* * *
Я полюбила быт за то,
что он наш общий быт,
что у меня твое пальто
на вешалке висит.
За тесноту, за тарарам,
где все же мы в тепле,
за то, что кофе по утрам
варю лишь я тебе.
За то, что хлеб или цветы, -
привыкла я с трудом! -
приносишь вечером и ты,
как птица в клюве, в дом.
Пускай нас заедает быт,
пускай сожрет нас, пусть, -
тот, где в твоих ладонях спит
мой очумелый пульс.
Тот, где до нас нет дела всем,
где нет особых вех,
где по-московски ровно в сем.
он будит нас для всех.
Быть женщиной - что это значит?
Какою тайною владеть?
Вот женщина. Но ты незрячий.
Тебе ее не разглядеть.
Вот женщина. Но ты незрячий.
Ни в чем не виноват, незряч!
А женщина себя назначит,
как хворому лекарство - врач.
И если женщина приходит,
себе единственно верна,
она приходит - как проходит
чума, блокада и война.
И если женщина приходит
и о себе заводит речь,
она, как провод, ток проводит,
чтоб над тобою свет зажечь.
И если женщина приходит,
чтоб оторвать тебя от дел,
она тебя к тебе приводит.
О, как ты этого хотел!
Но если женщина уходит,
побито голову неся,
то все равно с собой уводит
бесповоротно все и вся.
И ты, тот, истинный, тот, лучший,
ты тоже - там, в том далеке,
зажат, как бесполезный ключик,
в ее печальном кулачке.
Она в улыбку слезы спрячет,
переиначит правду в ложь…
Как счастлив ты, что ты незрячий,
И что потери не поймёшь.
Люблю мужскую доброту.
Люблю, когда встречаюсь с нею,
Уверенность мужскую ту, что он, мужик, во всём умнее.
Мужчина, статус свой храня, от этой доли не уставший,
Недооценивай меня, прощай как младшим умный старший.
Будь снисходительным, как Бог,
И, даже истиной пожертвуй:
Считай, что ты мне всем помог,
Что, как ребячий ум мой женский.
О, женский ум! Уродство! Горб!
А ты как будто не заметил.
И был величественно добр
И этой добротою светел.
И просто силой естества напомнил, что умна иль бездарь
Я- женщина, и тем права,
Как говорил поэт известный…
Безответная любовь, тихий звон зари,
Настоящею ценой всё оплачено.
Ты себя не береги, ты себя дари,
Так навек тебе судьбой предназначено.
Безответная любовь, безнадёжная,
Как лесная глухомань бездорожная.
Безнадежная любовь, безответная,
А была б она твоя беззаветная.
Безнадёжная любовь - небо на плечах,
Ты зачем в полон взяла, чем в ответ воздашь?
Я не знаю почему в сердце свет и страх,
И зачем летит стрела, золотой мираж.
Безответная любовь, безнадёжная,
А была б она твоя беззаветная.
Что было этой женщине не так
в том садике с цветами и плодами?
Куда бежала? К лысому, в летах, -
наотмашь забывая об Адаме!
А ведь Адам, он - парень ничего,
к тому же - муж, навеки данный богом.
А у того - рогатое чело,
брехун… С ним все, ей-богу, выйдет боком!
Но Евочка намазывала пятки,
пока Адам дрых, головой в лопух,
и голубые райский порядки
трещали и разламывались в пух!
А бог страдал, рвал планы, чертежи,
в мозгу бродили разные идейки…
Он думал: «Стерва? Шлюха? Не скажи!
Но что-то я перенапутал в девке…»
И думал бог: «Крапивою нажгу!
Замок навешу…» Он дрожал от гнева.
И все ломал, ломал себе башку,
с чего же Ева бегает налево?!
И вот он гнев разумно превозмог,
на счетах посчитал, бумаги поднял,
и так как бог был всемогущ, как бог,
он все-таки свое творенье понял.
И вечности гусиное перо
присовокупило к той далекой дате:
подобие, адамово ребро,
не виновато - виноват создатель.
Видать, еще в такой работе слаб, -
хоть это и была большая веха, -
господь мужчину выстругал тяп-ляп,
он создал схему, а не человека.
Возможно он устал или спешил,
но, что, конечно, в общем, ненормально,
как абстракционист, господь решил
свою задачу, так сказать, формально.
И огорчился, первенца слепя,
и долго шарил по мудреным книжкам,
зато уж в Еву вбухал бог себя,
всего себя! - что тоже, скажем, слишком…
Ах, Ева, оттиск мира, произвол
полета звезд, молекул, млечных точек…
«Прости, Адам, прости, мой глупый вол!
О господи, почто он - как телочек?!.»
И вот, в запале обыскав весь сад -
такая разработана программа, -
бог разбудил коленкою под зад
у липы прикорнувшего Адама.
- Эй ты, лентяй! Тебе что - день, что - ночь.
Терпенью - край! Храпеть в кустах - все дело!
Катись на Землю! Вот топор - и прочь!
Мне это дармоедство надоело…
Висел на райских воротах замок.
Побрел Адам с бумажкой: «Снят с питанья».
О, если б наши матери, как бог,
постигли этот способ воспитанья!
2
Была земля уныла и гола.
Два-три пруточка, кочка… Все убого.
И ни двора тебе, и ни кола.
Не то что там, за пазухой у бога.
- За что же, боже, сразу по мордам?
Кинь хоть горбушку со шматочком сала! -
сверля в ремне дыру, просил Адам.
Под ложечкой у бедного сосало.
Невозмутимо млела синева.
Казались небеса еще бездонней.
- Ах, так? - сказал Адам - Ну, черта с два! -
И поплевал сердито на ладони…
Шли дни.
Адам, как сатана спьяна,
шатался к ночи, но - работал кротко.
Дебелая Адамова спина
на солнце загрубела, как подметка.
Уже от явств ломился стол в дому!
Уже вкусна была ему работа!
И тут Адам почувствовал: ему
как будто не хватает здесь чего-то…
Напрасно камни на хребте таскал,
напрасно лодку вздыбливал над пеной.
Его глушила странная тоска
по женщине - той, персиковой, первой.
Когда ж, как в пекле, стало горячо,
когда дошел он, так сказать до края,
вдруг чьи-то руки тронули плечо.
- Ты, Ева?
- Я.
- Откуда ты?
- Из рая…
И был оплот его плечей как плот.
И понесло их…
Праздник - как в получку!
А бог, взирая с голубых высот,
рыдал от счастья и сморкался в тучку.
3
Бог был, конечно, добр, но и хитер.
Он все обмозговал в небесном жакте.
Поплакав в меру, бог глаза отер
и повелел: «Плодитесь! Размножайтесь!»
Потом разверз в последний раз уста
над Евой, над своим ребенком милым,
шепнув тайком: «Живи, моя узда!
Мой ремешок, мой постромок - правь миром!»
Так на земле и повелось с тех пор.
Мужик без дела - что еда без соли.
Резец иль кисть,
перо или топор
мужчине, как медали, бьют мозоли.
И над землей восходят города,
и лезут из семян тугие рощи.
Но иногда…
Вам это «иногда»
у женщины в зрачках увидеть проще.
- Эй ты, жена! -
Что, пища не жирна?
Чего недоучли в семейных сметах?
Что с ней?
Какого ей еще рожна?
Что ей опять не так или не эдак?
В какие дебри черт ее завел?
Какой недуг ее бессмертно точит?
Ах, Ева, оттиск мира, произвол
полета звезд, молекул, млечных точек…)
То все смеется,
то вдруг слезы льет.
И мальчики уходят от ворот:
плыть в океан,
лететь в созвездье Рака -
искать двенадцать подвигов Геракла!
А Ева?..
Все говорят, что ты упрям и груб -
мужик, мол, от подметок до прически!
А мне не оторвать горящих губ.
от губ твоих, насмешливых и жестких.
Пускай кому - то мил субтильный шик
и жиденькая сладость лимонада.
Да грубый.
Да упрямый.
Да мужик!
Мужик, мужик…
А что мне, бабу надо?!
Приснись мне, а то я уже забываю,
Что надо любить тебя и беречь,
Приснись, не сердись! Я ведь тоже живая…
Приснись, прикоснись, можешь рядом прилечь…
Приснись мне усталым, покорным, тяжелым,
Приснись, как горячечным грезится лед…
Как снятся мужья своим брошенным женам,
Как матери - сын, а ребенку - полет.
И вот я ложусь, Опускаю ресницы,
Считаю до сотни - и падаю вниз…
Скажи, почему ты не хочешь присниться?
А может, я сны забываю… Приснись…
Мальчишки, смотрите, вчерашние девочки,
подросточки-бантики, белые маечки-
идут, повзрослевшие, похудевшие…
Ого, вы как-будто взволнованы, мальчики?
Ведь были-галчата, дурнушки, веснушчаты,
косички-метёлки…А нынче-то, нынче-то!
Как многоступенчато косы закручены!
И снегом в горах-ослепительно личико.
Рождается женщина. И без старания,
одним поворотом, движением, поступью
мужскому, всесильному, мстит за страдания,
которые выстрадать выпадет после ей.
О, будут ещё её губы искусаны,
и будут ещё её руки заломлены
за этот короткий полёт безыскусственный,
за то, что сейчас золотится соломинкой.
За всё ей платить тяжело и возвышенно,
за всё, что сейчас так нетронуто светится,
в тот час, когда шлёпнется спелою вишенкой
дитя в материнский подол человечества.
Так будь же мужчиной, и в пору черёмухи,
когда ничего ещё толком не начато,
мальчишка, смирись, поступай в подчиненные,
побегай, побегай у девочки в мальчиках!
Люби меня!
Застенчиво,
боязно люби,
словно мы повенчаны
богом и людьми…
Люби меня уверенно,
чини разбой -
схвачена, уведена,
украдена тобой!
Люби меня бесстрашно,
грубо, зло.
Крути меня бесстрастно,
как весло…
Люби меня по-отчески,
воспитывай, лепи, -
как в хорошем очерке,
правильно люби…
Люби совсем неправильно,
непедагогично,
нецеленаправленно,
нелогично…
Люби дремуче, вечно,
противоречиво…
Буду эхом, вещью,
судомойкой, чтивом,
подушкой под локоть,
скамейкой в тени…
Захотел потрогать -
руку протяни!
Буду королевой -
ниже спину, раб!
Буду каравеллой:
в море! Убран трап…
Яблонькой-дичонком
с терпкостью ветвей…
Твоей девчонкой.
Женщиной твоей.
Усмехайся тонко,
защищайся стойко,
злись,
гордись,
глупи…
Люби меня только.
Только люби!
Быть женщиной - что это значит?
Какою тайною владеть?
Вот женщина. Но ты незрячий.
Тебе ее не разглядеть.
Вот женщина. Но ты незрячий.
Ни в чем не виноват, незряч!
А женщина себя назначит,
как хворому лекарство - врач.
И если женщина приходит,
себе единственно верна,
она приходит - как проходит
чума, блокада и война.
И если женщина приходит
и о себе заводит речь,
она, как провод, ток проводит,
чтоб над тобою свет зажечь.
И если женщина приходит,
чтоб оторвать тебя от дел,
она тебя к тебе приводит.
О, как ты этого хотел!
Но если женщина уходит,
побито голову неся,
то все равно с собой уводит
бесповоротно все и вся.
И ты, тот, истинный, тот, лучший,
ты тоже - там, в том далеке,
зажат, как бесполезный ключик,
в ее печальном кулачке.
Она в улыбку слезы спрячет,
переиначит правду в ложь…
Как счастлив ты, что ты незрячий
и что потери не поймешь.