Как может жить одинокая ветка на дереве, которое умерло» - думал он - «нет, мне без них жизни нет».
И вот сегодня он решил уйти из этого некогда прекрасного, а ныне отвратительного мира. «Это не тот мир» - блуждали" мысли - «мой мир ушёл вместе с ними. Это мир дьявола. Зло победило добро, и все примирились. А я не хочу. Я хочу к ним - к своим родным».
Соседи, зная его нелюдимый нрав, к нему не заглядывали. После смерти мамы он жил в полном одиночестве.
И сегодня он ушёл в свой любимый сад и лёг под огромным деревом.
«Вот и всё» - думал он, засыпая - «мне всегда здесь было хорошо. Отсюда я и уйду к ним. Мама!» - мысленно позвал он, вспомнив, как в свой последний смертный час она звала бабушку, - «мама, я иду к вам! Встречайте меня! Наконец-то, мы снова все будем вместе».
На голой ветке закаркал одинокий ворон. Ветер усилился. Зима всё явственнее вступала в свои права. Год заканчивался. Впереди был Новый год, без Серёги.
Размышления на пороге
Многие из нас ищут свою дорогу к Богу. И, возможно, что поиски этой дороги и есть самое главное для человека. Поскольку Бог знает каждого ещё до момента его рождения, определяет его судьбу и, стало быть, эти поиски.
С улыбкой смотрю на представителей различных христианских течений. На их споры - кто истинный, а кто нет. Понимаю, что всё христианство (как и мусульманство, буддизм, иудаизм) - это попытки человека осмыслить Бога. Смешно… Кто такой Бог и кто такой человек?
Это, как если бы муравей, никуда не выползающий дальше своего муравейника, вдруг попытался бы описать Гималаи. Бред.
Не может быть единой истины, единого учения, единой святой книги. Всё это - человеческие потуги познать Бога и выработать общие правила для всех.
Человечество вообще страдает унификацией: всех под одну гребёнку, под одни законы. Это понятно: стадом легче управлять. Сколько миллионов людишек неплохо жили, эксплуатируя религиозную идею! Шаманы, жрецы, попы, муллы и прочие жулики. Имя им - легион! Не познают Бога в церквях, молельных домах и прочих стадных сборищах. Там лишь манипулируют сознанием и управляют толпой.
С Богом говорят в уединении, вдали от суетного человеческого мира, в нищете и лишениях. Когда душа страдает, она сама находит дорогу к своему Творцу. И он говорит с каждым в отдельности не через попа, старейшину и прочего посредника. Это самые большие грешники перед Богом, поскольку есть жулики, присвоившие себе право толковать волю Создателя.
Он говорит с каждым из нас через душу и совесть.
Почему не может быть общей истины для всех, общего учения? Потому, что за каждым из нас стоит его род, его родители, его тело и его судьба. А дальше следуют наши поступки (у каждого свои), наши грехи и просто ошибки.
Тот, кто сформулировал истину «Каждому своё» - был великим философом. Именно так. Нас миллиарды, и с каждым Он говорит в отдельности, каждому определяет его дорогу в жизни и страдания. Каждому - своя судьба, своя смерть. И тот, кто не понимает этого, есть либо просто дурак, либо жертва человеческих манипуляций.
К моим читателям.
В своей жизни я написал десятки статей на злободневные темы. Время прошло. Одни проблемы сменились другими, на место вчерашних негодяев пришли сегодняшние. Как сказано в Библии, это всё суета и томление духа.
И пусть не обижаются на меня друзья, ждущие статей, бичующих нашу действительность. Вечное - это человеческая душа, её поиски и попытки осмыслить наш мир, найти свою дорогу к Богу.
Не публицистика, а лирика - королева творчества. Не пулемётная дробь жизненной суеты останется после нас, а поэзия добра.
Как написал в своё время Ярослав Смеляков:
«От морей и от гор
Так и веет веками.
Как посмотришь - почувствуешь:
Вечно живём.
Не облатками белыми путь мой усеян,
А облаками.
Не больничным путём от вас ухожу „коридором“,
А Млечным Путём».
Когда тебе нечего будет сказать… Расскажи мне про ярко желтый кленовый лист, найденный тобой под тонким покрывалом первого снега. Расскажи про огни новогодних гирлянд и свою наивную светлую веру в чудо. Расскажи про лица людей, меняющиеся с приходом холодов. Расскажи про смешных суетливых воробьев, клюющих хлеб из твоих рук. Расскажи про таинственность свечей и мягкость вечера. Расскажи про свои сны и про свои будни, про свои радости и свои печали. Только не молчи, не умножай тяжелую тишину, близкую к одиночеству.
Когда тебе нечего будет сказать… Посмотри мне в глаза, нежно и тревожно. Улыбнись растерянно, спрятав за уголками губ легкие тени грусти. Ненавязчиво коснись тонкими пальцами моей руки, и я сделаю шаг, разделяющий нас. И обниму тебя за плечи, прижму к себе и подарю кусочек неба, укрывшийся в ровном биении сердца. Только не отводи взгляд, не смотри упрямо в пол, кусая губы от безнадежности.
Когда тебе нечего будет сказать… Просто вспомни, что я всегда рядом с тобой. Я в тебе: словами, мыслями, чувствами вплетенный в кружево твоей души. И когда тебе нечего будет сказать, мы вместе придумаем новые слова.
От ожогов ядовитого плюща помогает коричневое хозяйственное мыло, при порезах и ссадинах - йод, при пчелиных укусах - сырая земля, при ангине - мёд, при переломах - мел. А что помогает от подлости? Где взять лекарство от беды, от нечестности?