Нет, я — не Пушкин, я — иной,
ещё не ведомый избранник,
по штатной должности — механик,
но с поэтической душой.
Хотя моих произведений
не выпускает в свет ОГИЗ,
хоть не талант я и не гений,
но всё ж готовлю вам сюрприз.
Я первый раз пишу поэму,
и потому, прошу учесть,
что выбрал трудную я тему
и много здесь ошибок есть.
Легко, конечно, быть талантом,
когда иной заботы нет,
ведь если б Пушкин был курсантом,
то вряд ли стал бы он поэт!
Итак, начнём без лишних фраз
Наш скромный истинный рассказ.
* * *
*** Глава первая (основная) ***
Мой лётчик, самых честных правил,
когда готовился в полёт,
то за семь дней меня заставил
ему готовить самолёт.
Его пример — другим наука,
но, Боже мой! Какая мука
найти во что бы то не стало
дефект, чтоб стрелка не дрожала.
— Так думал молодой механик
готовя к вылету свой Ил,
слил конденсат, законтрил краник
и командиру доложил.
Но вылетать пока что рано,
а потому, мои друзья,
с героем нашего романа
готов вас познакомить я.
Родился, то ли в Ленинграде,
то ли в другом конце Невы,
(забыл, простите Бога ради
за это, умоляю, вы).
Учился в общей средней школе,
был пионером, в комсомол
записан был помимо воли.
Положено, и всё тут, мол!
Окончил школу. Попытался
попасть в какой-то институт,
не поступил. Так проболтался.
А дни летят, года идут.
Глядишь, всю жизнь так жил бы он,
но бдит за возрастом закон!
Подобно всем другим ребятам
он призван был военкоматом
повестку взял и сел в вагон,
короче, стал солдатом он.
Кто может знать, где наше счастье
и по каким путям шагать:
он мог попасть бы в моточасти,
артиллеристом мог бы стать,
но высшей волею небес
попал Онегин в ВВС
(не по своей, конечно воле),
учился долго в Вольской школе,
в сорокоградусный мороз,
не замечая горьких слёз,
весь день с зари и до зари
учил прилежно ТБ-3,
хоть в том и было мало толку —
давно «корабль» тот устарел,
и вечерами в самоволку
исправно бегал наш пострел.
Курсантом плохо быть везде
и в Вольске, и в Кызыл-Орде!
Так год прошёл в воздушном флоте,
всему конец на свете есть,
он получил «любовь к работе»
и аттестат по форме шесть.
*** Глава вторая ***
Вот наш Онегин на свободе,
сперва — в бригаде при заводе,
потом, как горько ни рыдал,
он прямо в пятый ЗАП*) попал.
Конечно, в ЗАПе было хуже
он затянул ремень потуже
и хоть хотелось очень есть,
пришлось забыть о норме шесть!
Среди моих друзей не мало
в то время в ЗАПах пропадало.
Один из них там жизнь отведав,
придя затем из ЗАПа в полк,
три дня на хлеб смотрел как волк,
а поднабрав чуть-чуть силёнки,
орал, что есть не может пшёнки!
И я с двенадцатью друзьями
был в техбригаде ВВС:
в очко играли мы ночами,
ходили с девочками в лес,
в шестом часу ложились спать,
чтоб в восемь новый день начать.
Я помню чудные попойки
весёлых зимних вечеров,
друзей, сосущих спирт у стойки**)
по женской части мастеров.
Примечания:
*) ЗАП — запасной авиационный полк
**) — здесь имеется ввиду не стойка бара, а стойка шасси, которые в те времена заправлялись спиртоглицериновой смесью (см. кинофильм «Хроника пикирующего бом-бардировщика», т.н. «ликёр шасси».)
NN не глупым был сержантом,
он быстро женщин покорял:
знакомил с Гегелем и Кантом,
потом шампанским угощал,
и обсудив пять тонких тем,
ложился с ними спать затем.
Другой был родом из Ростова,
Тот мог найти наверняка
«подругу дней своих суровых»
от тридцати до сорока.
А третий, неразлучный с блатом,
тот мог везде и всё достать,
его б и с Бендером Остапом
не стыдно было бы сравнять.
Он посвятил пол жизни джазу
и в этом так преуспевал,
что покорял всех женщин сразу,
когда гитару в руки брал.
Но после «щекотного» дела
он дал себе обет один:
тогда лишь женщин трогать смело,
когда имеешь сульфидин.
(Антибиотиков в тот век
ещё не делал человек!)
Прости, читатель, вспоминая,
увлёкся я на этот раз.
Но ты простишь, я это знаю.
Итак, продолжим наш рассказ.
Судьба Евгения хранила,
он получил три новых Ила,
отвёртки, гайки, три ключа
и стал работать (сгоряча).
Пока болтался на заводе,
стал ТБ-3 уже не годен,
и вот, пришлось ему начать
Ил-28 изучать.
Он честно, не смыкая глаз
читал усиленно НИАС*),
пока комэска**) не решил,
что он не плохо знает Ил.
Он мог без лишних разговоров
сменить в неделю пять моторов
и мог, почти что без ключей
ввернуть две дюжины свечей.
Так стал он техником примерным,
чтоб самолёт его был чист,
ему был дан помощник верный —
Владимир Ленский, моторист.
Они сдружились, понемногу
в работе обогнали всех,
жизнь протекала, слава Богу,
без крика, шума и помех.
Казалось, и не быть раздорам,
но тут пришла в недобрый час
Татьяна — мастер по приборам,
успешно кончив Тульский ШМАС***)
Ефрейтор, Ларина Татьяна,
была без всякого изъяна —
решил единодушно полк.
У нас ведь знают в этом толк!
О, сколько было разговоров
о ней под плоскостью машин,
блестели глазки у майоров,
блестели глазки у старшин.
Примечания:
*) — НИАС — Наставление по инженерно-авиационной службе;
**) — комэска — командир эскадрильи;
***) — ШМАС — школа младших авиационных специалистов.
И командир полка упорно
твердил, надеясь на успех:
— Любви все возрасты покорны,
она сильней законов всех.
Но равнодушно, без привета,
она относится к чинам, —
один просвет и два просвета*)
напрасно бродят по пятам.
Лишь одного горящим взглядом
она встречает каждый раз,
дрожит, когда он с нею рядом
и отвести не может глаз.
Онегин, стройный и плечистый,
других красивей, веселей,
хоть получал он в месяц чистых
лишь триста тридцать пять рублей.
Но сам Онегин хладнокровно
на красоту её глядит,
и сердце бьётся очень ровно,
и не теряет аппетит…
Ох! Крепка техническая кровь
И не берёт её любовь!
Скользит луна по небосводу,
гуляет ветер за окном,
предвидя лётную погоду,
весь лагерь спит спокойным сном.
Не спится лишь одной Татьяне,
она сидит, и как в тумане,
вдруг видит милые черты: —
Онегин, милый, это ты?
Но пусто, ветер завывает,
о чём-то шепчутся листы …
Печально Ларина вздыхает: —
— Ох, одни мечты. Одни мечты!
Тоска, тоска чернее ночи…
Так нет терпеть уж больше мочи!
Что толку от моей отваги,
Он чувств ко мне не проявил…
Дневальный! Дайте мне бумагу,
перо и скляночку чернил!
Луна сквозь облака сияет,
полночный воздух свеж и чист,
коптилка нежно освещает
её письма тетрадный лист:
«- Я Вам пишу, чего же боле?
Что я могу ещё сказать?
Мечтой о Вас жила я в школе
И не могу спокойно спать.
Вы так милы. Вы так прекрасны,
настойчивы, но не нахал …
Короче, Вы — мой идеал!»
Письмо угольником свернула,
списала адрес и уснула.
Вeсна! Механик, торжествуя,
сливает в бочку антифриз,
вдали комиссию почуяв,
усердно трёт и верх и низ,
рвёт на портянки отепленье,
глядеть не хочет в НЗС*),
волной любви и вдохновенья
уже охвачен ВВС
Вот, как-то раз, в начале марта
хваля красавицу — весну
Владимир Ленский шёл со старта
и встретил девицу одну.
Он пять ночей не знал покоя,
казалось, чем-то удивлён,
не мог понять, что с ним такое,
и все решили: он — влюблён!
Предмет его горячей страсти
известной дамочкой была,
она жила не долго в части,
но многим «счастье» принесла.
Но он, увы, не знал об этом,
писал ей нежные стихи,
носился с «пламенным приветом» —
с любовью шуточки плохи!
Она вначале так радушно
терпела боль сердечных ран,
что полк решил единодушно:
-У них получится роман.
Но Ольге скоро надоело.
Он был застенчив, не речист,
к ней подойти боялся смело,
к тому же- только моторист!
Примечание:
НЗС — Наставление по Зимней службе.
Он вскоре это понял тоже,
но всё ж, продолжу я роман,
тьмы горьких истин нам дороже
нас возвышающий обман.
А сердце Ленского кипело.
Он побледнел и занемог,
ревнивый, злобный, как Отелло,
найти соперника не мог.
И зачехлив однажды спарку*),
Владимир Ленский мчится к парку —
он должен всё ей объяснить:
пусть скажет, быть, или не быть!
И вдруг он вздрогнул. В изумленьи
сказать не может ничего —
она стояла в отдаленьи,
и с кем? С механиком его!
Она смеялась, жала руки,
и взгляд её был очень мил,
Онегин с видов, правда, скуки,
но тоже что-то говорил.
А, теперь-то всё я вижу,
увидел вас я наконец!
Онегин! Вас я ненавижу!
Онегин, знайте, вы — подлец!
И грудь его клокочет мщеньем,
и стонет попранная честь,
и бросил он врагу с презреньем
торцовый ключ на тридцать шесть.
Такого дерзкого удара
нельзя спокойно перенесть.
— Дуэль! Отлично, у ангара
я буду ждать Вас ровно в шесть.
Надев суконные пилотки,
набросив на плечи шинель,
потуже намотав обмотки,
друзья явились на дуэль.
Они готовились с рассвета
сражаться в цвете юных лет,
с собою взяв два пистолета
и десять штук цветных ракет*).
Вначале было непривычно —
В наш век дуэль? Вот ерунда!
Но всё же Ленский как обычно,
пропел: — Куда, куда, куда
умчались дни. Возврата нету,
они уж не вернутся вновь
и должен я «в угоду свету»
пролить техническую кровь.
Ах, Ольга! Я тебя любил,
Тебе единой посвятил…
О, я — несчастный человек!
Теперь прости — прощай навек!
Не слышит Ольга в шуме ветра
последний пламенный привет,
и, отсчитав пятнадцать метров,
Владимир поднял пистолет.
Враги! Давно ли вместе мыли
свой милый, старый самолёт!
Враги. Давно ли вместе пили
и ни и ночи напролёт!
Одни страдания и муки,
давно ль страдали вместе вы?
Примечание:
сержантскому составу пистолет, как личное оружие, не положен, но на аэродромах много пистолетов-ракетниц.
К чему дуэль? Пожмите руки,
забудьте это всё. Увы!
В руках блеснули пистолеты
и ярко-красные ракеты.
пронзив безоблачную высь,
со страшным шумом понеслись.
Онегин знал, что по роману
он в этой схватке победит,
и если в книгах нет обману,
то моторист его — убит.
Терзаясь горем и сомненьем,
сказать ему «Прощай» хотел,
но тут увидел с изумленьем,
что Ленский тоже жив и цел.
Они опять на место встали,
ещё достали по одной …
Но им стреляться помешали —
Пришёл из штаба посыльной.
-Что, командир нас вызывает?
Да, друг, попались мы теперь!
Пришли. И робко открывает
Владимир Ленский штаба дверь.
Он получил большую взбучку
за самовольную отлучку,
за хулиганство, за стрельбу
и был посажен «на губу».
Онегин хмурый и печальный
проходит молча в кабинет.
Ему сочувствует дневальный —
Ему ведь только двадцать лет!
Я не могу Вам речь комдива
благопристойно изложить,
уж очень он её красиво
мог в уши грешные вложить!
Нехорошо стоять у двери
и слушать речь, что тет-а-тет,
прошу мне на слово поверить,
что слов простых там просто нет.
Он долго мог упоминать
Онегина родную мать.
Могу лишь рассказать достойно,
Когда тот рёк почти спокойно:
-От Вас, Онегин, я, признаться,
подобного не ожидал,
чтоб с подчинёнными стреляться…
На всю дивизию скандал!
Чтоб больше не было такого,
тут на минуту он умолк,
подумал и сказал сурово:
— Перевести в соседний полк!
* * *
Как жаль, что Пушкин умер рано!
Ведь если б знал он техсостав,
он посвятил бы нам романы
в пятнадцать, двадцать, тридцать глав.
Но Пушкин жил в туманной дали
тому назад уж двести лет.
Тогда по небу не летали,
тогда хватало и карет.
.. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .
Меня частенько подгоняют:
Пиши ещё. Ещё пиши!
И, улыбаясь, называют —
поэт технической души.
Да странно…
Неужели ты разлюбила?
Ладно…
Сообщение издательства.
В книге о жизни Билла Клинтона «Саксофонист и сексофонист», к нашему
сожалению, допущена опечатка. Название третьей главы вместо
«Вся пизнь - жопулизм» следует читать «Вся жизнь - популизм».
век рыцарей, без страха и упрёка,
давно ушёл и канул в безвремЕнье.
они теперь редкИ и одиноки,
как в день погожий сумрачные тени…
и встретить их, почти что не реально,
их ждут давно страницы красной книги,
быть рыцарем, сегодня - аномально,
когда вокруг полным-полно интриги.
когда, полным-полно, вокруг, соблазнов,
журавлик в небе, победив синицу,
захочет очень много и всё сразу…
то дрогнет, даже самый крепкий рыцарь…
вот поэтому, как мамонты старинны,
понятия о рыцарстве и чести,
сегодня быть без страха и невинным…
сравнимы с чьей-то злостью, или местью…
Если парень РОМАНТИЧНЫЙ и не педик во плоти, с чувством юмора глубоким и харизмою внутри, сильный духом, с добрым сердцем, да еще и однолюб… девки…если встретили такого, охраняйте его вы, как эксклюзивный РАРИТЕТ!!!
Мы будем говорить о времени другом,
ушедшем навсегда, загадочно манящем,
о незнакомом как о самом дорогом,
презрительно, увы, молча о настоящем.
Сравнением оскорбив сегодняшний приют
земного бытия, откажем во внимании
одной своей судьбе. и небеса прольют
не плоские слова поток непонимания.
Мы бродим в фонарём по солнечному дню,
мы гасим фонари в непроходимом мраке,
спасаясь от жары, торопимся к огню,
извергаясь и предав, мечтаем о собаке,
не ведая, что мы для тех, кто сменит нас,
блистательный пример, высокая награда,
и светлый образ наш спасёт в суровый час
кого-нибудь того, кого спасать не надо.
Зелёная земля легко выносит наш
неповторимый бред и странные поступки
и, лежа близ морских солёно- горьких чаш,
меняет времена как сношенные юбки.
Лариса Васильева.
Из книги «Огонь в окне» 1978.
0
Верните время! На две секунды,
на вдох и выдох, я всё успею:
Вернусь из прошлого Ниоткуда,
где липкий сумрак залил аллеи.
Сломаю стрелки, чтоб сны зависли,
по ржавым стенам размажу горе,
сотру всю память, что смяла мысли
и топит утро моё в миноре.
Закрою окна - бессмертный ветер
гуляет в доме ушедших в море…
Верните время!, и я, поверьте,
на жизнь со смертью ещё поспорю.
Автор Лариса Васильева
0
Да не сойдутся берега у бешеной реки.
Да не возьмёт тебя тоска в железные тиски.
Да не обманет верный друг, останется стеной.
Да не сведёт любимый рук не за твоей спиной.
Да доживут отец и мать и до твоих седин.
Да верно будет понимать твои заботы сын.
Да ты сама, не оступясь, по жердочке пройдешь,
Да никогда в сплошную грязь лицом не упадешь.
Да не упрячешь за душой постыдного гроша.
Да не опутается ржой летящая душа.
Да не померкнет свет зарниц, а в них твой четкий след.
Да не затихнет в песнях птиц последний твой привет.
Автор Лариса Васильева
0
Забыл?
Я так и знала,
Изверился, остыл.
Мне, впрочем, нужно мало:
Услышать, что забыл.
Напрасными слезами
Лица не орошу,
Что было между нами,
Припомнить не прошу,
И не пошлю проклятья
Забывшему вослед,
прохожему в объятья
С тоской не кинусь, нет.
В той радости высокой,
Что вместе нас свела,
Всегда я одинокой,
Всегда ничьей была,
И не тебя любила,
а мир в одном тебе,
за то, что не забыла,
Кладу поклон судьбе,
Щедра она со мною:
Ни день, ни час, ни год
Не ходит стороною,
Наотмашь в сердце бьет,
Свободно и легко мне,
Наверно оттого.
Забыл? Ты прав, не помни.
Не стою я того.
0
Не жду тебя. Не вспоминаю.
В стихах напрасных не зову.
И право, - был ты наяву
иль померещился - не знаю.
Однако, почему-то мне
с тех пор, как мы расстались нежно,
легко живется, безмятежно…
Не так бывало.
При луне,
огнем предчувствия полна,
я жгучей радости искала,
и жаркая рука ласкала
холодный переплет окна.
Зачем спокойна я теперь?
Не жду тебя. Ужели это
грядущей старости примета
иль следствие сплошных потерь?
А может, то, что до сих пор
казалось бешеною страстью,
разрывом, и порывом к счастью,
и разочарованием, - вздор?
Есть лишь любовь, что никогда
не свяжет властью иль упреком,
но в этом мире одиноком
она - угасшая звезда.
0
Ты говорил,
а я молчала,
ты уходил,
а я ждала,
ты возвращался,
я встречала,
ты был,
а я - как не была.
С тебя все в жизни начиналось -
от утра до чернильных строк,
и счастье о порог плескалось,
как будто море о песок
0
От неожиданности встречи
забыла стыд. И груз обид
вдруг перестал давить на плечи,
а с плеч, как с яблонь цвет, летит.
Упреки, слезы - все ничтожно,
и все забыто быть должно,
и расставание невозможно,
и неминуемо оно
0
Великое искусство -
изведать свой полет,
извлечь из мысли чувство,
как из полыни - мед,
мечтой парить раздольно,
взлетая высоко, -
а если сердцу вольно,
то на душе легко, -
сразиться с зимней вьюгой
и летнею волной,
но круговой порукой
связать себя с весной,
растоптанные травы
попробовать поднять -
и это выше славы,
ужели не понять?
0
Пережила, перемогла,
переждала, перетерпела
все то, что в сердце берегла,
чего сберечь я не сумела.
И радуюсь напевам птиц,
ветров невидимому чуду,
и счастье тысячами лиц
глядит свирепо отовсюду.
0
Тебе немного страшновато
увидеть боль нежнейших глаз,
ты что-то шепчешь виновато:
- В последний раз!
иль
- В первый раз!
Не утруждай себя признанием,
я не нуждаюсь правду знать,
свободу чувствую призванием
и не могу не сознавать
себя счастливой в те мгновенья,
когда другою ты любим
иль просто ищешь приключения,
услады прихотям своим.
Но сознаюсь - боюсь сознаться
в том, что привычка велика
страдать от ревности, терзаться,
гордыней прожигать века;
мы вас отменно приучили
нести покорно этот плен -
боюсь сознаться в странной силе:
любить, не требуя взамен…
И потому я хмурю брови,
но ты не слушайся, не верь,
беги на зов иной любови
сквозь не открывшуюся дверь.
0
Никто не жалеет, все жалости просят,
бывает минута - досада возьмет:
Когда поумнею?
Жестокая проседь
и злая морщина ума не дает.
Прочь, тихая дума о мягком покое.
Не спрячется сердце в еловой тиши.
Во мне отпечаталось время такое:
посмей,
полюби,
помоги,
подскажи!
В безбрежное море иду без опаски.
Счастливая - тянутся люди ко мне.
Кому-то нужны неразумные сказки
и дар - не сгорать в беспощадном огне.
0
Случайные встречи отнюдь не случайны.
Как сладко слезу откровения пролить,
стоять на пороге божественной тайны и,
медля, у неба отсрочку молить,
мол, мой провожатый не нашего круга
и все в беспорядке земные дела,
а мной прирученная зимняя вьюга
не все еще горы судьбы намела.
Внимаю ответу - не слышу ответа.
Сиянье рассвета с закатом сошлось,
игла тонкострунного звездного света
прожгла мое сердце и вышла насквозь.
0
Обида
Хорошо не подать бы вида,
усмехнуться, мимо пройти,
если жгучая пыль -
обида заслонит, заметет пути.
Ты ли в горе не помогала той,
что ложью чернит уста.
Ты ль не знала, не понимала -
наказуема доброта.
Хорошо бы забыть навеки
даже имя злодейки той
и смотреть, как, сливаясь, реки
рыбкой плещутся золотой.
Изнурительно,
снова, снова
ранит серенькое словцо,
оголтело в ответ на слово
камнем брошенное в лицо.
Хорошо бы…
Напрасно плачешь,
очи солью обид губя.
Значит, ты еще много значишь,
если можно предать тебя.
0
Невозможно удержаться,
не ответить на порыв.
Сколько может продолжаться,
испытание на разрыв?
Сладкой сказочкой старинной
тешим слабые сердца.
Четкий опыт жизни длинной
все доводит до конца:
через нежности и страсти,
столкновения гордынь,
пробу безграничной власти -
прямо к стpaxy
- Не остынь!
Это жадное желанье:
сердцем к сердцу - навсегда.
Это жалкое страданье
и сгорание со стыда,
одиночество, забота,
чтобы взгляд не рассказал,
чтоб четвертый, пятый кто-то
голой правды не узнал.
0
В открытом разговоре
все ясно,
все темно.
О том, что счастье - горе,
узнала я давно,
но некому об этом
сказать - предостеречь:
так неуместна летом
пылающая печь.
0
Близко минута разлуки.
Слезы.
Предчувствия.
Дрожь.
Горестно сомкнуты руки -
не разомкнешь.
Кажется, смерти подобна
эта минута…
Но вот -
просто, легко, бесподобно
время сквозь горе течет!
Можно ль в плену расставаний
сердце свое уберечь
от неоглядных желаний,
непреднамеренных встреч?
0
Любовь моя последняя,
надежды пригубя,
как девочка соседняя,
стесняется себя,
молчит, не открывается,
сгорает со стыда,
с откоса обрывается
неведомо куда;
задумчивая,
верная обруч…
облучена,
обречена, как первая,
но не огорчена -
готовая, согласная
в лихом огне сгореть,
самой себе опасная
порывом умереть.
0
Отгорел весны закат -
жду осеннего заката.
Ты не прав, не виноват,
я права, но виновата:
звонко сыпала слова
и налево, и направо.
Все, в чем я была права,
ты забыть имеешь право.
0
Мостовая небо отражала,
мокрая от первого дождя.
Я твою судьбу в руке зажала,
сердцем, словно камешком, шутя.
Мы с тобою разминулись
где-то на границе сердца и ума.
Пред тобою огненное лето.
Предо мною жгучая зима.
Оглянусь - а прошлого не видно,
будущего некому простить.
Как же мне не совестно, не стыдно
сердцем, словно камешком, шутить.
0
Разве можно обидеть меня
равнодушием и нелюбовью?
Без беды затухание огня
примет сердце, облитое кровью.
Значит, сила еще велика,
значит, молодость не отгорела,
если к счастью тянулась рука
без преграды, границы, предела.
Уходи.
Оглянуться не смей.
Уходящего благословляю:
добрый путь тебе, милый,
сумей на краю удержаться без краю.
Отдаю тебе все, чем жила
до тебя, без тебя и с тобою.
Ничего не сжигаю дотла,
никого не веду за собою.
И спасибо тебе говорю,
неподвластная боли и горю, -
за пришедшую поздно зарю,
за ушедшую вовремя зорю.
0
Лист измятый, осенний
под копытом коня.
Угловатые тени
пьют испарину дня.
Станет черною точкой
милый всадник вдали,
и последнею строчкой
пролетят журавли.
И костер увядает,
а на месте его -
разве сердце не знает? -
не взойдет ничего.
0
Поднимается дорога
и уходит под откос
Ощущение итога
незнакомо мне до слез.
Я почти уже готова
подвести свою черту,
а рискованное слово
набирает высоту -
и летит, забыв про годы,
сквозь потоки перемен,
в беспредельный край свободы:
откровения тяжкий плен.
0
Здравствуй!
'Что смеешься без причины?
Подходи к порогу моему,
Снег давно yгacнувший лучины
нас опять встревожит. Почему?
От зимуем
Будет снова лето
ворошить копейки на лугу.
Совестным предчувствием согрета,
снова Волгу переплыть смогу.
Не кори, что я подчас, а печали
забываю светлые слова.
Вспомни -
мы всегда с тобой молчали.
если закружится голова,
Я готова разделить с тобою
всю беду,
А радость - вся твоя.
Это называется судьбою,
а иначе не умею я.
0
Средь улицы, леса и поля
стою ни жива, ни мертва.
Откуда во мне эта воля
себя изводить на слова?
Откуда в безлунные ночи
тревога приходит ко мне
и чьи воспаленные очи
уснуть не дают при луне?
Сердилась, клялась, зарекалась -
не пела, не жгла, не звала,
да кровь на губах запекалась,
да сердца унять не могла.
Средь улицы, леса и поля
нахлынут, как «песенный дар»,
любви дымовая завеса
и совести синий пожар.
0
Впервые не зову к себе
и перемен не жду в судьбе
впервые не бегу вослед
не жду услышать «да» иль «нет»,
чтоб в откровениях не топить все то,
чего не должно быть.
Гляжу на снег через окно
туда, где алое пятно -
то утра отблеск иль закат
пролил в снега горючий яд?
0
Заклинание твое не забуду,
покоряюсь твоей ворожбе.
Никогда я покорной не буду
ни судьбе, ни тебе,
не заплачу и не затоскую,
как бы ни было в жизни темно,
но за что ты мне долю такую,
проходя, положил на окно?
0
Пора пришла - зачем бежать куда-то,
кого-то понимать, не понимать,
густой семиполосный хвост заката
ловить, ловить - и серый дождь поймать.
Ведет тропа, петляя и плутая,
меж берегов перестоялой ржи.
Жила когда-то девочка простая,
ее любили сосны и стрижи -
истаяла.
Искать - пустое дело
и памятью прошедшего пылать.
Пока твоя рука не оскудела,
вослед ей песни станешь посылать.
Но эти птицы не найдут беглянку,
а путь назад закроет им пурга,
и тщетно лето выйдет спозаранку
искать давно сошедшие снега…
0
В безбрежное море иду без опаски.
Счастливая - тянутся люди ко мне.
Кому-то нужны неразумные сказки
и дар - не сгорать в беспощадном огне.
Треугольник
…
2
Разминулись мы во времени с тобой,
оказалась я излишне молодой,
от любви купаться в горестных слезах-
смерть увидел ты в моих глазах.
Умер ты. Я возмужала. Предо мной
светлоликий, светлоглазый, молодой-
неожиданный нелепый поворот:
снова ты и я, но всё наоборот.
О, теперь я понимаю твой испуг,
мой единственный не выплаканный друг,
но хочу в себе твой разум победить:
неизведанную радость разбудить:
на мальчишка, мои годы забирай!
Несвершившееся плещет через край.
Ты смеёшься. Я не плачу. Он молчит.
В поцелуях тайна времени горит.
Лариса Васильева. Из книги «Странное свойство» 1989.
0
Счастливое время успеха-
обманная эта пора
похожа на звонкое эхо,
зовущее в праздник с утра.
И ложь ненадёжных признаний
так жаждет навет утвердить
надежность любых ожиданий,
что в пору- невинных просить.
Я этой правдивою ложью
порою подолгу дышу
и с ровных путей и бездорожью
почти незаметной схожу.
0
Мне кажется, что слово «гласность»
то ввысь зовёт,
а то ко дну,
тая в себе опасность,
тая опасность не одну.
дойти в правдивости звучания
до безграничности такой,
когда внезапное молчанье,
как смерть,
как вечности покой,
и книга жизни без закладок
лежит, всезнанием сквозя,
ни тайн на свете, ни загадок,
и, «можно «нет
и нет «нельзя».
Лариса Васильева. Из книги «Странное свойство» 1989.
0
Из цикла «Плата»
Спасибо. Мне сегодня можно
сказать о прошлом, что хочу
и пошутить неосторожно,
не опасаясь, что шучу.
Спасибо. Я могу без страха
обманом называть обман,
увязывать со словом «плаха»
страницы жизни не роман.
Спасибо. Я могу молчаньем
привлечь, а так же отпугнуть
и неожиданным звучанием
привычное перечеркнуть.
Спасибо…
Говорить спасибо
за право быть самой собой?
Какая вновь повисла глыба?
Зачем нависла над судьбой?
Лариса Васильева. Из книги «Странное свойство» 1989.
У пляшущей женщины возраста нет:
движенье, кружение- мерцающий свет.
У пляшущей женщины прошлого нет:
волнение, смятение- невидимый след.
У пляшущей женщины правда одна:
коль пляшет-счастливая, значит она,
не смейте заметить в улыбке беду-
как птица она упадёт на лету.
И горе тому, кто помыслит о том,
что женское сердце-обугленный дом.
Лариса Васильева.
Из книги «Светильник» 1985.
0
Ты сегодня искать не устала
человека из сказки и сна:
жди до завтра-сойдёт с пьедестала
и собой заслонит как стена.
Он такой, что не скажет соседка
озорного, худого словца, -
лишь посмотрит печально и едко,
выпив горькую воду с лица.
Что прикажешь- он сделает былью,
рассыпая сады из горсти,
он тебя приведёт к изобилию,
лепестками устелет пути.
Ты другого такого не встретишь.
Озарит как звезда в темноте.
Он тебя, и сама не заметишь,
растворит, как серьгу в кислоте.
0
Обновлю свою обнову-
неразменные года.
Верю вкрадчивому слову,
а поступку - никогда.
Что поступок без уступок
наступающим словам?
От поступков у голубок
на крыле и сердце шрам.
Все поступки были- сплыли
иль горели как дрова.
Лужей в янтаре застыли
ненадёжные слова.
0
Была Ярославной плакучей,
Евпраксиньей нежной была,
взлетала черною тучей
и рати на подвиг вела,
Всё вынесла, всё перетерпела,
мученья сжигая в груди,
родителей молча отпела,
и сына пустила: - лети!
Откуда такая усталость?
Ужели проигранный бой?
Самою собою осталась.
Легко ли остаться собой?
Лариса Васильева.
Из книги «Светильник» 1985
Понять измучившись от боли,
изнемогая от потерь,
что звёздные просторы воли
ведёт распахнувшаяся дверь,
а там, заждавшаяся встречи,
тебя затянет тишина,
зажжёт звенящих пальцев свечи
захолоделая луна.
Ты захочешь от всесилия,
не замечая как вдали
взметнули черным дымом крылья
неведомые корабли.
Лариса Васильева. Из книги «Роща» 1984
0
О чем мы помним?
Что забыли?
Чего не в силах позабыть?
Кого без памяти любили?
Кого не смели полюбить?
Неосторожно и тревожно
вела великая стезя
где невозможное возможно…
Зачем возможного нельзя?!
Так мало нам для счастья нужно,
так много нужно для него!
В душе то ветрено то вьюжно,
то оживлённо, то мертво.
А время тянется к закату,
но кажется грядёт рассвет
и сердце бьётся- нет с ним сладу,
как будто вправду смерти нет.
0
Иду по собственным следам…
Понять мне суждено:
искала равенства не там,
где быть оно должно,
Всё думала- его найду,
тебя переборов,
но слабеет пламя на ветру,
и приговор суров:
лишь та сумеет равной быть,
самой себе равна,
какая не смеет забыть,
что женщина она.
Лариса Васильева. Из книги «Роща» 1984
Ступени (Календарь)
Я прежде боялась остаться одна,
боялась не ждать никого,
хотела всегда быть владычицей сна,
безмятежного сна твоего.
Я прежде боялась. Теперь не боюсь,
а нужно бояться теперь,
когда поняла, что одна остаюсь
и наглухо заперта дверь.
Лариса Васильева. Из книги «Василиса» 1981
0
Солнце снова снега растопило,
и земля задрожала, звеня,
сердце снова тебя разлюбила
и не слушается меня.
Ухожу, убегаю, успею
обновить то, что было старо,
недоступную Кассиопею
перепутаю с буквой метро.
Но к моим постоянным уходам,
к возвращениям весны и зимы,
как земля к переменным погодам,
ты привык к смене света и тьмы
и глядишь сквозь меня равнодушно,
зная истину силы своей:
только то существо не подсудно,
для кого ни преград и цепей.
Лариса Васильева. Из книги «Василиса» 1981
Время липнет к подошвам,
оставляя следы.
Можно ль вечно о прошлом
слушать голос беды?
Что случилось с тобою-
счастье жизни твоей,
и зовётся судьбою,
как дорогу не вей.
Пронося лучезарно
свой рассвет и закат,
не забудь благодарно
обернуться назад,
если даже осудят,
претерпи, ничего,
если даже не будет
позади никого…
Лариса Васильева.
Из книги «Русские имена» 1980
0
Двадцатый вал.
Рвутся спелые сучья гороха.
Рассыпаются зёрна пшениц.
Перезрелая девка Эпоха
Смотрит вниз из-под черных ресниц.
Утомясь от трудов и от скуки,
отряхает осеннюю дрожь
и берёт будто нехотя в руки
острый, славно наточенный нож.
Неужели она размахнётся
и пойдет без разбору косить-
тёмно-красное густо прольётся-
никому головы не сносить?!
Неужели она… неужели?!
В гнёздах высохли зерна пшена.
На деревьх плоды почернели.
На покосах трава пожжена.
Брюхом вверх осётры всплывают
на волнах многоцветной воды
два седых старика выпивают
на троих у могильной плиты:
-За тебя! За него! И за скрежет
нашей правой протезной руки!-
Кто же это невидимый режет
горьким пьяницам хлеб на куски?
Нож в сиянии лунного света
мажет бледное масло на хлеб
-Ах, за что нам, девушка, это?
-Ах, спасибо! Я будто ослеп…
И луной, как дождём, облитая,
виновата, преступна, темна,
невиновна, открыта- святая,
тихо в вечность уходит она,
и никто на планете не знает,
кто послал её? Кто отозвал?
Перед кем она, где отвечает
за двадцатый рискованный вал.
0
Черное крыло
частично утерянная поэма.
…
2
Не верь, дитя, всем этим злобным
предупреждениям старух-
мир нам подарен бесподобным
на взгляд, на ощупь и на слух.
Не обедняй себя опаской,
забором не огороди-
беги за сумасшедшей сказкой,
звездой над пропастью лети.
3
Разве черное крыло
небо бледное закрыло?
Не рыдай, что всё прошло, -
радуйся- всё было!
В этом мире можно жить
и под черными крылами,
даже больше дорожить
тем, что совершилось с нами.
…
5
Какою бы ты сильной не была,
владея горячим днём,
ты, только сегодня поняла,
как нужно бороться с огнём.
Лариса Васильева.
Из книги «Русские имена» 1980
Дорога вела через поле туда,
где сизых туманов росли города,
и ветлы сплетали отчаянье рук,
и силы накапливал северный луг,
что-то шуршало во влажной листве,
давая простор муравьиной молве,
и месяц сквозь тучу протягивал рог,
и выйти навстречу туману не мог.
Мы долго молчали. О чем говорить,
когда мы друг другу не сможем дарить
ни тайной надежды, ни явной судьбы.
Брели телеграфные мимо столбы,
чужие надежды на все голоса
на тоненьких нитках своих пронося.
Мы долго молчали о том, что давно
да наших рождений людьми решено,
о том, что не в силах никто изменить,
о том, что хоть малое нужно хранить.
Мы долго молчали, затем, что слова
давно потеряли простые права
желанный поступок вести за собой…
Зачем мы так долго молчали с тобой?
0
Мы краткий миг. Одно звено,
костра стихающее пламя,
и все, что нам не суждено,
незримо властвует над нами.
Так это было и до нас.
Так непременно будет после.
Который день? Которой час?
Который сон клубится возле?
Я счастлива-жила, ждала,
отчаивалась и теряла,
надежды суетные жгла,
мгновенье с вечностью сверяла.
И слепо верила- придёт
простой гармонии минута:
Который век? Который год?
Который ключ откроет чудо?
Я счастлива, что не сбылось
бессмысленное ожидание,
при этом не омрачила злость
одушевлённого страдания.
Не оскорбив бессилием рук
луну нашла на дне колодца
Который свет? Который звук?
Который голос отзовётся?
0
Четыре темы у меня,
Четыре мрака и огня:
любовь, судьба, война, мечта;
и каждая простым -проста,
и каждая старым -стара,
предмет гусиного пера
и камня острого предмет,
что на стене оставит след.
Всё сказано давным- давно,
всё выяснено, решено,
зачем, когда темным темно,
четырежды стучать в окно.
Я отворяю, я горю,
не повторяю, а творю
свои мир-четыре стороны
любви, судьбы, мечты, войны.
О, я уверена вполне,
что нечего боятся мне
их вечности. Не потому,
что лучше всех я их пойму,
что лучше всех о них скажу:
единожды живу дышу,
и сердце у меня одно-
неповторимое оно
владеет голосом моим,
и голос мой неповторим,
не потому, что так хорош
а потому, что не похож
ни на кого… Года пройдут
и новый голос приведут,
и для него начнутся вновь:
судьба мечта война любовь.
Лариса Васильева.
Из книги «Поляна» 1975.
Кто мы?
Вольные дети стихии,
Голоса восходящей весны?
В неоглядных пределах России
на отчаянный риск рождены
Есть в характере странное свойство:
пуще ближнего дальних любить
О чужих проявлять беспокойство,
А родимого брата губить.
Есть в характере странное свойство:
перед смертью не плакать, а петь,
Не боятся не сметного войска,
перед жалким фигляром робеть
Нам за все это жизнь насылала
испытания- не сочинять
нам погибелей наобещала,
и мы гибли. Ан живы опять.
Ещё плещут взмутнёные воды,
еще шепчут остатки лесов:
-Кто вы?
Добрые дети природы?
Злые гении собственных снов?
0
На поле Куликовом.
Так было, так есть и так будет
от веку во все времена:
тебя твой потомок осудит
по мере высокой сполна.
За что? За какую измену?
Грядущее в смутной дали
Отцы твои рушили стену,
что деды твои возвели.
Расхристанные и злые,
соборы сметали с лица,
но как не крушили, России
пока что не видно конца.
О, с грузом такого наследства
легко ли тебе отвечать,
поступки беспечного детства
от зрелых шагов отличать.
Что смелость твоя без понятия,
чему предназначена- тлен,
пустяк драгоценного платья,
одетого на манекен!
Что гордость твоя без сознания,
какая в ней сила грядет, -
коробка высокого здания,
в котором никто не живёт!
Ужель нужно ворога снова,
грядущего землю губя
чтоб вольное имя Донского
в тебе пробудило тебя?!
Лариса Васильева. Из книги «Радуга снега» 1974.
0
Ещё вчера цвело, лучилось
бесценное волнение дня.
Неотвратимое случилось:
ничто не трогает меня.
Нет, не любовь ушла, не радость,
а просто зрелость подошла
и восхитительную праздность,
как прядь ладонью убрала;
и ощущая перемену,
как завершенную тетрадь,
теперь всему я знаю цену-
легко ли это цену знать?
0
Письма из Англии
Навязчивый образ разлуки:
от окна убывающий след,
к небу воздетые черные руки
и ворона кричащая: «Нет!»
Мир так напрасно так ярок и полон
отвлеченный от тягостных дум:
белый хлеб хоть мягок и солон,
и восторженный говор и шум-
это лишнее напоминание
о разлуке, разлуке, разлу…
Вянет в кадке цветок-Ожидание,
лунный отблеск разлит на полу,
и ещё одиноче от света,
от веселий людских и тепла,
словно к ним я с далёкой планеты
непонятно зачем забрела.
Лариса Васильева. Из книги «Радуга снега» 1974.
0
Письма из Англии
«Любовь убивает разлука" -
какие пустые слова!
Не хитрая это наука
изыскивать в жизни права,
причины, потом оправдания
огню, что случайно погас,
как будто чем чаще свиданья,
тем крепче привязанность в нас.
Да это прекрасно бы было,
и ясно, и просто, легко,
уехала и отлюбила,
не надо и так далеко.
А я замечаю иное:
чем дольше разлука и злей,
тем сладкое чувство больное
в прораненном сердце сильней.
0
Письма из Англии.
Искавши истину за морем,
увы не многое найдёшь;
столкнёшься с чьим -то чуждым горем,
опустошение обретёшь.
Прекрасное всегда далёко,
как безответная любовь.
Об эту истину жестоко
обрежься, прольётся кровь.
На память остаются шрамы
и сомкнутый молчаньем рот.
Но продолжай твердить упрямо
-За морем истина живёт!
Иначе что тебя подвинет
но подвиг правды и добра,
иначе сердце не постигнет,
что сила духа не стара.
Иначе ты живёшь напрасно
в груди не ощущая зла…
Но только близкое прекрасно,
прости, я это поняла.
0
Письма из Англии.
Весь мир рассчитан, подытожен,
настолько сыт-настолько гол,
настолько прост-настолько сложен,
настолько добр-настолько зол.
Всему на свете есть причина,
судья есть и защита есть,
у каждого своя личина,
своя единственная честь.
Покоя нет на этом свете…
Покой недостижимый клад.
А люди взрослые как люди:
чего нельзя того хотят.
И будет маяться, томиться,
и власть ругать, и время клясть,
и всё в попытке ухитрится
покой неведомый украсть.
Зачем тогда с такою силой,
с тоской отчаянья такой
стремишься стать перед могилой,
где вот уж вечный ждёт покой?!
Не подсознательно ль готовим
себя к судьбе последних числ
и непокою прекословим,
стремясь постичь покоя смысл.
Лариса Васильева. Из книги «Радуга снега» 1974.
0
Письма из Англии.
Песня Хиппи.
Наш век ничем других не хуже,
всё так же мается душа,
простромка разве что потуже,
короче разве что вожжа.
Наш век ничем других не лучше.
Всё так же входим в смуту дней.
Умы расчетливей и туже,
сердца колотятся ровней.
Всё твёрже звук земного шага,
темнее венчик над челом,
а случай битник и бродяга
поджидает за углом.
Тайна раскрыта случайно,
радость открытия - миг…
Не улыбнется печально
рядом возникший двойник!
Мрачный, надменный, холодный
Все понимающий бес -
От суеты не свободный,
Выгода, цель, интерес!
Все ему ныне подвластно
Холод пронзил торжество.
Как это было прекрасно -
Не понимать НИЧЕГО…
0
Время шагами железными
Грозный свой путь вершит
Чтоб не робеть над безднами
Надо достичь вершин
Что бы при звуке родина
Совесть палила в лоб
Сколько должно быть пройдено
Тайных и подлых троп
Сколько должно быть выжжено
Вынесено сметено
Чтоб чудесно выжило
Выявилось одно
грозное и печальное
Нужное как хлеба
Истинное судьба
0
Как легко, выходя на поляны,
под одним согреваться пальто,
строя самые дерзкие планы,
озираться не видел бы кто,
перепутав года и привычки,
убегать от зовущего сна,
и на птичьей ночной перекличке
наши вдруг услыхать имена
рядом -чуждо, неслыханно, чудно,
и рукою касаться руки-
в миг такой ошибиться не трудно,
чем близки мы и чем далеки.
Лунной чаши холодная спелость
обливает ночной окоём.
В чём сегодня проявится смелость:
мы расстанемся? Вместе пойдём?
Пробегает Катунь по дорогам,
разбивается в волнах луна,
и по черным остовам острога
ходит, гулко крича, тишина
0
Сколько слов откровенных и ложных,
жалких встреч и высоких разлук,
на не хитрых излуках дорожных
сколько лишних изведано мук;
сколько слов, упований на чувство,
а упрёки, измены назло-
как всё это напрасно и пусто,
словно вымершее ремесло.
А всего то нас двое. А третью
мы любовью назвать не смогли.
Оттого ли с тобой по столетию
словно пыльные бури прошли…
0
Я думаю о Вас ночами
и днями думаю о Вас,
и вырастают за плечами
подобья крыльев каждый раз.
Я не надеюсь на свободу
быть Вами понятой, увы,
я каждый день вхожу как в воду,
в сияющий поток травы.
От жарких полдней холодею
и, странности свои виня,
я попросить Вас не посмею
мне верить и любить меня.
Я Вас сама не понимаю,
и всё, должно быть, оттого,
что проходящих принимаю
всегда за Вас, за одного.
0
Спасибо за то, что Вы были
сияющим облаком дней,
за то, что меня не любили,
не знали о страсти моей,
Спасибо за несовершенство
всех Ваших поступков и слов,
за то, что я знала блаженство
дополнить Вас тайнами снов.
Спасибо нечуткости Вашей-
она бесподобно была-
с такою наполненной чашей
я словно две жизни прошла-
Теперь мне до смерти не надо
искать, постигать, проверять.
Как дереву зимнего сада,
мне нечего больше терять.
0
Дорожный дневник
Сахалин
В Синегорье ведёт долина:
камни, заросли, водопад-
удивительней Сахалина
только Эдемский сад.
Мир невиданных тайн укромных,
всем открытые непостижим.
и султаны гречих огромных,
этот бело -зелёный дым.
как он стелется за спиною,
как вздымается впереди.
Но горючей сплошной стеною
почернело ползут дожди,
и обвала гремит лавина,
и тайфуна гудит накат.
Устрашительней Сахалина
разве только кромешный Ад.
А не вся ль наша жизнь такая
в простоте ее не простой,
где границы Ада и Рая
не прочертишь одной чертой.
Мой дом стоит перед ветрами,
четыре растворя окна.
В узорчатой террасной яме
поляна синяя видна.
Там колокольчики степные,
сиреневые клевера,
там ели как сторожевые,
стоят раскинув веера.
И по ночам пересекая
поляну, тень твоя идёт,
и звук:-откуда ты такая?-
уснуть под утро не даёт.
А ветры обжигают плечи,
звездами небо залито,
но я не жду счастливой встречи
и не надеюсь ни на что.
0
Что за тайна скрыта в вас,
человек моей печали,
ведь её не замечали
взоры посторонних глаз.
Ваши речи холодны
сердце ваше измеримо
струйкой негустого дыма,
застящего свет луны.
Не надеюсь на на что,
кроме горечи и муки,
ловко продеваю руки
в новомодное пальто.
Выхожу на белый свет.
Что за тайна в вас, кто скажет,
душу мне тревогой вяжет,
оставляя смутный след.
0
Признание горькое давно,
предчувствием сначала было,
пустой загадкой застило окно-
внезапною догадкой ослепило.
Ты стал предметом всех моих досад,
твои цвели в моём волнение очи,
а тот недостижимый адресат
всегда тонул во мраке ночи.
Не верь мне-я его не дождалась,
тебя смутила и себя сгубила-
осенняя распаханная грязь
последним криком гулко в стёкла била.
Одно отрадно в путанице всей:
одна я получила по заслугам, -
слежу косяк взлетающих гусей
и никого не называю другом.
0
Ветка
Слишком рано зазеленела.
Слишком поздно цвести пошла.
Серебристый провод задела-
сила тока насквозь прожгла.
Солнце веточку не разбудит.
Ветер веточку- пополам.
Никогда ничего не будет.
По делам тебе, по делам.
0
Спасибо тебе за слова
отечески гордого склада-
темна надо мной синева,
в пути провожатых не надо,
моё непокорство со мной,
глаза обжигает свобода,
не странно ль, что самой земной
досталась такая забота:
не видеть условий и пут
не ведать корысти и страху,
а память счастливых минут
о камень с размаху.
Лариса Васильева. Из книги «Синий сумрак» 1970.