У мужчин даже вера, даже смирение призваны доказывать величие. Это так утомительно.
Я при жизни был рослым и стройным,
Не боялся ни слова, ни пули
И в обычные рамки не лез.
Но с тех пор как считаюсь покойным,
Охромили меня и согнули,
К пьедесталу прибив ахиллес.
Не стряхнуть мне гранитного мяса
И не вытащить из постамента
Ахиллесову эту пяту,
И железные рёбра каркаса
Мёртво схвачены слоем цемента,
Только судороги по хребту.
Я хвалился косою саженью -
Нате смерьте!
Я не знал, что подвергнусь суженью
После смерти.
Но в привычные рамки я всажен -
На спор вбили,
А косую неровную сажень
Распрямили.
И с меня, когда взял я да умер,
Живо маску посмертную сняли
Расторопные члены семьи,
И не знаю, кто их надоумил,
Только - с гипса вчистую стесали
Азиатские скулы мои.
Мне такое не мнилось, не снилось,
И считал я, что мне не грозило
Оказаться всех мёртвых мертвей.
Но поверхность на слепке лоснилась,
И могильною скукой сквозило
Из беззубой улыбки моей.
Я при жизни не клал тем, кто хищный,
В пасти палец,
Подойти ко мне с меркой обычной
Опасались,
Но по снятии маски посмертной -
Тут же, в ванной, -
Гробовщик подошёл ко мне с меркой
Деревянной…
А потом, по прошествии года, -
Как венец моего исправленья -
Крепко сбитый литой монумент
При огромном скопленье народа
Открывали под бодрое пенье,
Под моё - с намагниченных лент.
Тишина надо мной раскололась -
Из динамиков хлынули звуки,
С крыш ударил направленный свет.
Мой отчаяньем сорванный голос
Современные средства науки
Превратили в приятный фальцет.
Я немел, в покрывало упрятан -
Все там будем!
Я орал в то же время кастратом
В уши людям.
Саван сдёрнули! Как я обужен -
Нате смерьте!
Неужели такой я вам нужен
После смерти?!
Командора шаги злы и гулки.
Я решил: как во времени оном,
Не пройтись ли, по плитам звеня?
И шарахнулись толпы в проулки,
Когда вырвал я ногу со стоном
И осыпались камни с меня.
Накренился я, гол, безобразен,
Но и падая - вылез из кожи,
Дотянулся железной клюкой,
И, когда уже грохнулся наземь,
Из разодранных рупоров всё же Прохрипел я: «Похоже, живой!»
И паденье меня не согнуло,
Не сломало,
И торчат мои острые скулы
Из металла!
Не сумел я, как было угодно -
Шито-крыто.
Я, напротив, ушёл всенародно
Из гранита.
1973
Подлинное Величие, никогда не опустится до уровня - высокомерия!
Дешевые издания великих книг могут быть прекрасны, но дешевые издания великих людей совершенно невыносимы
Его величие простиралось до скандинавских гор.
Скандинавские горы недоумевали:
Какого хера тебе здесь надо?
Чаще всего разные политики нам кажутся великими потому, что мы их величину измеряем вместе с пьедесталом.
Есть такие характеры, которые очень любят считать себя обиженными и угнетенными, жаловаться на это вслух или утешать себя втихомолку, поклоняясь своему непризнанному величию.
Самое великое, самое божественное в человеке -- способность жалеть и прощать.
ЖИЗНЬ
Меняя каждый миг свой образ прихотливый,
Капризна, как дитя, и призрачна, как дым,
Кипит повсюду жизнь в тревоге суетливой,
Великое смешав с ничтожным и смешным.
Какой нестройный гул и как пестра картина!
Здесь -- поцелуй любви, а там -- удар ножом;
Здесь нагло прозвенел бубенчик арлекина,
А там идет пророк, согбенный под крестом.
Где солнце -- там и тень! Где слезы и молитвы --
Там и голодный стон мятежной нищеты;
Вчера здесь был разгар кровопролитной битвы,
А завтра -- расцветут душистые цветы.
Вот чудный перл в грязи, растоптанный толпою,
А вот душистый плод, подточенный червём;
Сейчас ты был герой, гордящийся собою,
Теперь ты -- бледный трус, подавленный стыдом!
Вот жизнь, вот этот сфинкс! Закон её -- мгновенье,
И нет среди людей такого мудреца,
Кто б мог сказать толпе -- куда её движенье,
Кто мог бы уловить черты её лица.
То вся она -- печаль, то вся она -- приманка,
То всё в ней -- блеск и свет, то всё -- позор и тьма;
Жизнь -- это серафим и пьяная вакханка,
Жизнь -- это океан и тесная тюрьма!
Велик тот, кто побеждает города, но по-настоящему велик тот, кто побеждает себя.
Не считай себя мудрым: иначе гордостию вознесется душа твоя, и ты впадешь в руки врагов твоих. (Антоний Великий)
Тот, кто приходит к мысли о собственном величии, имеет очень невысокое понятие о величии.
У меня нет: мании величия, потому, что великие люди ей не страдают.