Он думал, что все изведал
Воинственные моря,
И знамя своей победы
Всё выше вздымал, творя
Разбой вдоль прибрежных линий
На корабле лихом
В гордыне неутолимой,
Вдруг ставшей его грехом.
Ему показалось вскоре,
Что выпита до конца
Бездонная чаша моря
С желаньями гордеца.
Презревший мечты глухие,
Стремился себя вознесть,
На что, озверев, стихия
К нему затаила месть.
Однажды в порывах шторма,
Злой дух, устремлённый вниз,
Сорвал паруса, как шторы,
Надетые на карниз.
Команда исчезла в бездне,
Где не было даже льдин,
И Он, как печали вестник,
Остался совсем один.
Без курса и без компаса,
Среди незнакомых звёзд
Подсчитывал Он припасы,
Уверовав, что непрост
И долог поход. Но рвется
Корабль в разгар кострищ,
Где солнце - уже не солнце,
А в небе вскочивший прыщ.
Невыносимы стали
Концерты морской воды,
Гонимые ветром стаи
Клубились, как чёрный дым,
В котором заметней будет
Белёсое молоко
Прилива взведённых грудей
К лобзаниям облаков,
Так ждущих ленивой ласки,
Стремящихся к небесам…
Он видел, что в этой пляске
Давно закружился сам,
Что толпы усопших ликов
Ему прокричали: «Жри
Зайчатину ярких бликов,
Хмелей от вина зари!».
Когда наступало утро,
Неспешно ползла на мель
Вся в проблесках перламутра
Волшебная карамель.
В объятьях валовьих лапищ
Веками хранился прах
Языческих древних капищ
На проклятых островах.
И профили скал унылых,
Очерченных сквозь туман,
Влияли со страшной силой
На ясность его ума.
Он шёл по морям Китая,
Где водоросли легки,
И далее, где не тают
Суровые ледники.
Где сумрак полярной ночи
Сгущался ещё плотней,
Он видел тончайший почерк
Малиново-жёлтых огней.
Восточный листок Зефира
Сорвался с цветка ветров,
И небо, свои сапфиры
Храня, как бездонный ров,
Ему открывало книгу
О сущности всех начал,
Преумножая мигом
Неистовую печаль.
Когда же усталость нудно
Струилась в водоворот,
Он думал направить судно
В Харибды ревущий рот,
Иль грудью упасть на скалы,
Не снизивши быстроты…
От страшного их оскала
Его сберегли мечты.
Как ни был бы он прекрасен -
Природы распутный нрав,
В её исступлённом гласе
Он понял, что был неправ,
И сколько б морские боги
Ни гнали дары свои,
Он мерил объём их оргий
Объёмом своей любви.
Чудовища плыли мимо,
Меж волн расширяя брешь,
И страх наводя, сравнимый
Лишь с силой его надежд.
Когда, становясь священней,
Плыла темнота вдали,
Он думал про возвращенье
К причалу родной земли.