Цитаты на тему «Проза»

Капля подождала немного на потолке пещеры и смело ринулась вниз, прямо в лоб спящему Древнейшему. Он поморщился и потянулся.""Весна, что ли?"-подумалось лениво. Отодвинул камень и выглянул в щелочку. Прямо перед глазами бесцеремонно развесило свои половые органы какое-то растение."Фу, гадость!"-сплюнул Древнейший. Все шло не так, все сикося-накося!Прилетел мотылек и весело запорхал над цветком. Не в силах больше смотреть, Древнейший задвинул камень. Эта гора когда-то была храмом в честь его персоны. Он, конечно, не бог, но все же чертовски приятно было! Гордыня, видимо, и застила ему глаза, может быть, тогда еще можно было все исправить! Древнейший вздохнул и побрел в оранжерею. От движения воздуха единственный уцелевший с осени гриб с легким хлопком лопнул, испустив облачко спор. Древнейший с наслаждением втянул воздух."Вот достойная смерть!"Бережно перенес оплодотворенные лотки с питательной смесью в питомник. Осенние посевы уже дали дружные всходы новых грибниц. Он осторожно потрогал их-никакой реакции, ни малейшего проблеска сознания! Вот у Сеншоэмы всегда все получается! Древнейший укусил себя за хвост, ну зачем они тогда поссорились? Тысячу лет он ждал ее, каждый год осенью возносясь на спутник, но средства обратной связи оставались немы, хотя он все зимние месяцы тратил на послания к ней, и вот уже сто лет Лаларашоб не делал новых попыток. Иногда ему чудится ее зов:"Лала, возлюбленный мой, я не могу больше без тебя!", но он гонит прочь наваждение.

Здрасти! У Вас открыто? Или снова погоните в баню прямо с порога? А то я смотрю, что тут хотя и лес, а дверью хлопают перед носом часто. И прижимали этот нос уже не раз. Только я не гордая. Могу ещё раз в баньке попариться. И рейтинги меня ваши дутые вместе с плюсиками мало колышут. А то, что я склочная и, временами психованная, так я женщина. Баба! Если хотите.
Это я та грубиянка, которая оскорбила «звезду» с самого неба. Я может быть склочная баба. Может быть дура, Может, даже, и с@ка. Но у меня такое правило - не быть трусихой. Которое хочется соблюдать, особенно глядя на «мужчинок», подобных баранам идущих на поводу у толпы. А потом отмазывать себя (цитирую): «поставил плюс по запарке… рассмотрел и передумал… на хуй это надо…» и т. д. (мат не мой, а из контекста). Потом, без зазрения совести под своим «прокурорским оком» проигнорировать женский вопрос, просто удалив комментарий. Так я, всё же поинтересуюсь ещё раз: Неуважаемый, а Вы, когда женщине на свидание приносите букет цветов, то забираете его обратно, в случае, если она не дала??? И ещё: чисто женское любопытство покоя мне не даёт что же всётаки Вы вторым оком своим в себе узрели, так настоятельно рекомендуя это читателям прокурорским тоном?
Это не обращение и не обязательное требование, так как ни имён, ни иностранных топовых кличек я не озвучиваю. Тем более, что струсивший однажды, уже повторил свою трусость повторно. Значит, скорее всего, струсит и в третий раз отвечать на вопрос.

«Марья Васильевна была женщина приличная. Такой ее всегда знали и такой она и сама себя всегда считала. Но как же хотелось беспорядочных половых связей !»
Так начинался роман Николая Ивановича о внутреннем конфликте героини, неразрешимость которого в гротескной и несколько утопической форме должна была показать упадок современного общества, как ложного достижения цивилизации. Однако редактор, толстая желеподобная тетка, лишь бегло пробежав первые строки, гневно отбросила рукопись со словами:
- Это печатать не возможно! Вы идиот!
Каково ?! Целый роман коту под хвост. Говорит, что если ложь в самом начале, то читатель всерьез не воспримет, и даже читать не будет, мол такая гадость с первых же страниц…
Николай Иваныч, уже видевший себя Мастером, теперь не мог отвязаться от мысли, что не видать ему его Маргариты и долго еще бродил среди людей, пока однажды совсем не закрылся в своей тесной каморке и запил… Но когда деньги были на исходе он в минуту просветления понял, что скоро их совсем не останется. И тогда он решил поставить оставшиеся деньги в казино. Но не бездумно, а по собой же, особой, придуманной системе. По системе SOS. Он определил, что если Бог есть, то таким образом он его услышит… и заодно заработает денег. Он придумал, что черное это точка. Красное - тире. SOS - три точки, три тире, три точки. То есть три раза поставит на черное, три раза на красное и три раза снова на черное.

Когда Маргарита уходила по делам, Николаю Ивановичу делалось очень грустно. Все свершилось самым чудесным образом, но вот это чувство неопределенности в отношениях ржавым гвоздем постоянно ковыряло в груди, и за это он себя ругал. Ведь он должен был доверять… или верить…
Роман, как оказалось, читают с огромным интересом, хоть по началу он и встретил массу негативных откликов и на телевидении, и в прессе. Однако популярность романа росла, а издателям что - лишь бы покупали. В итоге заткнулись, и даже та самая тетка однажды призналась, что что-то там есть…

Мы живем в разных городах. Но нас окружают похожие огни … витрин, машин, такие же прохожие проходят мимо, а мы едва их замечаем. Наверное, они тоже испытывают те же чувства и эмоции и, проходя мимо нас, не замечают нас точно так же. И по ночам они так же танцуют в свете тысяч ярких солнечных лучей, улыбаются, целуются и любят, как мы… Цепляются за каждое мгновение, которое принесло им счастье, в котором так хотелось остаться подольше, навсегда, пропитаться им насквозь и запомнить только самое лучшее, все запомнить. Каждую капельку выдавить до дна и положить в свое сердце, чтобы долгими холодными ночами согревать душу.
У нас два тела, но на двоих одна душа. Одно тепло. И расстояние между нами не имеет никакого значения. Или имеет? Только незначительное значение… Мне страшно подумать, что мы могли прожить наши жизни так, как было предначертано свыше, и не встретиться. И что было бы тогда никто не знает…
Если я сошла с ума, то это произошло после встречи с тобой. Лечить меня бесполезно. Можно умереть прямо здесь и сейчас… Это легко. Мне это не подходит. Я выживу и изменю мир своей любовью к тебе…

Любовь - совершенно необъяснимое чувство… Она сидит где-то глубоко внутри, ее не видно никому вокруг, но ее присутствие отражается в глазах. У влюбленного человека они излучают какой-то необыкновенный свет, который идет из глубины души, а здесь, на поверхности тела, видны лишь небольшие его остатки. Но и этого вполне достаточно, чтобы глаза светились.
Разве это не чудо, когда сердце начинает стучать часто-часто от одной лишь мысли о любимом человеке? Когда ты смотришь на людей вокруг, а видишь только его. Думаешь только о нем. Достаешь телефон, чтобы позвонить ему, и в это время он сам тебе звонит.
Любовь - это взаимное притяжение. Она ничего не боится, ей не страшны ни километры, ни килограммы. Говорят, что любовь живет всего три года, а дальше остаются вполне обыкновенные, легко объяснимые чувства - привычка, доверие, благодарность, ответственность, наконец. Но мне не хочется верить в то, что такое невероятное чувство имеет срок годности. Я верю в то, что любовь длится долго… чуть меньше, чем вечность.

Знаешь, есть такие слова, которые отражают все о нас:"Разлука гасит легкое влечение, но усиливает большую страсть, подобно тому, как ветер гасит свечу, но раздувает пламя."
Я не пытаюсь тебя приручить. Это невозможно. Разве можно приручить дикого льва, рожденного свободным? Ты всегда делал что хочешь, еще задолго до моего появления в твоей жизни, так что я даже не пытаюсь заковать твои руки в цепи, пусть даже если эти цепи - оковы моей любви. Пусть лучше она будет приятным теплым морем между берегами наших душ. Мы танцуем, поем и смеемся, но каждый из нас остается свободным, как струны на скрипке, хотя от них исходит одна музыка.
Мир, который мы придумали - он только наш, мы нуждаемся в нем и протягиваем свои ладони и уста, а наши сердца загораются с новой силой, порой способной совершать немыслимые чудеса. Я всегда хотела жить этим миром, дарить его тебе и не задумываться ни о чем. Нам дано свыше очень многое, но и многое от нас ожидается. Я знаю. И ты знаешь… И у нас есть обязанности, в первую очередь, перед собой, перед другими людьми, так что мы не в праве этим пренебречь.
Но есть то, что делает нас одним неделимым целым. И пусть у нас разные тела, пусть между нами столько преград, но у нас одна общая душа. И она прекрасна…

Знаешь, как любят женщины? Они любят совершенно не так, как мужчины. Когда влюбляется женщина, то ничто уже не может остановить ее. Все препятствия будут тот час преодолены. Все запреты и законы будут нарушены. Если мужчина, в первую очередь, подумает о последствиях своей любви - нужна ли она, как повлияет на его жизнь, карьеру, семью, если таковая имеется, то женщина обо всем этом и не задумается. А если и подумает однажды, то это ничего не изменит.
Женщине не обязательно любить взаимно. Но обязательно любить. Любить - чтобы расцветать и понимать, что ты прекрасна, повышать свою самооценку и осознавать, что ты кому-то нужна и небезразлична. Это окрыляет. Женщина превращается в стихию, сметающую на своем пути общепринятые рамки и прочие ненужные условности. Любовь для нее, как летняя гроза, после которой она выглядит посвежевшей, молодой и красивой. Ведь женщина намного ближе к природе, чем мужчина, поэтому и в любви не признает никаких ограничений.
На нее приятно смотреть - глаза игриво блестят, волосы сверкают, энергия внутри бурлит и кажется, что любые горы ей по плечу, все у нее получится, что ни пожелает. Знаешь почему? Все этот проказник - маленький Купидончик, сын Венеры, который беззаботно порхает по миру и выпускает свои сладенькие стрелы, почти не целясь. И когда его стрела проникает в сердце женщины, мир вокруг меняется. Он становится иным - возвышенным и чистым, теплым и уютным. А женщина - прекрасной.

Ты - мой мир. Ты - все то, что есть у меня, и больше … ничего не надо. Ты - мое все, без которого меня просто нет, не существует. Мне страшно, когда Тебя нет, я замираю, мое сердце стучит по инерции, а с Тобой - оно поет, в нем звучит та самая мелодия, которая когда-то лишила нас разума.
Мне трудно представить, что моя жизнь могла пройти мимо Тебя. Так просто не могло случиться. Мы пропитаны насквозь друг другом, мы - одно неразделимое целое, одно существо.
Мы погибнем друг без друга, это все что нам нужно знать.
И мы знаем…
Когда плачу, Ты смотришь на меня и не знаешь, что нужно делать. Я понимаю Твою растерянность и мои слезы тут же высыхают. Когда смеюсь - пытаешься понять причину моего смеха, а на Твоем лице проступают такие мелкие, мои родные морщинки. Я все еще смеюсь, а Ты продолжаешь смотреть на меня.
С Тобой я - настоящая.
Без Тебя - я Никто.

Я тут прикинула: сколько ж бабы денег тратят на себя? И чего ради?
Тратят много. На одежду-косметику-массажи-солярии-маникюры-педикюры и прочие силиконовые сиськи. Но ради чего?
Я обычно на такой вопрос отвечаю уклончиво: для самоуважения. Чтоб по утрам на тебя из зеркала смотрел похмельный карлик, но, по крайней мере, худой и с эпиляцией. Карлик - это ж не самое страшное ещё. Страшнее, когда из зеркала на тебя смотрит (Collapse)
усатое-полосатое-волосатое нечто. Прямо из гущи целлюлита оно на тебя смотрит, не мигая. И отползает от зеркала, шкрябая по полу пятками, и выбивая искру.
И вот больше всего я боюсь увидеть в зеркале именно это. К карлику я уже привыкла, морщины меня тоже не парят вообще - у меня ж харизма знаете какая? Не знаете. А она у меня огого. В общем, никто там на мои морщины и не смотрит.
Как-то так я обычно и отвечаю, и это чистая правда. Но я, конечно, лукавлю. Всё это делается ради мужиков. своих, чужих, бывших, будущих - но ради мужиков. Потому что это инстинкт самки: быть самой красивой. А то прощёлкаешь клювом пару минут - а тебя уже опередит какая-нибудь другая жадная скотина. И покрасоваться не успеешь. Поэтому ж надо быть самой-самой. Чтоб Тадж Махал мерк на твоём фоне.
И вот ты пашешь как лошадь, деньги зарабатываешь, и спускаешь всё до копейки на всяческие приблуды для апгрейда своего туловища. Давишься по утрам мюсли, похожими на козье гавно - потому что разожралась чота за зиму, а тут уже хоп - и майские праздники. Щас выползут на улицы молодые обезжиренные самки, и ты на их фоне со своей опухшей зоной турнюра будешь выглядеть как трёхдневный свежепойманный утопленник. Так что надо срочно худеть. И пресс качать. И на эпиляцию сходить. И туфли новые купить, на полуметровом каблуке. И духи ещё новые. И бельё, которое стоит как половина не самой говённой машины.
И встречаешь ты Мужика! И он в тебя влюбляется. И ты такая думаешь: ну вот они, дивиденты-то! Не зря мучилась, не зря пахала, всё не зря.
И вдруг оказывается, что он тебя полюбил ЗА ГЛАЗА!
Не, ну это нормально? За глаза. За улыбку. За родинку на щёчке. За то, что у тебя имя такое же как у его покойной прабабки.
А твоих усилий и потраченного бабла он и не заметил. Фигня какая, подумаешь. Глаза-то главнее, в них же душа, пмаш.
Единственные, кто замечает даже недощипанный волосок под бровью - это геи. Но это не наш контингент, нам на их острое зрение плевать, не на тех лошадок ставка.
Получается, если б не самоуважение - можно б было и не стараться даже. Глаза у меня и так красивые. И совершенно бесплатные.
Но несправедливость эта сильно огорчает.

Что такое шлейф духов… Можно сказать очень просто: «Дама ушла, а аромат остался…» Ароматы бывают разные - есть плотно сидящие, вы сами ощущаете их на себе, так же, как и ощущают окружающие вас люди, ушли вы и вместе с вами исчез аромат!
А шлейфовые… их нельзя увидеть… но невозможно не почувствовать… они имеют потрясающую особенность не напрягать ни вас, ни тех кто находится в непосредственной близости, но аромат остаётся очень долго после вас и исчезает постепенно… как следы на песке… Шлейф ваших духов может быть очень разным - он бывает сладострастным… томным… чувственным… соблазнительным… возбуждающим… Но всегда… манящим…

Когда человек от тебя далеко, ждем и любим его…
Как только он рядом, находим к чему придраться…

Он иногда исчезает… тишина…
Но как же я рада, когда он возвращается…
Как мало надо для счастья…
Ты только будь… Моя радость…

Историк Сергей Мироненко ощутил пинок в зад и рухнул на мёрзлое дно траншеи. Всё ещё не веря в происходящее, он поднялся и глянул вверх. На краю траншеи полукругом стояли бойцы Красной Армии.

- Это последний? - уточнил один из военных, видимо, командир.

- Так точно, товарищ политрук! - отрапортовал боец, чей пинок направил директора Госархива в траншею…

- Простите, что происходит? - пролепетал историк.

- Как что происходит? - ухмыльнулся политрук. - Происходит установление исторической справедливости. Сейчас ты, Мироненко, спасёшь Москву от немецко-фашистских оккупантов.
Политрук указал на поле, на котором в ожидании застыли несколько десятков немецких танков. Танкисты вылезли на башни и, ёжась от холода, с интересом наблюдали за происходящим на русских позициях.

- Я? Почему я? - потрясённо спросил Мироненко. - Какое отношение я к этому имею?

- Самое прямое, - ответил политрук. - Все вы тут имеете самое прямое к этому отношение!

Командир указал Мироненко на траншею и историк увидел, что она полна уважаемых людей: тут уже находились академик Пивоваров и его племянник-журналист, у пулемёта с выпученными глазами расположился Сванидзе, рядом с ним дрожал то ли от холода, то ли от ужаса главный десталинизатор Федотов, дальше были ещё знакомые лица, но перепуганный архивист начисто забыл их фамилии.

- А что мы все здесь делаем? - спросил Мироненко. - Это же не наша эпоха!

Бойцы дружно захохотали. Хохотали не только русские, но и немцы, и даже убитый недавно немецкий танкист, пытаясь сохранять приличия и делая вид, что ничего не слышит, тем не менее, подрагивал от смеха.

- Да? - удивился политрук. - Но вы же все так подробно рассказываете, как это было на самом деле! Вы же с пеной у рта объясняете, что мы Гитлера трупами закидали. Это же вы кричите, что народ войну выиграл, а не командиры, и тем более не Сталин. Это же вы всем объясняете, что советские герои - это миф! Ты же сам, Мироненко, рассказывал, что мы - миф!

- Простите, вы политрук Клочков? - спросил Мироненко.

- Именно, - ответил командир. - А это мои бойцы, которым суждено сложить головы в этом бою у разъезда Дубосеково! Но ты же, Мироненко, уверял, что всё было не так, что все эти герои - пропагандистский миф! И знаешь, что мы решили? Мы решили и вправду побыть мифом. А Москву оборонять доверить проверенным и надёжным людям. В частности, тебе!

- А вы? - тихо спросил историк.

- А мы в тыл, - ответил один из бойцов. - Мы тут с ребятами думали насмерть стоять за Родину, за Сталина, но раз мы миф, то чего зря под пули подставляться? Воюйте сами!

- Эй, русские, вы долго ещё? - прокричал продрогший немецкий танкист.

- Сейчас, Ганс, сейчас - махнул ему политрук. - Видишь, Мироненко, время не терпит. Пора уже Родину вам защищать.

Тут из окопа выскочил телеведущий Пивоваров и с поднятыми руками резво бросился к немцам. В руках он держал белые кальсоны, которыми активно махал.

- Срам-то какой., - произнёс один из бойцов.

- Не переживай, - хмыкнул Клочков. - Это уже не наш срам.

Двое немецких танкистов отловили Пивоварова и за руки дотащили его до траншеи, сбросив вниз.

- Швайне, - выругался немец, разглядывая комбинезон. - Этот ваш герой мне со страху штанину обоссал!

Второй танкист стрельнул у панфиловцев закурить и, затянувшись, сказал:

- Да, камрады, не повезло вам! И за этих вот вы тут умирали! Неужто в нашем фатерлянде такие же выросли?..

- Да нет, камрад, - ответил ему один из панфиловцев. - У вас теперь и таких нет. Только геи да турки.

- А кто такие геи? - уточнил немец.

Боец Красной Армии прошептал ответ агрессору на ухо. Лицо немца залила краска стыда. Махнув рукой, он пошёл к танку.

- Давайте побыстрее кончайте с нами, - сказал он. - От таких дел снова умереть хочется.

Из траншеи к политруку кинулся Сванидзе.

- Товарищ командир, вы меня неправильно поняли, я ничего такого не говорил! И потом, мне нельзя, у меня «белый билет», у меня зрение плохое и язва!

Политрук доверительно наклонился к Сванидзе:

- А ты думаешь, тирана Сталина это волновало? Он же пушечным мясом врага заваливал! И тем более, я тебе не командир. У вас свой есть - опытный и проверенный! Вот он как раз идёт!

Из глубины траншеи к месту разговора подходил Никита Михалков, держа в руках черенок от лопаты.

- Товарищ политрук, как с этим можно воевать против танков? - взмолился режиссёр.

- Тебе виднее, - ответил командир. - Ты же это уже проделывал. Да, там у тебя, кстати, кровати сложены. Можешь из них быстренько противотанковую оборону наладить! Ну, или помолись, что ли. Авось поможет!

Тут политрук скомандовал построение своих бойцов.

- Куда вы? - с тоской в голосе спросил Михалков.

- Как куда? - усмехнулся политрук. - Занимать позицию у вас в тылу! Заградотряда НКВД под рукой нет, так что мы сами его заменим! И если какая-то сволочь из вашего штрафбата рванёт с позиции, расстреляем на месте за трусость и измену Родине!

- Так ведь штрафбатов ещё нет!

- Один создали. Специально для вас!

Немецкие танки взревели моторами. В траншее послышались отчаянные крики и ругань - новые защитники Москвы выясняли, кто первым начал разоблачать мифы и втравил их в эту историю. Всем скопом били Федотова, после чего его с бутылкой выкинули из траншеи под немецкий танк. Кто-то крикнул ему на прощание:

- Ну, за Родину, за Сталина!

Михалков вцепился в уходящего политрука:

- Товарищ, у меня отец воевал, я всегда был патриотом и защитником героев, помогите мне!

- Только из уважения к тебе, - ответил политрук. - Даю отличное средство для сражения с врагом! Лучше не бывает!

И командир протянул режиссёру бадминтонную ракетку и три воланчика.

- Прощай, Родина тебя не забудет, - похлопал политрук Михалкова на прощание и устремился вслед своим уходящим бойцам…

Тридцатилетний капитан Уилзи отправился на войну в составе 116-го эвакуационного госпиталя в конце 1944 года. Во время наступления через территории Франции и нацистской Германии он ввел обезболивающее более чем пяти тысячам раненых, и получил Бронзовую звезду - четвертую по значимости военную награду в США. На протяжении семи месяцев Уилзи не забывал о своей жене и почти ежедневно писал ей письма.

Первого мая 1945 года военный врач написал последнее из своих ежедневных писем, исполненных юмора и оптимизма, и умолк. Следующее письмо, полученное Эмили Уилзи, было датировано уже 8 мая, днем Победы в Европе, и пришло из-под немецкого Мюнхена. В нем Уилзи, обращаясь к «самому дорогому созданию на свете» на семи страницах описывал впечатления о лагере Дахау, которые навсегда изменили его характер.

«Мы прорвались сквозь ворота Дахау буквально через „минуты“ после его освобождения и лицезрели, как 40 тысяч людей-развалин крушили, рвали, грабили, кричали, рыдали подобно падшим зверям, в которых их превратили нацисты из СС. В эти первые „минуты“ я заметил, как [американские солдаты] пытали у стены пленного эсэсовца, которого потом, как говорится, „хладнокровно“ застрелили, - но Эмили! Господь простит, но я не заметил ни тени возмущения, ПОТОМУ ЧТО ОНИ ВСЕ ПОЛУЧИЛИ ПО ЗАСЛУГАМ после всего, что я только что видел, что эти звери из СС вытворяли. Подумать только, и ведь это лишь „лагерь-пчеломатка“, который должен быть прототипом для лагерей поменьше. Дахау - колыбель зверств СС, „лаборатория“ и излюбленное место Гиммлера».

Откровения анестезиолога идут вразрез со сложившимся в послевоенной массовой культуре уважительным образом бескорыстного и благородного освободителя, моральные качества которого побеждают жестокость и чистое зло врага. Письма Уилзи дополняют этот образ новыми чертами: верный долгу храбрый герой одновременно предстает безжалостным и мстительным: спасает подорвавшегося на мине восьмилетнего немецкого мальчика, но пытает и расстреливает сдавшуюся в плен охрану концлагеря.

Одну из таких черт выхватывает история про кружку Уизли, в которую «по-настоящему кровожадный» сапер из Калифорнии набирал ледяную воду из ручья, чтобы лить ее на спины троих пленных эсэсовцев. Пленных заставляли часами стоять с поднятыми в нацистском приветствии обеими руками, а затем расстреливали в лицо. «Он хотел крови, и ничто больше не могло „удовлетворить“ этого мальчика, брат которого погиб от рук СС», - заключает врач.

Реакцию американских военных можно понять: число казненных и погибших в ходе экспериментов, от голода и болезней заключенных лагеря превышает 30 тысяч человек. «Дорогая, сообщения о зверствах абсолютно правдивы - более того! За восемь с лишним дней я увидел-пережил-прочувствовал этот ужас как один из 28 врачей, пытавшихся исправить медицинский компонент этого Ада-на-Земле», - описывает Уизли отощавших до 20 килограммов узников, «сваленных на нарах как гниющие поленья».

Сообщения о массовых казнях немецких военнопленных после захвата Дахау появились сразу после окончания войны. В своем докладе «Расследование предполагаемого жестокого обращения с немецкими конвоирами в Дахау» подполковник Джозеф Уитакер в июне 1945 года рекомендовал отправить под трибунал участников бойни, однако генерал Джордж Паттон постановил закрыть расследование.

До последнего времени считалось, что американские солдаты убивали пленных немцев в концлагере под первым впечатлением от вагонов с трупами и крематориев. Письма доктора Уилзи проливают свет на события тех дней: его подразделение прибыло в лагерь далеко не сразу после освобождения, но убийства продолжались и после дня Победы. «Эти события никак не представлены в американской версии развития Второй мировой войны и Холокоста», - заявил автору статьи в New Republic профессор-германист из Центра еврейских исследований при Университете Дьюка Уильям Донахью.

В посланиях жене врач предельно резок в описаниях окружающих: американские офицеры у него «некомпетентные, неквалифицированные, умственно отсталые люди», афроамериканцы исполнены сексуального желания по отношению к «белому мясу» («в плане секса с белой женщиной», поясняет автор), а остальные сослуживцы «грабят награбленное» с той же скоростью, что нацисты - своих жертв.

Пораженный Уилзи пишет, что Дахау был не только «эквивалентом города на 50 тысяч человек», но складом и пунктом снабжения еще для тысяч других штурмовиков СС. «Я (да, я!) и другие „освобождали“ (или грабили, как пожелаешь) складские помещения: три дня активно и пять дней поленивей. Дорогая, у меня даже не выйдет описать все, что тут скопилось за годы нацистского грабежа по всей Европе».

«Возможно, меня воспитали иначе, но „успешным“ мародером у меня стать не вышло», - комментирует свои успехи Уилзи, перечисляя собранные им «сотни полезных в хозяйстве мелочей»: отличную охотничью винтовку, «красивый и дорогой» мешок для битья, анестезиологическое и оптическое оборудование («лучшее мне не досталось»), перьевые ручки, лосьоны и даже огромный флаг Третьего Рейха «для нашей игровой комнаты».

Этот флаг анестезиолог на стену так никогда и не повесил. Его дети обнаружили ящик с рассортированными по дате отправления письмами отца на чердаке только после смерти матери. Рядом с ними лежало свернутое нацистское знамя, повязка с красным крестом, пропуск в Дахау, немецкие и французские деньги и Бронзовая звезда, которую Дэвид Уилзи никогда не надевал на публике вплоть до своей смерти в 1996 году.

Клэрис, Шэрон и Терри, которым сейчас больше 60−70 лет, запомнили отца как человека серьезного, жесткого и даже взрывного - почти прямую противоположность автора писем, который романтичен, постоянно беспокоится о жене и детях и шутит. «Война и Дахау изменили слишком многое, и это нужно увидеть своими глазами», - писал Уилзи жене 12 июня 1945 года. Он не смог справиться с пережитым травматическим опытом и стал закрытым человеком, который мог по-настоящему эмоционально отреагировать только на заявления о том, что Холокоста не было.

Как сообщают средства массовой информации якобы независимой Латвии, в отношении авторов безобидной, оптимистической, жизнеутверждающей инсталляции под кодовым названием «распятие куклы, похожей на Путина» было применено «физическое воздействие в особо циничной форме».

В результате этого воздействия физическому и душевному состоянию художников был причинён непоправимый ущерб, оцениваемый в настоящее время институтом травматологии, один из экспонатов уничтожен, а выставка срочно свёрнута и закрыта. В процессе физического воздействия художники дико извинялись и убеждали окружающих, что распятие вообще никогда не имела отношение к президенту РФ, а моделью послужил «один знакомый бизнесмен из Италии» (вот идиоты, теперь их ещё и итальянцы отметелят)

«Деньги в данном случае символически изображены в виде креста, а распятая на нем фигура - это бизнесмен» , - пытался съехать с темы художник, когда ему тыкали под нос анонс выставки, где черным по бумаге было написано кто там изображён и что с ним следует делать.

Возмущение варварским способом ведения культурологической дискуссии уже выразили все свободные демократично - либеральные деятели культуры, включая самих авторов: «Физическая расправа с художниками и уничтожение моей работы вызвали шок и недоумение в связи с таким восприятием искусства и демократическими убеждениями, особенно с учётом того, что концепция выставки не является политической или радикальной, а, наоборот, это духовно-художественное послание, которое допускает бесконечные возможности интерпретации»

Как говорят злые языки, обидчики авторов тоже допускали «бесконечные возможности интерпретации», включая замену куклы самим художником или оперативное изготовление руками художников нового шедевра размером метр на два и полтора - в глубину - прямо в асфальте.

Естесссно такое преступление не могло пройти мимо либеральной общественности, возмущённой на самом высоком уровне. Так спикер сейма Латвии госпожа Мурниеце требует найти и наказать авторов напавших на авторов «распятого Путина», а титульные комментаторы уже сыпят откровениями о лично наблюдаемом чеченском спецназе, закинутом ради совершения этой акции на сгоревшем «Протоне» и ушедших после неё на той самой подводной лодке, которую так и не выловили из Балтики ВМФ Швеции.

Как страшно жЫть…