Я когда-то умру - мы когда-то всегда умираем, -
Как бы так угадать, чтоб не сам - чтобы в спину ножом:
Убиенных щадят, отпевают и балуют раем, -
Не скажу про живых, а покойников мы бережём.
В грязь ударю лицом, завалюсь покрасивее набок,
И ударит душа на ворованных клячах в галоп.
В дивных райских садах наберу бледно-розовых яблок.
Жаль, сады сторожат и стреляют без промаха в лоб.
Прискакали - гляжу - пред очами не райское что-то:
Неродящий пустырь и сплошное ничто - беспредел.
И среди ничего возвышались литые ворота,
И огромный этап - тысяч пять - на коленях сидел.
Как ржанёт коренной! Я смирил его ласковым словом,
Да репьи из мочал еле выдрал и гриву заплёл.
Седовласый старик слишком долго возился с засовом -
И кряхтел и ворчал, и не смог отворить - и ушёл.
И измученный люд не издал ни единого стона,
Лишь на корточки вдруг с онемевших колен пересел.
Здесь малина, братва, - нас встречают малиновым звоном!
Всё вернулось на круг, и распятый над кругом висел.
Всем нам блага подай, да и много ли требовал я благ?
Мне - чтоб были друзья, да жена - чтобы пала на гроб, -
Ну, а я уж для них наберу бледно-розовых яблок.
Жаль, сады сторожат и стреляют без промаха в лоб.
Я узнал старика по слезам на щеках его дряблых:
Это Пётр Святой - он апостол, а я - остолоп.
Вот и кущи-сады, в коих прорва мороженных яблок.
Но сады сторожат - и убит я без промаха в лоб.
И погнал я коней прочь от мест этих гнилых и зяблых, -
Кони просят овсу, но и я закусил удила.
Вдоль обрыва с кнутом по-над пропастью пазуху яблок
Для тебя привезу: ты меня и из рая ждала!
Дуэт разлученных
Дорога сломала степь напополам,
И неясно, где конец пути, -
По дороге мы идем по разным сторонам
И не можем ее перейти.
Сколько зим этот путь продлится?
Кто-то должен рискнуть, решиться!
Надо нам поговорить - перекресток недалек, -
Перейди, если мне невдомек!
Дорога, дорога поперек земли -
Поперек судьбы глубокий след, -
Многие уже себе попутчиков нашли
Ненадолго, а спутников - нет.
Промелькнет как беда ухмылка,
Разведет навсегда развилка…
Где же нужные слова, кто же первый их найдет?
Я опять прозевал переход.
Река!- избавленье послано двоим, -
Стоит только руку протянуть…
Но опять, опять на разных палубах стоим, -
Подскажите же нам что-нибудь!
Волжский ветер хмельной и вязкий,
Шепчет в души одной подсказкой:
Время мало - торопись и не жди конца пути, -
Кто же первый рискнет перейти?!
Я несла свою Беду
по весеннему по льду, -
Обломился лед - душа оборвалася -
Камнем под воду пошла, -
а Беда - хоть тяжела,
А за острые края задержалася.
И Беда с того вот дня
ищет по свету меня, -
Слухи ходят - вместе с ней - с Кривотолками.
А что я не умерла -
знала голая ветла
И еще - перепела с перепелками.
Кто ж из них сказал ему,
господину моему, -
Только - выдали меня, проболталися, -
И, от страсти сам не свой,
он отправился за мной,
Ну, а с ним - Беда с Молвой увязалися.
Он настиг меня, догнал -
обнял, на руки поднял, -
Рядом с ним в седле Беда ухмылялася.
Но остаться он не мог -
был всего один денек, -
А Беда - на вечный срок задержалася…
ПЕСНЯ О ЗЕМЛЕ
Кто сказал: «Всё сгорело дотла,
Больше в землю не бросите семя»?
Кто сказал, что земля умерла?
Нет, она затаилась на время.
Материнства не взять у земли,
Не отнять, как не вычерпать моря.
Кто поверил, что землю сожгли?
Нет, она почернела от горя.
Как разрезы, траншеи легли,
И воронки, как раны зияют.
Обнажённые нервы земли
Неземные страдания знают.
Она вынесет всё, переждёт,
Не записывай землю в калеки.
Кто сказал, что земля не поёт,
Что она замолчала навеки?!
Нет, звенит она, стоны глуша,
Изо всех своих ран, из отдушин,
Ведь земля - это наша душа,
Сапогами не вытоптать душу.
Кто сказал, что земля умерла?
Нет, она затаилась на время…
Здесь лапы у елей дрожат на весу,
Здесь птицы щебечут тревожно.
Живешь в заколдованном диком лесу,
Откуда уйти невозможно.
Пусть черемухи сохнут бельем на ветру,
Пусть дождем опадают сирени,
Все равно я отсюда тебя заберу
Во дворец, где играют свирели.
Твой мир колдунами на тысячи лет
Укрыт от меня и от света.
И думешь ты, что прекраснее нет,
Чем лес заколдованный этот.
Пусть на листьях не будет росы поутру,
Пусть луна с небом пасмурным в ссоре,
Все равно я отсюда тебя заберу
В светлый терем с балконом на море.
В какой день недели, в котором часу
Ты выйдешь ко мне осторожно?..
Когда я тебя на руках унесу
Туда, где найти невозможно?..
Украду, если кража тебе по душе, -
Зря ли я столько сил разбазарил?
Соглашайся хотя бы на рай в шалаше,
Если терем с дворцом кто-то занял!
Истинное вдохновение наступает тогда, когда ваша любимая муза делает вам искусственное дыхание через рот.
Дурацкий сон, как кистенем,
Избил нещадно.
Невнятно выглядел я в нем
И неприглядно.
Во сне я лгал и предавал,
И льстил легко я…
А я и не подозревал
В себе такое.
Еще сжимал я кулаки
И бил с натугой,
Но мягкой кистию руки,
А не упругой.
Тускнело сновиденье,
но опять являлось.
Смыкались веки, и оно
Возобновлялось.
Я не шагал, а семенил
На ровном брусе,
Ни разу ногу не сменил, -
ТрусИл и трУсил.
Я перед сильным лебезил,
Пред злобным гнулся.
И сам себе я мерзок был,
Но не проснулся.
Свежий ветер избранных пьянил,
С ног сбивал, из мертвых воскрешал…
потому что если НЕ ЛЮБИЛ,
ЗНАЧИТ И НЕ ЖИЛ, И НЕ ДЫШАЛ…
Белое безмолвие
Все года, и века, и эпохи подряд -
Все стремится к теплу от морозов и вьюг, -
Почему ж эти птицы на север летят,
Если птицам положено - только на юг?
Слава им не нужна - и величие,
Вот под крыльями кончится лед -
И найдут они счастие птичее,
Как награду за дерзкий полет!
Что же нам не жилось, что же нам не спалось?
Что нас выгнало в путь по высокой волне?
Нам сиянье пока наблюдать не пришлось, -
Это редко бывает - сиянья в цене!
Тишина… Только чайки - как молнии, -
Пустотой мы их кормим из рук.
Но наградою нам за безмолвие
Обязательно будет звук!
Как давно снятся нам только белые сны -
Все другие оттенки снега занесли, -
Мы ослепли - темно от такой белизны, -
Но прозреем от черной полоски земли.
Наше горло отпустит молчание,
Наша слабость растает как тень, -
И наградой за ночи отчаянья
Будет вечный полярный день!
Север, воля, надежда - страна без границ,
Снег без грязи - как долгая жизнь без вранья.
Воронье нам не выклюет глаз из глазниц -
Потому, что не водится здесь воронья.
Кто не верил в дурные пророчества,
В снег не лег ни на миг отдохнуть -
Тем наградою за одиночество
Должен встретиться кто-нибудь!
Во мне два «я», два полюса планеты
Два разных человека, два врага.
Когда один стремится на балеты,
Другой стремится прямо на бега.
Истома ящерицей ползает в костях,
И сердце с трезвой головой не на ножах,
И не захватывает дух на скоростях,
Не холодеет кровь на виражах.
И не прихватывает горло от любви,
И нервы больше не в натяжку, - хочешь - рви, -
Повисли нервы, как веревки от белья,
И не волнует, кто кого, - он или я.
На коне, -
толкни -
я с коня.
Только «не»,
только «ни»
у меня.
Не пью воды - чтоб стыли зубы - питьевой
И ни событий, ни людей не тороплю,
Мой лук валяется со сгнившей тетивой,
Все стрелы сломаны - я ими печь топлю.
Не напрягаюсь, не стремлюсь, а как-то так…
Не вдохновляет даже самый факт атак.
Сорви-голов не принимаю и корю,
Про тех, кто в омут головой, - не говорю.
На коне, -
толкни -
я с коня.
Только «не»,
только «ни»
у меня.
И не хочу ни выяснять, ни изменять
И ни вязать и ни развязывать узлы.
Углы тупые можно и не огибать,
Ведь после острых - это не углы.
Свободный ли, тугой ли пояс - мне-то что!
Я пули в лоб не удостоюсь - не за что.
Я весь прозрачный, как раскрытое окно,
Я неприметный, как льняное полотно.
На коне, -
толкни -
я с коня.
Только «не»,
только «ни»
у меня.
Не ноют раны, да и шрамы не болят -
На них наложены стерильные бинты!
И не волнуют, не свербят, не теребят
Ни мысли, ни вопросы, ни мечты.
Любая нежность душу не разбередит,
И не внушит никто, и не разубедит.
А так как чужды всякой всячины мозги,
То ни предчувствия не жмут, ни сапоги.
На коне, -
толкни -
я с коня.
Только «не»,
только «ни»
у меня.
Ни философский камень больше не ищу,
Ни корень жизни, - ведь уже нашли женьшень.
Не вдохновляюсь, не стремлюсь, не трепещу
И не надеюсь поразить мишень.
Устал бороться с притяжением земли -
Лежу, - так больше расстоянье до петли.
И сердце дергается словно не во мне, -
Пора туда, где только «ни» и только «не».
На коне, -
толкни -
я с коня.
Только «не»,
только «ни»
у меня.
1971
Зачем мне считаться шпаной и бандитом -
Не лучше ль податься мне в антисемиты:
На их стороне, хоть и нету законов, -
Поддержка и энтузиазм миллионов.
Решил я - и, значит, кому-то быть битым,
Но надо ж узнать, кто такие семиты, -
А вдруг это очень приличные люди,
А вдруг из-за них мне чего-нибудь будет!
Но друг и учитель - алкаш в бакалее -
Сказал, что семиты - простые евреи.
Да это ж такое везение, братцы, -
Теперь я спокоен - чего мне бояться!
Я долго крепился, ведь благоговейно
Всегда относился к Альберту Эйнштейну.
Народ мне простит, но спрошу я невольно:
Куда отнести мне Абрама Линкольна?
Средь них - пострадавший от Сталина Каплер,
Средь них - уважаемый мной Чарли Чаплин,
Мой друг Рабинович и жертвы фашизма,
И даже основоположник марксизма.
Но тот же алкаш мне сказал после дельца,
Что пьют они кровь христианских младенцев;
И как-то в пивной мне ребята сказали,
Что очень давно они бога распяли!
Им кровушки надо - они по запарке
Замучили, гады, слона в зоопарке!
Украли, я знаю, они у народа
Весь хлеб урожая минувшего года!
По Курской, Казанской железной дороге
Построили дачи - живут там как боги…
На все я готов - на разбой и насилье, -
Бью я жидов - и спасаю Россию!