Господи Боже мой,
удостой меня быть
орудием мира Твоего,
Чтобы я вносил любовь
туда - где ненависть,
Чтобы я прощал - где
обижают,
Чтобы я соединял - где
есть ссора,
Чтобы я говорил правду
- где господствует
заблуждение,
Чтобы я воздвигал веру
- где давит сомнение,
Чтобы я возбуждал
надежду - где мучает
отчаяние,
Чтобы я вносил свет во тьму,
Чтобы я возбуждал
радость - где горе живет.
Господи, Боже мой,
удостой не чтобы меня
утешали, но чтобы я утешал,
Не чтобы меня понимали,
но чтобы я других
понимал,
Не чтобы меня любили,
но чтобы я других
любил,
Ибо кто дает - тот
получает,
Кто забывает себя - тот
обретает,
Кто прощает - тот
простится,
Кто умирает - тот
просыпается к вечной жизни.
И еще. Я верю в Любовь. Что в каждом человеке есть Любовь. Никто и ничто неизменит мою веру! Каждый достоин прощения! Каждый… Пускай я в ереси, пусть утону в гордыне, но веру свою никогда неизменю и православны книги гласят: ДА ЛЮБИТЕ ДРУГ ДРУГА! и судите меня как хотите, я не обижусь…
Отвечаю на вопрос о христианстве.
Христианство полностью опирается на писания. Если я неправ, прошу объяснить.
Писания писали люди! Или это ложь? Простая логика: все написано рукой человеческой. Так и во всех религиях! Сейчас печатают люди! Никто, а люди! Я не говорю что писали ложь, я не говорю не верить, не путайте людей и ложь! Только слушая сердце можно отличить правду от лжи… Вот краткий ответ…
Простите, если обидел кого…
Для меня Любовь стоит на первом месте во всех заповедях. Понимание на втором месте: понять можно всех! Уважение к вере человека превыше уважения к определенному человеку. После идут заповеди указанные в библии. И если я еретик, то я им и останусь… Навсегда…
Чтобы получать удовольствие от собственного безрассудства - нужно уметь очень трезво мыслить.
Нас настойчиво учат, что мы животные и ничего больше; однако нам незачем стыдиться нашей животности. Животность и атеизм одобряются учеными и восхваляются прессой. И духовенство немощно, чтобы придать силу проповедуемой ими вере.
Я переверну всю землю, но найду себе эту точку опоры!
Знакомая вышла замуж. Я узнала, первая реакция «Залетела». Сказала подруге, она:"Залетела".
По-моему, в любовь больше не верят в этом мире
…И вот она ушла далеко-далеко, в те края, где уже нет ни горя, ни слез, ни болезней. С больничной кровати она поднялась, легкая, помолодевшая, и, конечно, первое, что она ощутила, - это полное и абсолютное отсутствие боли. Я почувствовал это, потому что держал ее за руку в ту таинственную минуту, которую мы на земле называем «смертью». На самом деле, как я теперь понимаю, это что-то совсем-совсем другое.
Мы знали оба, что она уходит, что страшную болезнь победить невозможно. Мне хотелось удрать, спрятаться, исчезнуть - сбежать от жены, чтобы где-то в стороне от ее мучительно-тихой белой палаты, от капельниц, от деловитых сестер, от увядающих в вазах ненужных цветов, принесенных нашими друзьями и родственниками, от скорбного и мучительного ожидания неизбежной минуты расставания, - от всего этого уединиться и просто завыть, напиться, выкричать свой ужас, протест и горе. Но уйти из палаты мне было некуда, а вернее - нельзя…
Как трудно любить, когда, кажется, совершенно нечем проявить, доказать, выказать свою любовь! Не нужны уже ей были ни редкие дорогие лекарства, ни подкрепляющие деликатесы, ни ложные надежды. Ничего ей было не нужно - только моя любовь. Это я видел по ее гаснущим глазам - говорить она уже не могла, только чуть-чуть шевелила губами и иногда пыталась улыбнуться мне. Если я видел тень ее улыбки - я сразу же улыбался ей в ответ и говорил о своей любви.
Приходил священник, иеромонах отец Алексей из ближайшего к больнице монастыря. Он соборовал ее, ей стало чуть легче: видимо, боли перестали так мучить ее, она уже не смотрела на сестру, приходившую делать обезболивающие уколы, с таким напряженным ожиданием. Она даже сделала однажды знак - «Не надо укола!», но сестра все равно ввела обезболивающее по расписанию, у них был свой порядок. Отец Алексей пришел еще раз, читал молитвы над женой, что-то ей говорил - напутствовал, наверное: я на это время вышел из палаты. Потом он позвал меня и причастил ее уже при мне. Она сразу же спокойно уснула. Мы вышли с ним в коридор.
- Батюшка, хоть что-нибудь я могу сейчас для нее сделать? - спросил я.
- Можете. Молитесь.
- А еще?
- Окружите ее своей любовью, как облаком. Забудьте о себе, о своем горе - потом отгорюете, а сейчас думайте только о ней, поддерживайте ее. Помните, умирать - это нелегко и непросто! Да укрепит вас Господь. - Он благословил меня и ушел.
После этого разговора я старался перестать думать о себе. Если подступали ужас, тоска, отчаянье - я обрывал свои мысли и глушил чувства батюшкиными словами: «Потом отгорюешь! Сейчас думай только о ней!»
Я старался чаще прикасаться к ней: отирал пот, смачивал водой ее постоянно пересыхающие губы, что-то поправлял и как можно чаще целовал легонько - ее лицо, лоб, бедную облысевшую головку, ее исхудавшие голубоватые руки… Мы много разговаривали. Вернее, говорил я один, а она слушала. Я вспоминал милые и смешные эпизоды из нашей жизни, вспоминал подробно, не торопясь, со всеми деталями. Я даже пел ей тихонько песни, которые мы когда-то любили. А когда я уставал говорить, то ставил какой-нибудь диск с хорошей спокойной музыкой, с книгами. Ей нравилась запись пушкинской «Метели» в исполнении Юрского, с музыкой Свиридова. Мы ее слушали раз десять, не меньше. Отец Алексей тоже оставил мне диск - монастырские песнопения о Божьей Матери. Сначала я боялся его ставить - вдруг она испугается, услышав монашеское пение, но однажды решил попробовать. Она слушала спокойно, лицо ее как-то посветлело, а когда пение кончилось, она посмотрела на меня выжидающе напряженно - и я понял, что она хочет услышать все с начала. Потом я купил еще несколько таких же дисков в монастыре, с другими песнопениями. А еще, запинаясь на незнакомых словах, я читал молитвы по молитвеннику, который мне оставил и велел читать жене отец Алексей. Она их слушала с тем же просветленным лицом, что и монастырские песнопения, хотя ничего такого особенного в моем неумелом чтении не было. Но молитвы ей явно помогали. Да и мне они помогали тоже.
Уходила она тихо, поздним вечером. Сначала, на очень короткое время, я даже не успел испугаться как следует, она вдруг задышала трудно, с хрипом, а потом стала дышать уж? тише и все реже… реже… реже… Я держал ее за руку и молчал. И вот, когда перерывы между вдохами стали совсем редкими, она вдруг выдохнула, - а вдоха я уже не дождался. Все в ее лице остановилось, рот приоткрылся, и я понял, что душа ее покинула тело. Вдруг я ощутил в наступившей полной тишине какое-то смятение, что-то похожее на страх, заполнивший маленькую палату до краев. И тут я нашел правильные слова - или кто-то мне их подсказал.
- Любимая моя, не бойся - я с тобой! - сказал я тихо. - Я знаю, что ты здесь, что ты слышишь меня. Я люблю тебя, милая моя, как любил - так и люблю! Я знаю, что это тело - не ты. Я любил его, я привык к нему, и я буду, конечно, плакать и горевать над ним, ты уж прости меня. Но я знаю, что настоящая ты - не бедное это тело, на которое мы с тобой сейчас оба смотрим. Ты - не в нем, но ты здесь. Не бойся ничего, только молись как умеешь. Просто говори: «Господи, помилуй!». И я тоже буду молиться о тебе, дорогая. Вот прямо сейчас и начну!
Отец Алексей заранее посоветовал мне купить «Псалтырь» на русском языке, церковно-славянского я тогда не знал, и велел сразу после «отшествия души», как он выразился, начать читать «Псалтырь» - и читать по возможности до самых похорон. «Это очень важно, это будет огромная помощь ее душе!» - сказал он. Палата у нас была отдельная, заплачено за нее было вперед, и потому мне разрешили остаться с моей женой до утра, не увезли ее сразу. Я сидел и читал вслух псалмы, и мне казалось, что она прильнула к моему плечу и внимательно слушает.
Предпохоронная суета и сами похороны заняли меня полностью, и я не знаю, что было бы со мной, если бы у меня оставалось хоть какое-то свободное время. Но у меня его совсем не было: я читал «Псалтырь» каждый свободный час, а когда выдавались только минуты свободные - читал молитвы. На отпевании и во время похорон я молился беспрерывно и… продолжал говорить ей о своей любви.
Поминки прошли очень спокойно и были недолгими. Когда моя и ее мать начали убирать стол после гостей, я сразу же принялся читать «Акафист за единоумершего» - как велел мне делать каждый вечер отец Алексей в течение сорока дней. Дочитав со слезами акафист, я, наконец, свалился и крепко уснул.
На следующий день я проснулся с ощущением пустоты во всем теле, в мозгу, в душе - и во всей моей жизни. «Вот оно, начинается…» - подумал я. Хотел ехать на кладбище, но по дороге раздумал и поехал в монастырь, На мое счастье, отец Алексей в этот день успел уже посетить больницу, мы с ним встретились и с полчаса ходили по монастырским дорожкам и разговаривали.
- Кончину вашей супруге Господь даровал христианскую, непостыдную, а болезнь, с кротостью переносимая, послужила ей к очищению от грехов. Будем надеяться, что она в Раю. Но кто из нас свят? Поэтому помните, что на вас лежит устроение вечной жизни вашей жены и там. Помогите ей сейчас обустроить свой вечный дом!
- Чем, как? Что я могу теперь, батюшка? Это здесь я мог работать для нее, квартиру купил…
- Помогайте молитвой, милостыней и добрыми делами, творимыми во спасение ее души. Заказывайте сорокоусты, подавайте поминания в монастырях и храмах. Вы были хорошим мужем для вашей жены на земле, продолжайте же им быть и теперь, когда она ушла из этой временной жизни. Помните о том, что вы встретитесь в Вечности. И как же хорошо будет, когда ее душа приблизится к вашей душе, просияет от радости и скажет: «Спасибо за все, что ты для меня сделал не только на земле, но и здесь. Какой чудесный дом ты для меня построил своими молитвами и добрыми делами!»
Я думал весь этот день до самого вечера. Ходил по Москве, заходил в храмы, ставил свечки, заказывал сорокоусты и поминания… Вечером я прочитал опять «Акафист за единоумершего» и решился: буду строить для жены дом, как сказал отец Алексей!
И я начал строить небесный дом для моей любимой. Я объехал и обошел все монастыри Москвы и везде заказал годовые поминания об усопшей рабе Божией Анне. Нищим я подавал только мелочь - кто их разберет теперь, этих нищих… Зато когда видел по-настоящему бедную старушку в храме, то подходил к ней, давал уже приличные деньги и просил молиться за новопреставленную Анну. Я нашел людей, которые помогают онкологическим больным детям, и тоже начал участвовать в этом добром деле. А потом мне крупно повезло. Совершенно случайно я узнал адрес бедного прихода, строящего храм в деревне М-ке, под Тулой, и стал посылать туда деньги с просьбой молиться о моей жене, а летом, во время очередного отпуска, поехал туда и помогал стройке своими руками. И сорок дней я каждый вечер читал «Акафист за едино умершего», заменяя «его» на «ее», хотя отец Алексей мне ничего об этом не сказал - так мне на сердце легло.
Иисусе, верни душе ее благодатных силы первозданный чистоты.
Иисусе, да умножатся во имя ее добрыя дела.
Иисусе, согрей осиротевших Твоею таинственною отрадою.
Иисусе, Судие Всемилостивый, рая сладости сподоби рабу Твою.
Потом стал читать реже, обычно по субботам, а еще в годовщину нашей свадьбы и в ее день рожденья.
Прошел год. Выйдя из храма после панихиды в первую годовщину смерти, я шел в раздумье. Вот и год прошел… Жизнь незаметно стала входить в какую-то новую спокойную колею. И только тут я вспомнил, что собирался после смерти жены полностью отдаться своему горю, выплакаться-выкричаться-напиться, впасть, быть может, в какой-нибудь загул с тоски. А ведь ничего этого не было! Да я даже и не вспомнил ни разу о своем «отложенном горе»… Горе было, но оно сливалось с молитвой, с постоянными мыслями о любимой, с заботами о ее посмертной судьбе, да и просто некогда мне было с ума сходить от горя - надо было ей помогать! А это значило - помогать другим, тем, кто нуждается в помощи. У меня не было времени думать о себе, несчастном, потому что я продолжал весь этот год думать о ней, о ее душе. Я хотел помочь спастись ее душе - а спас, сам того не ведая, и самого себя!
Я часто размышляю о том, в каком состоянии сейчас находится строительство небесного дома для моей любимой. Построил я только фундамент дома или он уже возведен под крышу? Но как бы ни сложилась в дальнейшем моя жизнь, я все равно эту стройку не брошу…
А на нашем храме в деревне М-ке уже возводятся купола и скоро будут установлены кресты.
Дуться на жизнь глупо улыбнись, и ты добьёшься многого.
В счастливые минуты - Хвали Бога,
В трудные минуты - Ищи Бога,
В тихие минуты - Поклоняйся Богу,
В минуты боли - Доверяйся Богу.
Каждую минуту - Благодари Бога!
Богоневерием горды!
Грешим, порой, не зная меры.
Какие же должны размеры
быть, адской той сковороды???
Чтобы Счастье постучалось к Вам в дверь. Нужно скорее избавиться от Ненависти, забыть навсегда Обиду. И вновь поселить у себя Веру, Надежду и Любовь!
Дай мне, Господи, день бесконечный прожить, так, чтобы к вечеру было не стыдно раствориться в закате, что бы быть. Чтобы быть, а не казаться. Чтобы быть целью, а не средством.
Дай в добре мне не видеть присутствие зла, и чтобы злое от злого отличать. Ведь есть зло настоящее, а есть только туман зла, прячущийся в глазах смотрящего, но не видящего. Дай мне быть видящим…
Дай мне, Господи, проверить свое сердце любовью, дай поверить в сердце другого, дай веры в Тебя. И молитвы мне дай, без лени и сна, дай найти свой Крест, чтобы идти на свою Голгофу. Дай быть убогим у Тебя…
Дай мне не обжечься горним воздухом свободы и свободно уйти от мiра, но не от мира, чтоб избежать искушения гордыней, болью и чудом.
Дай мне любить брата и бояться крови…
Господи! Дай мне такой ум, чтобы тебя не понять, ибо не вместить, но принять, ибо одинок. Дай мне такое сердце, чтобы вместить надежду печальную и обратить в любовь невечернюю. Дай мне боль посильную, но чтобы веру свою не потратить зазря. Дай мне, такую мудрость, чтобы соткать из веры, надежды и любви вечную одежду.
Дай мне жить сейчас, но не между вчера и завтра…
Господи! Дай мне такой голос, чтобы я чаще молчал, чтобы я чаще слышал тебя белым днем в черной толпе. Дай мне познать твоего ангела без упрека и без страха. Научи меня жить и понимать…
Дай мне облегчить Твою чашу Гефсиманскую, облегчить хоть на каплю слезой своей, но не видеть пророчеств Твоих о будущем Царствии Твоем.
Дай мне сил покой по дороге не просить.
Сделай так, как не я, а Ты хочешь!
Церковь стоит у реки. Слепят глаза купола,
Словно ругая за то, что я без веры жила.
Сколько вокруг нас таких, Бога готовых гневить…
Господи! Ты им не дай через себя преступить!
Боже! В нас разум вдохни, чтобы тебя почитать,
Ближних любить, как себя, и научиться прощать.
К вере сегодня пришла. Видно, устала грешить.
Буду с душою своей в полной гармонии жить!
Если опять предо мной встанет из горя броня…
Не побоюсь! Мой Господь разве оставит меня?
Между злым и добрым - масса вариаций.
Нам хочется быть добрыми,
Но трудно не быть при этом злыми.
И вечная борьба. И эта борьба выливается
Разными нашими состояниями,
Из-за которых трудно сказать
Какие же мы на самом деле,
Добрые или злые?..
(EdMan)
Радуйтесь! Земля предстала новой купели!
Догорели синие метели, и змея потеряла жало.
О Родина, мое русское поле… И вы, сыновья ее,
Остановившие на частоколе луну и солнце, -
Хвалите Бога!
В мужичьих яслях родилось пламя.
К миру всего мира! Новый Назарет. Перед вами.
Уже славят пастыри его утро.
Свет за горами…
(Сергей Есенин)
Нас обвиняют в злости - и мы злимся.
И из-за этого злимся еще больше.
Нас за добрые дела никто не хвалит -
И мы снова злимся.
Но чем больше мы злимся,
Тем труднее быть добрыми …
А чем мы добрее -
Тем нам легче не быть злыми.
Так почему же, если проще быть добрыми,
Мы вряд ли честно скажем,
что мы действительно добры?
(EdMan)
Сгинь, ты, английское юдо! Расплещися по морям!
Наше северное чудо не постичь твоим сынам!
Не познать тебе Фавора. Не расслышать тайный зов
Отуманенного взора… На устах твоих покров.
Все упрямей, все напрасней ловит рот твой темноту.
Нет, не дашь ты правды в яслях твоему сказать Христу!
Но знайте, спящие глубоко: Она загорелась, Звезда Востока!
Не погасить ее Ироду кровью младенцев…
«Пляши, Саломея, пляши!»
Твои ноги легки и крылаты.
Целуй ты уста без души, -
Но близок твой час расплаты!
Уже встал Иоанн, изможденный от ран,
Поднял с земли отрубленную голову,
И снова гремят его уста. Снова грозят
Содому: «Опомнитесь!»
(Сергей Есенин)
Мерилом постижения истин
Для тех, кто в этом мире
Всё время, как на пире,
Банально, просто -
Таблица умножения…
А мы, к сожалению, статисты,
Которым ради прикола
Дают высказаться… Дают слово…
Вот и все. Так что действительно
Без любви и веры… совсем хре…,
Пусто и просто - грустно…
(EdMan)
Люди, братья мои люди! Где вы? Отзовитесь!
Ты не нужен мне, бесстрашный, кровожадный витязь.
Не хочу твоей победы! Дани мне не надо!
Все мы - яблони и вишни голубого сада.
Все мы - гроздья винограда золотого лета,
До кончины всем нам хватит и тепла и света!
Кто-то мудрый, несказанный, всё себе подобя,
Всех живущих греет песней, мёртвых - сном во гробе.
Кто-то учит нас и просит
Постигать и мерить.
Не губить пришли мы в мире,
А любить и верить!
(Сергей Есенин)
придет время и кошки, которые когда-то скребли у вас на душе, будут мурлыкать от удовольствия ;)
«Если бы не было НАДЕЖДЫ сколько бы сердец разорвалось…»