Ничто не стоит сожалений,
люби, люби, а все одно, --
знакомств, любви и поражений
нам переставить не дано.
И вот весна. Ступать обратно
сквозь черно-белые дворы,
где на железные ограды
ложатся легкие стволы
и жизнь проходит в переулках,
как обедневшая семья.
Летит на цинковые урны
и липнет снег небытия.
Войди в подъезд неосвещенный
и вытри слезы и опять
смотри, смотри, как возмущенный
Борей все гонит воды вспять.
Куда ж идти? Вот ряд оконный,
фонарь, парадное, уют,
любовь и смерть, слова знакомых,
и где-то здесь тебе приют.
Мне говорят, что нужно уезжать.
Да-да. Благодарю. Я собираюсь.
Да-да. Я понимаю. Провожать
не следует. Да, я не потеряюсь.
Ах, что вы говорите -- дальний путь.
Какой-нибудь ближайший полустанок.
Ах, нет, не беспокойтесь. Как-нибудь.
Я вовсе налегке. Без чемоданов.
Да-да. Пора идти. Благодарю.
Да-да. Пора. И каждый понимает.
Безрадостную зимнюю зарю
над родиной деревья поднимают.
Все кончено. Не стану возражать.
Ладони бы пожать -- и до свиданья.
Я выздоровел. Нужно уезжать.
Да-да. Благодарю за расставанье.
Вези меня по родине, такси.
Как будто бы я адрес забываю.
В умолкшие поля меня неси.
Я, знаешь ли, с отчизны выбываю.
Как будто бы я адрес позабыл:
к окошку запотевшему приникну
и над рекой, которую любил,
я расплачусь и лодочника крикну.
(Все кончено. Теперь я не спешу.
Езжай назад спокойно, ради Бога.
Я в небо погляжу и подышу
холодным ветром берега другого.)
Ну, вот и долгожданный переезд.
Кати назад, не чувствуя печали.
Когда войдешь на родине в подъезд,
я к берегу пологому причалю.
И нельзя вступить в то же облако дважды. Даже если ты бог. Тем более, если нет…
Я очень часто несу чепуху,
Пишу плохие стихи,
Ношу пальто на рыбьем меху,
Холодные сапоги.
Теряю друзей, наживаю врагов,
Плачу за газ и за свет,
А кроме того, ищу любовь,
Которой все нет и нет.
Стихи Иосифа Бродского
Приезжать на Родину в карете,
Приезжать на Родину в несчастьи,
Приезжать на Родину для смерти,
Умирать на Родине со страстью.
Умираешь, ну и Бог с тобою,
Во гробу, как в чистой.
Привыкать на Родине к любови,
Привыкать на Родине к убийству.
Боже мой, любимых, пережитых,
Уничтожить хочешь, - уничтожь!
Подними мне руки для защиты,
Если пощадить меня не можешь.
Если ты не хочешь - и не надо.
И в любви испуганно ловимой
Поскользнись на Родине и падай,
Оказавшись во крови любимой.
Уезжать, бежать из Петербурга.
И всю жизнь до поворота,
До любви, до сна, до переулка
Зимняя карета идиота.
В Петербурге снег и непогода,
В Петербурге горестные мысли…
А все октябрь за окнами шумит,
И переулок за ночь перемыт
Ни раз, ни два холодною водою
И подворотни дышат пустотой.
Теперь все позже гаснут фонари,
Неясный свет октябрьской зари
Не заполняет мерзлые предместья.
И все ползет по фабрикам туман.
Еще не прояснившимся умам
Мерещатся последние известья,
И, тарахтя и стеклами и жестью,
Трамваи проезжают по домам.
Трамваи проезжают по домам.
Волосы за висок
между пальцев бегут,
как волны, наискосок,
и не видно губ,
оставшихся на берегу,
лица, сомкнутых глаз,
замерших на бегу
против теченья. Раз-
розненный мир черт
нечем соединить.
Ночь напролет след,
путеводную нить
ищут язык, взор,
подобно борзой,
упираясь в простор,
рассеченный слезой.
Вверх по теченью, вниз -
я. Сомкнутых век
не раскрыв, обернись:
там, по теченью вверх,
что (не труди глаза)
там у твоей реки?
Не то же ли там, что за устьем моей руки?
Мир пятерни. Срез
ночи. И мир ресниц.
Тот и другой без
обозримых границ.
И наши с тобой слова,
помыслы и дела
бесконечны, как два
ангельские крыла.
Что-то в их лицах есть,
что противно уму.
Что выражает лесть
неизвестно кому.
Не осуждая позднего раскаянья,
Не искажая истины условной
Ты отражаешь Каина и Авеля,
Как будто отражаешь маски клоуна.
Как будто все мы - только гости поздние,
Как будто наспех поправляем галстуки,
Как-будто одинаково - погостами -
Покончим мы разнообразно алчущие.
Не сознавая собственную зыбкость,
Ты будешь вновь разглядывать улыбки
И различать за мишурою ценность,
Как за щитом обмана - нежность…
О, ощути за суетою цельность
И на обычном циферблате - вечность.
Прощай.
Позабудь.
И не обессудь.
А письма сожги…
Как мост.
Да будет мужествен твой путь
И будет он прям
И прост.
Да будет во мгле
Для тебя гореть
Звездная мишура,
Да будет надежда ладони греть
У твоего костра.
Да будут метели,
Снега, дожди,
И бешенный рев огня…
Да будет удач у тебя впереди
Больше, чем у меня.
Да будет могуч и прекрасен
Бой,
Гремящий в твоей груди.
Я счастлив за тех,
Кому с тобой,
Может быть,
По пути.
Прощай.
Позабудь
И не обессудь.
А письма сожги…
Как мост.
Да будет мужественен
Твой путь,
Да будет он прям
И прост.
Да будет во мгле
Для тебя гореть
Звездная мишура,
Да будет надежда
Ладони греть
У твоего костра.
Да будут метели,
Снега, дожди
И бешеный рев огня,
Да будет удач у тебя впереди
Больше, чем у меня.
Да будет могуч и прекрасен
Бой,
Гремящий в твоей груди.
Я счастлив за тех,
Которым с тобой,
Может быть,
По пути.
Тогда, когда любовей с нами нет, тогда, когда от холода горбат, достань из чемодана пистолет.Достань.И заложи его в ломбард. Купи на эти деньги патефон и где-нибудь на свете потанцуй.
Человек не сумма того, во что он верит, на что он уповает. Человек - не сумма своих убеждений. Человек - сумма своих поступков.
Всегда помните, что в этом мире нет объятий, которые в конце концов не разомкнутся.
Жить в эпоху свершений, имея возвышенный нрав,
к сожалению, трудно.
Я не верю в политические движения, я верю в личное движение, в движение души, когда человек, взглянувши на себя, устыдится настолько, что попытается заняться какими-нибудь переменами: в себе самом, а не снаружи.