Эверест - это, в полном смысле слова, гора смерти. Штурмуя эту высоту, альпинист знает, что у него есть шанс не вернуться. Гибель могут вызвать недостаток кислорода, сердечная недостаточность, обморожения или травмы. К смерти приводят и роковые случайности, вроде замерзшего клапана кислородного баллона.
Более того: путь к вершине настолько сложен, что, как сказал один из участников российской гималайской экспедиции Александр Абрамов, «на высоте более 8000 метров нельзя позволить себе роскошь морали. Выше 8000 метров ты полностью занят собой, и в таких экстремальных условиях у тебя нет лишних сил, чтобы помогать товарищу».
Трагедия, случившаяся на Эвересте в мае 2006 года, потрясла весь мир: мимо медленно замерзавшего англичанина Дэвида Шарпа безучастно прошли 42 альпиниста, но никто не помог ему. Одними из них были телевизионщики канала «Discovery», которые попытались взять интервью у умирающего и, сфотографировав его, оставили одного…
На Эвересте группы альпинистов проходят мимо непогребённых трупов, разбросанных то там то тут, это такие же альпинисты, только им не повезло. Кто-то из них сорвался и переломал себе кости, кто-то замерз или просто ослаб и всё равно замерз.
Какая мораль может на высоте 8000 метров над уровнем море? Тут уж каждый за себя, лишь бы выжить. Если так хочется доказать самому себе, что ты смертен, то тогда стоит попытаться побывать на Эвересте.
Скорей всего, все эти люди, которые остались лежать там, думали, что это не про них. А теперь они как напоминание о том, что не всё в руках человека.
Статистику невозвращенцев там никто не ведет, ведь лезут в основном дикарями и малыми группами от трех до пяти человек. И цена такого восхождения стоит от 25 т до 60 т. Иногда доплачивают жизнью, если сэкономили на мелочах. Так, на вечной страже там осталось около 150 человек, а может и 200. И многие, кто побывал там, говорят, что чувствуют взгляд черного альпиниста, упирающегося в спину, ведь прямо на северном маршруте находится восемь открыто лежащих тел. Среди них двое русских. С юга находится около десяти. А вот отклоняться от проложенной тропы альпинисты уже боятся, могут и не выбраться оттуда, и никто их спасать не полезет.
Жуткие байки ходят среди альпинистов, которые побывали на той вершине, ведь она не прощает ошибок и человеческого безразличия. В 1996 году группа альпинистов из японского университета Фукуока поднималась на Эверест. Совсем рядом с их маршрутом оказались трое терпящих бедствие альпинистов из Индии - истощенные, заледеневшие люди просили о помощи, они пережили высотный шторм. Японцы прошли мимо. Когда же японская группа спускалась, то спасать уже было некого индусы замерзли.
Ради установленного личного рекорда бескислородного восхождения, американка Френсис Арсентьева уже на спуске пролежала обессиленная двое суток на южном склоне Эвереста. Мимо замершей, но еще живой женщины проходили альпинисты из разных стран. Одни предлагали ей кислород (от которого она первое время отказывалась, не желая портить себе рекорд), другие наливали несколько глотков горячего чая, была даже супружеская пара, которая пыталась собрать людей, чтобы стащить ее в лагерь, но и они вскоре ушли, так как подвергали риску собственные жизни.
Муж американки, русский альпинист Сергей Арсентьев, с которым они потерялись на спуске, не дождался её в лагере, и пошёл на её поиски, при которых тоже погиб.
Во время спуска супруги потеряли друг друга. Он спустился в лагерь. Она - нет. На следующий день пять узбекских альпинистов шли на вершину мимо Френсис - она еще была жива. Узбеки могли помочь, но для этого отказаться от восхождения. Хотя один их товарищ уже взошел, а в этом случае экспедиция уже считается успешной.
На спуске встретили Сергея. Сказали, что видели Френсис. Он взял кислородные балоны и пошел. Но пропал. Наверное сдуло сильным ветром в двухкилометровую пропасть. На следующий день идут трое других узбеков, три шерпа и двое из Южной Африки - 8 человек! Подходят к ней - она уже вторую холодную ночевку провела, но еще жива! Опять все проходят мимо - на вершину.
«Мое сердце замерло, когда я понял, что этот человек в красно-черном костюме был жив, но абсолютно один на высоте 8,5 км, всего в 350 метрах от вершины, - вспоминает британский альпинист. - Мы с Кэти, не размышляя, свернули с маршрута и попытались сделать все возможное, чтобы спасти умирающую. Так закончилась наша экспедиция, которую мы готовили годами, выпрашивая деньги у спонсоров… Нам не сразу удалось добраться до нее, хотя она лежала и близко. Двигаться на такой высоте -то же самое, что бежать под водой…
Мы обнаружив ее, пытались одеть женщину, но ее мышцы атрофировались, она походила на тряпичную куклу и все время бормотала: «Я американка. Пожалуйста, не оставляйте меня»…
Не проходило и дня, что бы я ни думал о Фрэнсис. Спустя год, в 1999-м, мы с Кэти решили повторить попытку добраться до вершины. Нам это удалось, но на обратном пути мы в ужасе заметили тело Фрэнсис, она лежала точно так, как мы ее оставили, идеально сохранившейся под влиянием низких температур.
Такого конца никто незаслуживает. Мы с Кэти пообещали друг другу вернуться на Эверест снова, чтобы похоронить Фрэнсис. На подготовку новой экспедиции ушли 8 лет. Я завернул Фрэнсис в американский флаг и вложил записку от сына. Мы столкнули ее тело в обрыв, подальше от глаз других альпинистов. Теперь она покоится с миром. Наконец, я смог сделать что-то для нее." Йен Вудхолл.
Через год тело Сергея Арсеньева было найдено: «Прошу прощения за задержку с фотографиями Сергея. Мы определенно его видели - я помню фиолетовый пуховый костюм. Он был в положении как бы поклона, лежа сразу за Джохеновским (Jochen Hemmleb - историк экспедиции - С.К.) „неявно выраженным ребром“ в районе Мэллори примернона 27 150 футах (8254 м). Я думаю, это - он.» Джейк Нортон, участник экспедиции 1999 года.
Весной 2006 года одиннадцать человек погибли на Эвересте - не новость, казалось бы, если бы один из них, британец Дэвид Шарп, не был оставлен в состоянии агонии проходящей мимо группой из около 40 альпинистов. Шарп не был богачом и совершал восхождение без гидов и шерпов. Драматизм заключается в том, что имей он достаточно денег, его спасение было бы возможно. Он и сегодня был бы жив.
Каждой весной на склонах Эвереста, как с непальской, так и с тибетской стороны вырастают бесчисленные палатки, в которых лелеется одна и та же мечта - взойти на крышу мира. Возможно, из-за пестрого разнообразия палаток, напоминающих гигантские шатры, или из-за того, что с некоторого времени на этой горе происходят аномальные явления, место действия окрестили «Цирк на Эвересте».
Весной 2006 года на Эвересте около сорока альпинистов оставили англичанина Дэвида Шарпа одного умирать посреди северного склона; стоя перед выбором, оказать помощь или продолжить восхождение на вершину, они выбрали второе, так как достичь самой высокой вершины мира для них означало совершить подвиг.
В тот самый день, когда Дэвид Шарп умирал в окружении этой хорошенькой компании и в полном презрении, средства массовой информации всего мира пели дифирамбы Марку Инглису, новозеландскому гиду, который за неимением ног, ампутированных после профессиональной травмы, взобрался на вершину Эвереста на протезах из углеводородного искусственного волокна с закреплёнными на них кошками.
Новозеландец Марк Инглис, с двумя ампутированными ногами, переступил своими углеводородными протезами через тело Дэвида Шарпа, чтобы достичь вершины; он был один из немногих, кто признал, что Шарпа действительно оставили умирать. «По меньшей мере, наша экспедиция была единственной, которая что-то сделала для него: наши шерпы дали ему кислород. В тот день мимо него прошли около 40 восходителей, и никто ничего не сделал», - заявил он.
Дэвид Шарп не должен был умереть. Довольно было бы того, чтобы коммерческие и некоммерческие экспедиции, которые отправлялись на вершину, договорились спасти англичанина. Если этого не произошло, то только потому, что не было ни денег, ни оборудования, в базовом лагере не было никого, кто мог бы предложить шерпам, занимающимся такой работой, хорошую сумму долларов в обмен на жизнь. И, поскольку не было экономического стимула, прибегли к ложному азбучному выражению: «на высоте нужно быть самостоятельным». Если бы этот принцип был верен, на вершину Эвереста не ступали бы старцы, незрячие, люди с различными ампутированными конечностями, совершенно несведущие, больные и прочие представители фауны, которые встречаются у подножия «иконы» Гималаев, прекрасно зная, что-то, что не сможет сделать их компетенция и опытность, разрешит их толстая чековая книжка.
Немного позднее был один эпизод, который окончательно разрешит споры о том, можно или нет оказывать помощь умирающему на Эвересте. Гид Гарри Кикстра получил задание вести одну группу, в которой среди его клиентов фигурировал Томас Вебер, имевший проблемы со зрением вследствие удаления в прошлом опухоли мозга. В день подъёма на вершину Кикстра, Вебер, пять шерпов и второй клиент, Линкольн Холл, вышли вместе из третьего лагеря ночью при хороших климатических условиях.
Обильно глотая кислород, немного более чем через два часа они наткнулись на труп Дэвида Шарпа, с брезгливостью обошли его и продолжили путь на вершину. Вопреки проблемам со зрением, которые высота должна была бы обострить, Вебер взбирался самостоятельно, используя перила. Всё происходило, как было предусмотрено. Линкольн Холл со своими двумя шерпами продвинулся вперёд, но в это время у Вебера серьёзно ухудшилось зрение. В 50 метрах от вершины Кикстра решил закончить восхождение и направился со своим шерпом и Вебером обратно. Мало - помалу группа стала спускаться с третьей ступени, затем со второй… пока вдруг Вебер, казавшийся обессиленным и потерявший координацию, не бросил панический взгляд на Кикстру и не огорошил его: «Я умираю». И умер, падая ему на руки посреди гребня. Никто не мог его оживить.
Сверх того, Линкольн Холл, возвращаясь с вершины, стал чувствовать себя плохо. Предупреждённый по радио Кикстра, всё ещё находясь в состоянии шока от смерти Вебера, послал одного из своих шерпов навстречу Холлу, но последний рухнул на 8700 метрах и, несмотря на помощь шерпов, на протяжении девяти часов пытавшихся его оживить, не смог подняться. В семь часов они сообщили, что он мёртв. Руководители экспедиции посоветовали шерпам, обеспокоенным начинающейся темнотой, оставить Линкольна Холла и спасать свои жизни, что они и сделали.
«В таких экстремальных ситуациях каждый имеет право решать: спасать или не спасать партнера… Выше 8000 метров ты полностью занят самим собой и вполне естественно, что не помогаешь другому, так как у тебя нет лишних сил». Мико Имаи.
весь мир хочет жить в горах, не понимая, что настоящее счастье в том, как мы поднимаемся в гору.
Водопад эмоций в пропасть,
Брызг фонтан, хищенье взгляда.
Проникает в тело робость,
Шаг один до камнепада.
Ворожит орла круженье,
Сход лавины неизбежен,
С новым вдохом разреженье
И сознанье без поддержек.
На равнине нет такого,
Чтоб за камушком стихия.
Эхом долетает слово.
Я же с вида обессилел.
Напиши свою легенду гор,
Песню неба, историю счастья.
Сны и Явь ведут извечный спор:
Что важнее - любовь или страсти.
Гори, свет в усталой душе…
Не утрачу надежду на чудо:
И в реальности, и в мираже
Существуют особые люди -
Сеть из тысячи светлых сердец,
Узелками завязаны судьбы.
Этой нити не виден конец,
Это есть, это было и будет.
В небесах, в городах и в лесах
Смотрят в самую глубь мироздания,
Ошибаются, спорят, грустят,
Остаются в воспоминаниях…
Будь собой, и сияние глаз
Ты увидишь в Другом, и однажды
Вдруг поймешь, что здесь и сейчас
Все ошибки стали не важными.
И в космической бездне зрачков
Вдруг узнаешь секрет отражения:
Сколько было дорог и веков,
Сколько яви и в сон погружения.
Ты узнаешь Его! Из толпы
Он шагнёт и подаст тебе руку.
И пустые зажгутся мосты,
И порвутся ненужные путы.
Гори, свет, людей согревай!
Бейся, пульс! Просыпайся, надежда!
И на волю себя отпускай,
Взмахом крыльев срывая одежду.
Скинь с себя пыль забытых дорог,
Поднимись до мечты, и однажды
Всё, что ты почему-то не смог,
Улетит самолётом бумажным.
Вдруг другие придут чудеса,
Обернутся звездой путеводной.
Ты откроешь пошире глаза
И поймешь, что не понял сегодня.
Сеть из тысячи жизней земных
Узелками небесными держат
Все, кто в пламенном сердце хранит
Веру в чудо, любовь и надежду.
Пусть открытым останется взор -
Равно в ясные дни и в ненастье.
Расскажи мне историю гор,
Песню неба, легенду о счастье.
Долина, чудная долина…
Кругом простор и тишина…
Меня она заворожила,
Разворошила, потрясла.
Дышу… и от неё не оторваться…
Смотрю на горы, а они в меня.
И бесконечно можно вами любоваться…
Ну заколдуйте вы меня!
Ну не молчите, накричите…
Скажите что ли, как живете вы?
Лишь всё надменнее глядите…
А мне хотелось, чтобы понимали вы.
Как-то буднично всё и уныло…
Тянут камнем проблемы ко дну…
Дайте, что ли, верёвку и мыло…
Искупаюсь и в горы рвану!
Стряхнула зимнюю сонливость,
Опять порхаю налегке!
Компьютер дремлет сиротливо,
Texet пылится в уголке…
Весна зовёт. И не сидится
Уж больше в четырёх стенах;
Бегу, рискуя заблудиться
В реале… Нет, скорей - в мечтах…)))
Дух замер: в небесах - алмазы!!!
Лечу с хребта во весь опор!..
И средь цветов теряю разум
В пьянящих ароматах гор…
…
Однако, я себе польстила…))
Так, если правду вам сказать,
Ум не могу я потерять:
Мож потеряла б…
…кабы был он ;)))))…
Города, города, города, города…
Вы растёте, собой заполняя просторы.
Сколько сил непомерных и большого труда
Стоит людям воздвигнуть такие опоры!
Этажи, этажи в небоскрёбы уложены,
И дорог километры растянуты ниже,
И под землю траншеи кем-то проложены,
Чтоб и там прокатились железные лыжи.
Человек подсмотрел у природы отличия:
Города, словно горы, возвышены нами,
Но у гор никогда не отнять их величия,
Города никогда не сравнятся с горами.
Мысли вслух пронесутся в горах громким эхом,
Их услышат предгорья и седые вершины.
Тебя радость окликнет раскатистым смехом
И его не заглушит рокот машины.
В городах ты не будешь услышан и понят.
Вместо пиков здесь только плоские крыши.
Колокольня церквей колокольцами звонит,
Но и этот стозвон не бывает услышан.
Город славится вольностью и разгулом,
Не найти в нём того, что найдётся в горах.
Тишина заглушается рёвом и гулом.
Жаль, что эхо давно не живёт в городах.
Им не понять тот ветер, что веет в горах.
Мы вдыхаем свободу, а они чувствуют страх.
Как хорошо на Иссык - Куле!
Здесь воздух озера пьянит.
За красоту природы - Рая
Душа спасибо говорит.
И горный бриз, вершин его прохлады
Окутывают вечером тебя.
Тут понимаешь, вот, что сердцу надо,
К чему стремилась так твоя душа.
А тело, погрузившись в эти воды,
Почувствовав бодрящий шум волны,
В миг скидывает, все накопленные, годы,
И вместе с ними молодеешь ты.
У края вечных снегов однажды расцвел Эдельвейс. Он проснулся, когда первые солнечные лучи едва коснулись его лепестков. Цветок посмотрел вокруг и увидел сказочную красоту. Впереди был простор, небо мирно покоилось на широких плечах гор, долина была видна, как на ладони. Утесы и каменные кручи с искрящимися лентами ручьев уходили вдаль и скоро терялись в легкой утренней дымке. Цветок замер в восхищении, не замечая даже порывов ветра, и подумал: «Ах, если бы оттолкнуться от утеса и полететь, я был бы самым счастливым на свете! Если бы смог полететь… Почему я не родился птицей?»
Прошло несколько дней. Их цветок потратил на печальные раздумья о том, что не может летать. Однажды со стороны снежных вершин подул сильный ветер. Сначала Эдельвейсу было холодно, но потом воздушный поток сдвинул Камень, лежащий рядом, и тот своей спиной загородил цветок от ветра. Камень немного покряхтел, потом удобно улегся и вздохнул.
- Как хорошо, - сказал Камень, - как я счастлив, что ветер перевернул меня! А то за последние сто лет, я уже отлежал левый бок.
Цветок поздоровался, и Камень спросил:
- Кто здесь?
Эдельвейс понял, что Камень слеп… Так и было. Камень узнавал день, по тому, что пригревало солнце, а ночь по холоду. В пасмурные дни он не мог этого понять, и спрашивал иногда у Цветка, день сейчас или ночь. Однажды Эдельвейс рассказал ему, какой красивый вид открывается с их утеса. Было утро, и солнечные лучи наполняли долину, как чашу до краев, красотой. Каждый камень, каждый ручей или утес, окрашенный теплыми утренними красками, обретал то необыкновенное очарование, которое исчезало, когда солнце поднималось выше. Цветок закончил свое описание и замер, ему показалось, что его собеседник огорчился. Но Камень воскликнул:
- Какое счастье! Я оказался в таком красивом месте! Теперь мое сердце исполнено торжества от того, что я часть горной вершины! А ведь я родился очень далеко отсюда.
Камень улыбался солнечным лучам, согревающим его, и вспоминал глубокие и горячие недра земли, свое детство, юность и путь к вершине. Он мог бы рассказать об этом, но понимал, что это очень долгая история, и у Цветка, который появился на свет не так давно, вряд ли хватит терпения выслушать ее с интересом.
Эдельвейс задумался. Он очень хотел летать, быть птицей, а был всего лишь растением. Но слова Камня перевернули его взгляд на себя. Не видящий ничего, не способный двигаться, Камень каждый день благодарил землю, за то счастье, какое она ему дала. И Цветок подумал: «Так ли плоха моя жизнь?» Он не успел ответить на свой вопрос, и увидел, что на утес села Птица. Совсем рядом. Птица посмотрела на Камень, но не поздоровалась с ним. Она даже не заметила цветок рядом с камнем. Птица не была гордой или невежливой, она просто не знала, что камни могут быть живыми. Она начала что-то искать между камней утеса и заговорила сама с собой. Эдельвейс прислушался к ней, и хоть говорила она не громко, цветок понял, в чем была ее печаль.
Птица пролетела уже очень много миль, крылья устали, а пропитания она так и не нашла. В ближайшие несколько дней ей нужно было еще построить гнездо. А сегодня нужно было найти пищу. Каждый день ей нужно было искать, чем утолить голод. Того, что так радовало Эдельвейс, она не замечала… Она летела над долиной, не видя ее красоты. Когда вставало солнце, для нее начинался новый день полный забот, она не любовалась чудесной картиной из лучей и облаков. Или замечала, но очень редко. Это не было плохо или хорошо, это была ее плата за то, что она имела живое сердце, сильные крылья и свободу выбора.
Птица тяжело вздохнула и решила заглянуть еще за этот высокий камень. Она легко вспорхнула с края утеса, перепрыгнула через несколько камней, и увидела Цветок.
Эдельвейс смотрел в ее глаза и улыбался, он был рад ей. Не смотря на все, что Цветок узнал из ее разговора, из ее мыслей, он от всей души посочувствовал Птице, словно обнял ее двумя руками - листьями. Он подарил ей, все тепло, на которое только была способна его душа. И Птица почувствовала это. Она улыбнулась, глядя на Цветок. На минуту в ней остановилась бесконечная борьба за пропитание и жизнь. Словно разжалась заведенная пружина, где-то глубоко внутри. И, впервые в жизни вдохнув полной грудью, птица почувствовала не холод снега, а его запах. Потом ветер стих, и птица почувствовала запах Цветка. Маленького Эдельвейса, растущего у самого края вечных снегов, почти на голых камнях. А Цветок в эту минуту всей своей душой пытался рассказать ей, как прекрасен мир вокруг.
- Здравствуй, - сказала она. - Какой же ты красивый!
Цветок в ее глазах был настоящим чудом. Он, не имевший возможности уйти и найти для себя лучшую землю, спрятаться от ветра, дотянуться до ручья, когда его томила жажда, дарил свою красоту, дарил чудо своей жизни.
И, словно прочитав все его восхищение, Птица оглянулась на долину. Цветок молчал, он просто улыбался и излучал сияние. А Птица смотрела вдаль, как дымка скрывала скалы, как искрились на солнце ручьи, как поднимались облака. И вдруг она поняла, что ее жизнь, это больше, чем просто борьба за существование.
- Спасибо, Цветок! - сказала она после долгого молчания.
Всего два слова, но она вложила в них больше смысла, чем может показаться на первый взгляд.
Потом Птица повернулась к Камню и долго смотрела на него, смотрела в самую глубину, смотрела глазами души. Камень был для нее ближе. Обычный камень, он не был чудом, как цветок у края снегов, так же как и она не была чудом. Но в нем Птица увидела свою суть, и поняла свое место в этом большом мире. Она коснулась его крылом и подарила все тепло своей души неприметному осколку скалы.
- Спасибо за то, что ты сохранил этот Цветок, - сказала она, - спасибо за то, что помог мне понять.
Потом Птица еще раз посмотрела на долину и улетела. Эдельвейс подумал, что ее жизнь, на самом деле, слишком сложна для него. Птица, хоть и была погружена в заботы о жизни, смогла дать что-то необъяснимое и Цветку и Камню. Цветку она подарила понимание. Эдельвейс освободился от желания полететь. Это осталось его мечтой. Но мечта больше не омрачала его жизнь печалью, а делала ее прекраснее. Потому что он знал, однажды он будет птицей, у него будет живое сердце и крылья понесут его вперед. Он хотел спросить у Камня, о чем они говорили с сегодняшней гостьей, но сначала не решался нарушить звенящее торжественное молчание, а потом уснул. И ночью во сне он легко оторвался от вершины горы и полетел.
Утром его разбудил Камень.
- Какой рассвет! - говорил он. - Как прекрасны облака! Они розовые, как сердолик в недрах земли, а солнце - оно похоже на гранат или рубин! Небо, словно лазурит! Долина так прекрасна, не хватит дня, чтобы воспеть ее очарование! Я вижу, я вижу! Какое счастье!
Красивая легенда о происхождении гор
В далёкие времена, когда вместо горных хребтов, по земле расстилались только степи да луга, и кое-где выступали небольшие холмы, жили два народа, они не враждовали друг с другом, но и не дружили. Каждый народ жил обособленно, хотя их поселения находились рядом. И вот однажды юноша с одного народа полюбил девушку с другого народа. Любовь была взаимной и казалось нет такой силы, что могла бы их разлучить, такая любовь могла бы объединить два народа. Но вмешался Сатана. Он всегда был против любви и согласия между народами. Он начал нашептывать родителям девушки, что если их дочь выйдет замуж за парня из другого рода, то родной народ будет ненавидеть и проклинать их семью. Сатана обманывал родителей девушки, но они всё же поверили ему и запретили дочке любить того парня. Но разве можно запретить любить? Это всё равно, что запретить дышать! Так и получилось, что девушка от сильной тоски заболела, ей было трудно дышать. В одну темную ночь она задохнулась и умерла.
Когда парень узнал о смерти любимой, он впал в такую же сильную печаль, когда можно легко заболеть. Но организм парня был крепким и болезни не могли одолеть его. Тогда Сатана решил закончить свое грязное дело по иному. Он стал сводить парня с ума, пугая его ночами страшными образами и нашептывая ему обвинения в смерти любимой девушки. Парень чуть не сошел с ума и едва не наложил на себя руки. Но он нашел в себе последние силы и ушел на холмы. 3 дня без воды и еды парень сидел на верхушке холма и молился Богу. Хотя ночами Сатана по-прежнему мучил его кошмарами и отчаянием. Но парень был тверд и продолжал молиться. Тогда Бог ответил на его молитвы и спросил, чего же хочет юноша. Парень понимал, что вернуть мертвую девушку он уже не может, но он хотел наказания для Сатаны. Парень ответил: «О, Господи! Разреши мне собственноручно наказать Сатану!»
Бог разрешил. Опустилась ночь. Парень раскалил щипцы и стал ждать. В полночь Сатана высунул голову на верхушку холма, чтобы снова начать мучить парня. И тут молодой человек схватил его щипцами за нос. Взвыл Сатана от дикой боли и начал бить своим отвратительным хвостом. Задрожала и затряслась вся земля. И началось великое землетрясение. Местами земля вздымалась, отчего образовались высокие горы и скалы. А в других местах земля раскололась и появились глубокие ущелья. Но вдруг Сатана вывернулся и быстро спрятался. С тех пор он больше не появлялся на земле открыто, прячась даже ночью.
Бог спросил юношу: «Разве успокоилась твоя душа после всего этого?», но парень ответил, что нет. Месть не может принести успокоения и не может успокоить душевную боль. Богу было очень жалко этого храброго, но печального юношу и тогда он подарил ему мудрость. Мудрый парень поблагодарил Бога и спустился с холма. Он с помощью Бога объединил два народа в один горный народ, а еще засадил новые горы прекрасными цветами и кустами.
Люди в горах стали жить дольше, чем на равнине. До старости лет горцы сохраняли бодрость духа и ясность ума. Они меньше болели и быстрее выздоравливали после болезней. Горный воздух стал удивительно чистым и наполненным ароматами целебных трав, цветов, кустарников. Каждому здесь стало легко дышать, горы вылечивали любого, у кого были заболевания органов дыхания. И тогда парень начал снова радоваться жизни. Он сохранил свою любовь в сердце, но продолжил жить, мудро управляя своим горным народом, а так же вылечивая других людей с равнин горными травами, мёдом и воздухом. А горные цветы напоминали о его вечной любви…
Махнем с тобой в горы? Две двести все вверх и вверх.
Запоем пить воздух, с хрустальных небесных ладоней.
Встречать там закат, без суетных жизни помех.
Смотреть, как Ярило стремительно катится в море.
Орёл за добычей как камень падает вниз.
Для птиц эта бездна - привычная мира картина.
Вершины во льдах, а внизу уже ласковый бриз.
Природа старалась, когда это место творила.
И тени ночные танцуют на дальних хребтах.
Туманная дымка скрывает леса вековые…
Здесь время стоит и его не измерить в годах.
Здесь вечность живёт и судьбой заправляет Стихия.
Махнём с тобой в горы? Ты много с собой не бери.
Оставь все проблемы внизу и забудь все заботы.
Когда доберёмся, ты просто замри и смотри…
Горы и море. Вот что такое Свобода.
У альпинистов есть суровый закон - на высоте выше восьми километров никакой помощи другу, каждый только сам за себя. А у многих обычных людей этот закон работает даже не поднимаясь в горы.
Когда я утром открываю шторы,
То далеко, в туманном полусне,
Я вижу удивительные горы,
Вершинами сверкающие мне.
Кому-то просто непонятно это,
Мол, горы - на другом краю Земли,
А за окном - всего лишь игры света
И облаков, мерцающих вдали.
Но знаю я - за горизонтом горы,
Которые прекрасно помнят нас.
И пусть мы с ними встретимся нескоро,
Но ведь еще случится этот час!
Конечно, изменились мы с годами,
Но это чувство искренней любви
Всегда объединяет нас с горами,
Которые нас точно ждут вдали.
Они со мной и в радости, и в горе:
Сиянием вершин, рисунком трасс …
Мои родные ласковые горы,
Мы с вами еще встретимся не раз!