Заняв место на трибуне, доктор устремил взор на множество законодателей, сидевших в плетеных креслах, положив ноги на пюпитры.
Встал председатель и невнятно начал бормотать, посреди всеобщего невнимания, тексты постановлений, которые тотчас же переводил ученому его спутник:
- Ввиду благоприятного для Штатов окончания войны за монгольские рынки предлагаю представить список военных расходов в финансовую комиссию…
Кто против?
Предложение принято.
Ввиду благоприятного для Штатов окончания войны за рынки в Третьей Зеландии предлагаю представить список военных расходов в финансовую комиссию…
Кто против?
Предложение принято.
- Не ослышался ли я? - спросил доктор Обнюбиль. - Как! Вы, вы, промышленный народ, ввязались во все эти войны?!
- Конечно, - отвечал переводчик. - Ведь это промышленные войны. Народы, не имеющие развитой торговли и промышленности, не нуждаются в войнах; но деловой народ вынужден вести завоевательную политику. Число наших войн неизбежно возрастает вместе с нашей производственной деятельностью. Как только та или иная отрасль нашей промышленности не находит сбыта для своей продукции, возникает надобность в войне, чтобы получить для него новые возможности. Вот почему в этом году у нас была угольная война, медная война, хлопчатобумажная война. В Третьей Зеландии мы перебили две трети жителей, чтобы принудить остальных покупать у нас зонтики и подтяжки.
В это время какой-то толстяк, восседавший в центре собрания, поднялся на трибуну.
- Я требую, - сказал он, - объявления войны правительству Изумрудной республики, которая на всех рынках мира нагло оспаривает у наших свиней гегемонию на окорока и колбасы.
- Кто такой этот законодатель? - спросил доктор Обнюбиль.
- Это свиноторговец.
- Возражений нет? - спросил председатель. - Ставлю на голосование.
Предложение объявить войну Изумрудной республике было проголосовано поднятием рук и принято весьма значительным большинством.
- Как! - сказал переводчику Обнюбиль. - Вы приняли постановление о войне с такой поспешностью и безразличием?
- О, это война небольшая; она обойдется всего-навсего в каких-нибудь восемь миллионов долларов.
- А люди?..
- Цена людей входит в эти восемь миллионов.
У девочек есть понятное желание срывать цветы и звёзды. Однако звёзды не даются в руки, и тем самым они учат детей, что в мире существуют желания, никогда не исполняющиеся.
Безумием революции было желание
водворить добродетель на земле.
Когда хотят сделать людей добрыми,
мудрыми, свободными, воздержанными, великодушными,
то неизбежно приходят к желанию перебить их всех
Нет ничего могущественнее слова. Ряды сильных доводов и высоких мыслей невозможно прорвать. Слово разит свирепых и рушит крепости. Это невидимое оружие. Без него мир принадлежал бы грубой силе.
Прекрасный стих подобен смычку, проводимому по звучным фибрам нашего существа. Не свои - наши мысли заставляет поэт петь внутри нас. Он восхитительно пробуждает у нас в душе нашу любовь и нашу скорбь. Он кудесник. Понимая его, мы становимся поэтами, как он.
Мы считаем опасными тех, у кого ум устроен иначе, чем наш, и безнравственными тех, чья нравственность не похожа на нашу. Мы называем скептиками тех, кому чужды наши иллюзии, даже не задаваясь вопросом, не имеют ли они каких-нибудь других.
День был весенний, и приятно было посидеть на воздухе. Мой добрый учитель выбрал столик у самого откоса, и мы обедали под веселый плеск воды, рассекаемой веслами перевозчиков. Мягкий благодатный ветерок обдавал нас своими легкоструйными волнами, и мы блаженствовали, сидя под открытым небом. Только что мы приступили к жареным пескарям, как вдруг где-то поблизости послышался шум толпы и конский топот, и мы невольно обернулись. Догадавшись, что привлекло наше внимание, какой-то чернявый старичок, обедавший за соседним столиком, сказал нам, предупредительно улыбаясь:
- Ничего особенного, господа! Просто везут вешать одну служанку за то, что она стащила у своей хозяйки кружевной чепец.
Не успел он это сказать, как мы действительно увидали тележку, с двумя конными стражниками по бокам, а на задке тележки - довольно красивую девушку с помертвевшим лицом и сильно выпяченной вперед грудью, оттого, что руки ее были связаны за спиной. Она быстро проехала мимо, но у меня на всю жизнь осталось перед глазами это побелевшее лицо и этот взгляд, который уже ничего не видел.
- Да, господа, - снова заговорил чернявый старичок, - это служанка госпожи советницы Жосс, ей вздумалось покрасоваться у Рампоно перед своим любовником, вот она и стащила у своей хозяйки чепец из алансонского кружева, а потом сбежала, совершив эту кражу. Ну, ее скоро поймали в каком-то доме на мосту Менял, и она тут же во всем и призналась, так что ее недолго пытали, всего какой-нибудь час или два. И я вам говорю, господа, то, что мне хорошо известно, потому как я состою в должности судебного пристава в той самой палате, где ее судили.
Чернявый старичок занялся своей сосиской, - нельзя же было допустить, чтобы она остыла! - а потом снова заговорил:
- Сейчас она уже, должно быть, взошла на помост, а минут зтак через пять, коли не раньше, мошенница отдаст богу душу. Бывают висельники, с которыми палачу совсем не приходится возиться: накинут им петлю на шею, они тут же и кончатся. Но есть и такие, которые, вот уж можно правду сказать, живут жизнью висельника и бьются как одержимые. Больше всех бесновался, помню, один священник, которого в прошлом году повесили за подделку королевской подписи на лотерейном билете. Минут двадцать, коли не больше, он плясал как карп на удочке.
Хе-хе! - усмехнулся он, - скромный был человек этот аббат, его не прельщала честь получить епархию на том свете. Я видел, как его стаскивали с тележки. Он так плакал и отбивался, что, наконец, палач не выдержал и сказал ему: «Полно, господин аббат, будет вам ребячиться!» А смешнее всего то, что сам же палач его сперва за духовника принял, - потому что везли его еще с одним мошенником, - так что конвойный офицер еле-еле разубедил палача. Вот ведь какая забавная история, не правда ли, сударь?
- Нет, сударь, - отвечал мой добрый учитель, роняя на тарелку маленькую рыбку, которую он уже было поднес к губам, - я не вижу здесь ничего забавного. Как я подумаю, что эта цветущая девушка сейчас расстается с жизнью, у меня пропадает охота есть пескарей и любоваться ясным небом, которое мне только что улыбалось.
- О, это война небольшая; она обойдется всего-навсего в каких-нибудь восемь миллионов долларов.
- А люди?..
- Цена людей входит в эти восемь миллионов.
…музыкальные критики по большей части глухи, а критики в области живописи - слепы.