Человек волен не слышать голос совести, но это не значит, что будучи глухим к нему, он за свои гнусные деяния не поплатится.
Уважаю журавля -
Рассекает небо.
А я еду в «Жигулях»
За поллитрой хлеба.
У нас те, кто до высокого не дотягиваются, так и норовят его опустить.
Люди различаются ещё и тем, что одних ведёт добродетель, а других злонамеренность.
Есть мысли чистые и светлые у всех…
Ведь это свойственно любому человеку!
О верности, о дружбе, о любви …
И это для людей существованья вехи.
Но мысли остаются пустотой,
Коль не толкают к действию они.
Нельзя бросать того, кого ты приручил…
Особенно - коль приручил навеки.
С земли уж сколько бы камней в небеса не кидали, да все на головы бренные-то и рухнут.
И высоким словам не под силу к небу приблизить и души сияние увеличить, если душа темна. До неба душой дотягиваются, а не словом.
Стихи, музыка, живопись, кино, литература способствуют тому, что в человеке сохраняется еще что-то человеческое. Если бы людей не освещали пронзительные лучистые глаза, нежная, застенчивая улыбка великолепного Чарли, наш мир был бы хуже. Если бы не волшебная музыка Прокофьева, Шостоковича, проникающая в глубины сердца, наш мир был бы еще более глухим. Если бы не причудливые живописные фантазии Пикассо, Шагала…, радующие глаз, вызывающие чувство прекрасного, наш мир был бы еще более мрачным. Если бы не стихи Блока, Есенина, вызывающие любовь и восхищение, согревающие душу, наш мир был бы еще более бессердечным. Если бы не бегущие картинки, сочиненные Эйзенштейном, Куросавой, Феллини, картинки, проникающие с белых киноэкранов в зрительские сердца, мир был бы еще более слепым. Если бы не обыкновенные, простые слова, сложенные в бессмертные книги…, наш мир был бы еще более глупым… если бы не … то, может, и жить не имело бы смысла…
Я лежал трупом. Она входила, мерила давление, говорила вместо прощания: «Больной, у Вас очень высокое давление!», качала головой и уходила. Она была красива, я часто думал о ней. Даже помню, какое никакое чувство возникло к ней. Я стал выздоравливать, и когда она входила, у меня даже стал мощно не мощно подниматься член в её сторону. Может она это рассматривала в качестве приветствия, и ей это льстило? Она даже один раз, проглатывая стеснение, спросила у меня, что это гордо под простынкой поднимается в её честь.
Что мне было ей ответить, как не сказать, что она стала свидетелем мощной сублимации того высокого давления, которое она постоянно отмечала в моём организме.
Она с розовыми щеками, вышла из палаты, довольная. Видимо высокая сублимация ей пришлась по душе.