Господи, как просто и как чудно
Сочетанье линий на коре.
В древнем храме тихо и безлюдно.
Облако почило на горе.
Всё, что было, сердце не забудет.
Всё, что будет, память сохранит.
В детском сердце веры не убудет
И Псалтирь вовек не замолчит.
Сколько можно жить и мыслить сложно?
Сердце очищаю простотой,
По траве ступаю осторожно,
Измеряю время тишиной.
В простоте я обретаю смыслы,
Вспоминаю заданную цель.
Снова в почках набухают листья,
И на сердце царствует апрель.
И никак мне не поставить точку,
В день такой псалмы текут рекой.
А с иконы нежно смотрят очи
Девы Всеблаженной и Святой.
До первой звезды успеешь проснуться?
Сможешь нащупать пульс на запястье?
чтобы потом суметь прикоснуться
к свету звезды Рождества и счастья.
До первой звезды успеешь проститься
с тем, что душило душу цепями?
чтобы потом суметь прикоснуться
к чистой звезде своими руками.
Снова стою у дверей Чертога.
Первой звезды воссияло пламя.
Буду просить одного у Бога -
вечно идти за тремя волхвами.
Уставшие люди украсились снегом,
и стало хрустальным всё бывшее пегим.
Снежинки-слезинки - на радостных лицах,
а в небе над городом - райская птица.
Снежинки - как крылья посланников белых.
Упали оковы с рабов на галерах.
Снежинки играют сюиту святую:
«Ты знал эту землю? Познаешь иную.
Она поплывёт в небеса каравеллой
бессмертно-красивой, серебряно-белой».
И если открылись нам в небо тропинки,
то значит и мы - хоть немного снежинки.
Ты не бойся, не предам однажды.
Мы - штрафбат, нас предали и так…
Но над нами в небе крестный знак.
Будем жить! Не умирают дважды.
Начало
А я еще не говорил,
я говорить еще не начал,
я только плакал и судачил,
но я еще не говорил.
Еще я не расправил крыл.
Мечта озарена рассветом,
надежда есть в стихе неспетом,
в смиренном лике - Божий пыл.
Уже я многое забыл,
но предстоит забыть мне больше,
но предстоит терпеть мне дольше
упав за брустверы могил.
Еще я собственно не жил…
Ни я, ни он, ни брат, ни дочь,
не разменяют эту ночь,
не остановят ход светил.
И вот уже одно светило
над Вифлеемом занялось.
Волхвам и нищим не спалось,
им что-то Небо говорило…
А Девы юной профиль стал
надмирным символом творенья.
Архангел Ей стихотворенье
о присноюности читал.
И хорошо, что я молчал,
что говорить еще не начал,
что ничего не обозначил…
Христос - начало всех начал.
Вечная пьеса
Я не живу, я выживаю.
Как колкий лед глотаю боль,
и всё острее понимаю,
что выбрал гибельную роль.
Герой мой обречен скитатья,
как Каин в мире одинок,
и бесконечно расставаться
на неизвестно долгий срок.
Страницы пьесы истрепались,
сюжет исчерпан и не нов:
всё было, мы уже прощались,
всё будет, мы простимся вновь.
Я уповаю лишь на чудо,
надеюсь - в предзакатный час
придёт Любовь из ниоткуда,
и, как детей, простит всех нас.
Мостовая
Всему конец бывает на земле
и даже ожиданию, поверьте,
и даже одиночеству и смерти
всему конец приходит на земле.
Но нет конца у утренних дорог,
у поля ландышей, у нежного напева.
И нет конца любви, что дарит Дева,
и нет конца словам, что молвит Бог.
Как это грустно - закрывать страницу,
как будто сердце падает на дно…
Но там не дно, а светлое окно,
в которое летит свободно птица.
И целый мир, у птицы под крылом,
и долгие эпохи и столетья,
и мощные фонтаны многоцветья -
всё говорит сегодня об одном.
О том, что на земле всё скоротечно,
конец приходит, словно часовой…
Но по искрящей солнцем мостовой
идёт Христос. И это будет вечно.
Снежинка и Бог.
- Возьми меня на Свои ладони,
возьми меня в теплые руки,
возми меня в Свое сердце,
дай согреться.
- Если возьму тебя на ладони,
если возьму тебя в теплые руки,
то ты растаешь, ведь снежинки
в тепле умирают.
- Я не умру, ибо жизнь не тает.
Вспомни меня в Своем бессмертьи.
Святки, зима, колядуют дети…
И я взлетаю.
ВЫСШАЯ МЕРА
Мой Ангел расправит крылья
Над мессивом бездорожья,
Над страхом и над безсильем,
Над ужасом и над дрожью.
Мой Ангел - желанный вестник -
Взлетит над пургой таежной.
Ему улыбнется смертник,
Мурашки пойдут по коже.
Я выше не знаю веры,
Я тоньше не слышал пенья,
Готовился к «высшей мере»,
А получил прощенье.
Мой Ангел споет безмолвно
О ветре родном попутном.
Глаза я открою, словно
Ребенок весенним утром.
Тихие заповеди
Ничего не нужно объяснять,
Нужно выйти из могильной тени,
Опуститься тихо на колени
И глаза к Распятию поднять.
Ничего не нужно говорить.
Нужно помолиться о немногом,
Сердцем не лукавить перед Богом,
Слезы покаянные излить.
Никого не нужно осуждать.
Бог - Судья и праведных и грешных.
Он осушит слезы неутешных
И простит, как любящая мать.
Никого не нужно принуждать.
Нужно стать звездою говорящей.
Среди тьмы, торжественно горящей,
Нужно научиться сострадать.
БЕСКОНЕЧНАЯ СТАНЦИЯ
«Осторожно двери закрываются. Следующая станция…»
(Из объявления в метро)
Мне выходить на станции метро,
которой не найти на пёстрой схеме.
Она, как икс и игрек в теореме,
и, как ладья ушедшая на дно.
Мне выходить на станции не той,
где торг идёт, где вечно перемены,
где целый мир -- подобье жалкой сцены
и где кричит об истинах немой.
Мне выходить на станции метро,
название которой знает сердце.
Мой пульс отмерит интервалы терций
и я узрю платформы серебро.
Мне выходить на станции Добра,
где нет преград между землёй и небом,
где жизнь прольётся солнечным напевом
и с глаз спадёт шершавая кора.
Я допишу последний свой э-мейл
и улыбнусь, благословив дорогу.
Подземный переход приводит к Богу
на станции эдемских орхидей.
Когда э-мейл получите вы мой,
словно весной проснувшуюся почку,
и не найдёте под посланьем точку,
то знайте, что вернулся я домой.
Нам выходить на станции Любви.
И жить в любви, и умирать -- не сложно.
Вот двери открывают. Осторожно…
Нам выходить у Спаса на крови