в августе охота
перевесить мне
календарь на кухне
цифрами к стене
Мне двести тысяч лет.
Я старше, чем пустыня.
И плотным слоем снег
Пустыню устелил.
Вулкан души остыл,
И мозг вот-вот остынет.
И не хватает слов.
И не хватает сил.
Мне двести тысяч лет.
Во мне светло и пусто.
Ни страха, ни любви,
Ни ненависти нет.
Не зябко, не тепло,
Не радостно, не грустно.
Мне двести тысяч лет.
Мне двести тысяч лет.
Хочу обратно в лето ((
Не хочу Новый год!
Не пущу! Окна, двери закрою.
Постоит и уйдёт,
Рассыпая засохшую хвою.
Утром я чаще всего выгляжу так, что меня хочется не разбудить, а воскресить,
Сегодня мы проснулись вместе - я и моё желание сдохнуть…
Залезть бы на крышу, послать бы всех на на@уй,
Пойти против писаных миром законов.
Ходить в наизнанку одетой рубахе,
И слать далеко, шедших мимо гандонов.
Орать громко песни, да песни чтоб с матом,
Так громко орать, чтоб прохожим икалось.
И жить не по числам, годам или датам,
Без счёта секунд, доживать что осталось.
Творить беспредел, бить посуду в скандалах,
Оставить людей за которыми гналась.
Не ныть «я пи@дец как от жизни устала»,
А действовать так, чтобы жизнь задолбалась.
Покрасить бы волосы в ярко-зелёный,
И да, научиться играть на гитаре.
Найти эту суку (зовут Купидоном),
А то я одна, а ведь твари по паре.
Считать в небе звёзды, уснуть на четвёртой,
И выжить в обычной автобусной давке.
Быть чуть хулиганкой, немного упёртой,
Сменить адреса, все пароли и явки.
И пусть эти черти в глазах пляшут танго,
Спалю суку грусть, пожелав мира праху.
О Боги, какая я всё же ЗАРАЗА,
Пойду-ка на крышу, пошлю-ка всех на@уй!
Всё проходит. И даже депресняк.
Когда мое тело иссушит время, кожа покроется морщинами, испортятся зубы, поседеют волосы, усталые кости начнут скрипеть, труднее всего будет пережить отсутствие обьятий, к которым меня приучили, к поцелуям… как тогда жить?
Бразильский кофе, чужие песни… прости мне то, что мы не вместе. Немного стресса, одна агрессия - у меня коктейль «депрессия».