Нет ничего более весёлого, радостного, смешного и занимательного, чем приключение, именуемое словом ЖИЗНЬ.
Отрепетируем любовь?
«Отрепетируем любовь»? И засмеялась шутке,
Игриво вскидывая бровь, тверская проститутка.
«Ты не поверишь! Вот, заглох, такая незадача!
Жена просила, как назло, приехать к ней на дачу!
Забыла дома семена: салат, укроп, редиска…
Скажи, как звать тебя, весна»? «Зови меня Лариска!»
«А если хочешь, помогу»? «Ты надо мной смеешься?
Да тут советами, боюсь, совсем не обойдешься.
В моей „карете“ в проводах сломает ногу черт»!
«Посмотрим, может ерунда. Открой-ка мне капот…»
Короткой юбочки квадрат, колготок паутина,
Прохожие бросали взгляд на странную картину.
А ей все было нипочем, стараясь, словно флюгер
Крутила гаечным ключом в автомобильном «брюхе».
«Ну, заводи! Учти, ногой педаль не трогай газа!»
Машина охнула с тоской, и… завелась, зараза!
«Заедешь завтра в магазин, купи „любимой“ свечи,
И заправляй „восьмой“ бензин, иначе искалечишь…»
Остолбенел. Вот это да! Столкнулся я впервые,
Чтоб разбирались в проводах путаны мостовые!
Полез в карман за кошельком. «Так чем мне расплатиться?
А хочешь лихо, с ветерком со мною прокатиться?»
«Ты говорил, спешишь сейчас на дачу в Подмосковье?
Пожалуй, что потехе час… покончено с „любовью“.
Подбросишь к матери меня, 103-ий километр?»
Шальные волосы трепал весенний вольный ветер…
Мы мчались с ней по осевой знакомой Ленинградки.
Она дремала. Я ее разглядывал украдкой,
Стараясь сон не поломать, уснувшей в уголочке.
Вот ведь обрадуется мать, когда увидит дочку…
В поездке время как река, течет неторопливо.
Дома мелькают изредка, посаженные криво,
Заборы, крыши, копоть труб, церквушка за оградой,
Белесой баньки свежий сруб, дворовый пес кудлатый.
Богата русская земля свободой и пространством,
Куда не кинь, везде поля в некошеном убранстве,
Там перелесок, здесь луга, нехоженые чащи …
«Притормози у сосняка, а сам поедешь дальше.
Не проберешься по леску, колдобины да ямы».
«Да нет, давай уж довезу», ответил ей упрямо.
Свернул и метров через сто российская глубинка,
Деревня, божеским перстом укрытая в ложбинке.
Все населенье в три двора, сараи в бурой плесени.
«Ну все, теперь тебе пора. Хотя постой, а если
Поможешь мне еще в одном, возьмем ее на „пушку“,
На вечер стань мне „женихом“, порадуем старушку».
Я улыбнулся. «Вот те на, наверно просит внуков»?
«Хотела бы! Зачем ей знать, что дочка ее - сука»!
Немая радость, всплески рук, скатерки новой запах,
Заветный бабушкин сундук и кот на мягких лапах,
Картошка, щи, душистый чай, досужие расспросы,
Косые взгляды невзначай, воспоминанья, слезы…
Давно уже уснула мать, кряхтя за старой печкой,
А нам все не хотелось спать. На стареньком крылечке
Она курила в темноту, на звезды дым пуская,
Забыв на время суету в плену земного рая…
С утра туман свинцовый плыл над полюшком раздольно.
Жена спросонья: «Где ты был»? «Работа, спи спокойно!»
Copyright: Laser, 2003
Свидетельство о публикации 103 012 600 015
У Димки с Сашкой на двоих было две бутылки портвейна и ни одной бабы. Когда они уже допивали первую бутылку, Сашка сказал:
- Хочешь бабу?
Он сказал это так, словно баба пряталась в шкафу их общежитской комнаты, в которой они сейчас и бражничали.
Сказать, что Димка не хотел бабы, было бы нечестно. Димке было уже семнадцать, его половая конституция созрела настолько, что бабу к тому времени хотелось всегда. Но если бы он постоянно думал об этом, то сошел бы с ума. Поэтому Димка думал о вещах менее приятных, но достижимых. О работе своей на ЖБИ, например. О предстоящей получке. О том, как он ее честно и быстро пропьет (сегодня они пропивали остатки Сашкиной получки), и будут ждать еще чьей-нибудь получки. Валерки Алтынбаева, например - правда, сегодня его с ними не было, он уехал в ночную смену на свой ремзавод.
Нет, сказать, что к тому солидному возрасту, которого Димка достиг в описываемый день, у него еще по-настоящему не было бабы, было бы, повторюсь, нечестно. Я имею в виду не поцелуйно-обжимайных подружек (их у Димки перебывало уже ого-го сколько, штук с десять, наверное), а тех, которые… ну, давали бы. Таких у Димки случилось уже аж три штуки.
Но все как-то так, что и вспоминать об этом не хотелось. С первой даже «не донес», все выплеснул ей на живот и со стыда оделся и убежал. Вторая, взрослая такая деваха, тетка почти, сама Димку изнасиловала, что ему особого удовольствия не доставило. А про третий случай вообще ничего не запомнил, потому что пьяный был как свинья. Вот Димка и не любил вспоминать об этих «достижениях». А большой и чистой любви - так, чтобы «это» произошло красиво, благородно и страстно, пока не случилось. И Димка перенес это мероприятие на после армии.
Так что, когда Сашка сказал про бабу, он честно ответил, что в данный момент не хочет. Даже если бы она и сидела у них в шкафу.
Тогда Сашка разлил остатки бормотухи. Они выпили еще, закусили килькой в томате, покурили, у Димки в голове все закружилось, как в карусели, и когда Сашка снова спросил, хочу ли он бабу, Димка вдруг почему-то сказал:
- Давай!
И посмотрел на облупившийся шкаф - вдруг оттуда и в самом деле вылезет припрятанная Сашкой баба. Голая!
- К ней ехать надо, - остудил его раскочегаренный портвейном пыл Сашка. - Она сегодня за свою мать сторожит на промскладе.
- А кто она?
- Альма, - назвал ее имя Сашка. - Нормальная деваха! Я ее уже раз пять оттрахал.
- Какое-то имя собачье, - пробормотал Димка. У его бригадира на ЖБИ Васи Тучкова была овчарка, сучка Альма, вечно брюхатая, с отвисшими сосцами. А тут женщина, девушка, можно сказать. И тоже Альма. Почему-то представилось, что и у нее сиськи отвисшие, как у ее тезки овчарки Альмы. Но эти «пять раз» вдруг раззадорили Димку неимоверно. Хотя сомнения некоторые оставались.
- А как это мы вдвоем… Она что, обоим даст? - несколько стыдливо спросил он.
- Даст! - уверенно заявил Сашка. - Бормотухи выпьет и даст.
А Димка и забыл, что у них оставалась еще бутылка портвейна. Большая, 0,7 литра. И еще с тремя 7 на этикетке. А три семерки - это вам не хрен собачий! Должны же они сыграть свою магическую роль.
- А кто будет первый? - ревниво спросил Димка.
- Хочешь - ты будешь! - великодушно предложил Сашка. Димка полез обниматься, потрясенный его благородством. Сашка был на голову выше Димки и раза в полтора шире (хотя ему было всего девятнадцать), и после него Димке от Альмы вряд ли бы что осталось.
Они забрали с собой вино, нераспечатаную еще запасную банку кильки в томате, полбулки хлеба, рассовали все это по карманам курток (был уже дождливый и холодный в тот год сентябрь), и пошли на трамвайную остановку.
Пока ехали, Сашка инструктировал Димк, как они будут раскручивать Альму на «это дело».
- Когда мы пару-тройку раз выпьем, ты притворишься, что хочешь спать, - деловито гудел он Димке в ухо, обняв за плечо и покачиваясь рядом на трамвайном сидении. - Там есть широкая лавка, так на ней мы будем сидеть с Альмой, а ты сядешь, а потом ляжешь на другую, поуже которая, она рядом, сам увидишь. И храпи себе. Не вздумай вставать, пока я тебя не позову, понял?
Димка хотел было заикнуться насчет того, что вот же, всего с полчаса назад, Сашка обещал, что он, то есть Димка, будет первым. Но потом трезво (насколько это возможно после 350 граммов крепленого вина) рассудил, что вряд ли это у него получилось бы. Во-первых, Альма совсем его не знает, во-вторых, она хоть и носит собачье имя, но не настолько же сучка, чтобы первым отдаться чужому парню, хоть и красивому, при наличии рядом своего. И потому внимательно вслушивался в Сашкину инструкцию и старался ее запомнить.
Сторожка промзоны какого-то неизвестного Димке предприятия гостеприимно светилась в темноте североуральской ночи двумя ярко горящими окнами. У закрытых ворот предприятия, за которые и надо было пройти, чтобы попасть в заветную сторожку, на столбе горел желтый фонарь, зыбкий свет которого пронизывали тоненькие пунктиры мелкого нудного дождя.
Чавкая грязью, парни пробрались от остановки к сторожке, и Сашка трижды постучал согнутым указательным пальцем в мокрое стекло. Спустя несколько секунд белая цветастая занавеска дрогнула и отъехала вправо. За стеклом Димка увидел носатую девицу с близко посаженными маленькими глазами и узкогубым, медленно и широко разъехавшимся в радостной улыбке, большим ртом.
Димка приуныл. Стало понятно, что Сашка уже пресытился этой «красотой», вот и решил поделиться ею с приятелем. То есть с Димой. Какой цинизм! Но дело почти сделано, они уже на месте, и эти «пять раз» еще не утратили своей вдохновляющей роли.
Когда Альма впустила их в сторожку и увидела, что Сашка не один, улыбка так же медленно сползла с ее «прелестного» личика, а маленькие глазки вдруг стали злыми.
- Ты не один? - прокаркала она. Господи, да у нее и голос был под стать внешности. Ну, Сашка! Нашел же себе… Хотя если дело только в «разах», то конечно.
- Да вот, шли мимо, дай, думаю, зайдем, проведаем мою боевую подругу, - оживленно говорил Сашка, опрастывая свои карманы и незаметно подмигивая Димке. - Это мой приятель. Ты его не бойся, он хороший парень!
- А чего мне его бояться, - проскрипела Альма уже более приветливо, увидев на столе нераспечатанный «огнетушитель».
При ярком свете висящей под потолком головой лампочки Димка разглядел, что Альме на вид можно было дать и двадцать пять, и тридцать пять лет. И хотя мордашкой она не вышла, но фигурка у нее была отменная, «восьмерочкой», и ножки, обтянутые шерстяными гамашами, были довольно стройные. «Хм, а Сашка-то не дурак на самом деле, знал, кому „присунуть“, - возбужденно подумал Димка. - Так что, может, не зря мы сюда приехали, а?»
Выпитая накануне бормотуха постепенно развозила Димку, и он делался все оживленнее, все восторженнее, и Альма казалась ему уже наделенной особой, неповторимой красотой. А она еще вдобавок порозовела после выпитого портвейна, глазки у нее заблестели, и девушка стала вовсю кокетничать с парнями.
И тут Сашка усиленно замигал Димке. «А, я же совсем забыл - мне надо срочно уснуть, чтобы успешно развилась вторая, интимная часть нашего коварного замысла!» - вспомнил Димка. И хотя он с трудом представлял, как будет присутствовать, буквально на расстоянии вытянутой руки, при реализации Сашкой этой части плана, и затем сам должен будут вступить в активную фазу, и как отнесется к этому Альма, которая так заливисто сейчас смеется, откинув назад голову и тряся выпирающими из-под свитерка круглыми грудями, тем не менее, обреченно включился в игру. То есть, начал усиленно зевать, тереть глаза, клевать носом и, в конце концов, уронил голову на руки и захрапел прямо на столе.
- Чего это он? - удивилась Альма.
- Да чего, молодой еще, незакаленный, вот и вырубился, - солидно сказал Сашка. - Ладно, пусть спит, нам он не помешает.
И тут же начал с причмокиваньем целовать Альму. Димка одобрительно захрапел еще сильнее.
За столом завозились - Сашка явно стал заваливать Альму на широкую лавку, на которой они и сидели.
- Отпусти, так нельзя. - сопротивлялась Альма. - Вдруг твой друг проснется?
- Не проснется! - пыхтел Сашка, шурша Альминой одеждой и хлопая какими-то резинками, то ли на ее гамашах, то ли уже на трусах.
- Да пусти ты, бессовестный! - сердито зашипела Альма. - Свет же горит! Да и пацанчик этот твой головой к нам на столе лежит. Проснется и все тут же увидит!
За пацанчика Димка, конечно, обиделся. Но мстительно подумал: «Погоди, вот доберусь до тебя, увидишь, какой я пацанчик!».
- Это мы мигом! - соскочил с лавки Сашка, подошел к Димке, стащил со стола и стал укладывать на лавке. И уже в который раз за сегодня залихватски подмигнул Димке: дескать, все нормально, щас оторвемся!
Димка тоже подмигнул Сашке, сложил руки на груди и отчаянно захрапел. Сашка щелкнул выключателем, и сторожка погрузилась в темноту. Впрочем, она не была кромешной: с улицы через зашторенное окно пробивался свет от фонаря, слабо высвечивающий скудное убранство стола и полулежащую на лавке Альму.
Сашка уже шел к ней, растопырив жадные руки и отбрасывая чудовищную тень какого-то вурдалака на стену. Димка уже мог себе позволить лежать с открытыми глазами и чуть не прыснул со смеху при виде этой картины. Пришлось замаскировать этот смешок очередной носовой руладой.
- Во дает! - восхищенно сказал Сашка, садясь рядом с Альмой и снова загребая ее своими длинными руками. - Да его сейчас и из ружья не разбудишь. Ну че, Альма, давай?
- Нет, Сашенька, я не могу так, - замотала головой Альма. - Мне все кажется, что он не спит…
«Да сплю я, сплю, черт возьми!» - с досадой подумал Димка. И захрапел так, что ему самому показалось, будто в окнах этой вонючей сторожки даже стекла задрожали.
- Вот, я же говорю, что это он понарошку! - обрадовалась Альма, отводя похотливые Сашкины руки в сторону и вглядываясь в Димку, распростертого на узкой лавке по ту сторону стола. - Эй, ты же понарошку так храпишь, да? Вы чего-то задумали, да?
- Да ничё я не понарошку! - не выдержав, взорвался Димка. - Я всегда так храплю…
И прикусил язык. Но было уже поздно.
- Ах вы, гады! - взвизгнула Альма.
В Димку тут же полетела недоеденная буханка, и он от неожиданности с грохотом свалился с лавки на пол. Сашку Альма огрела подхваченной со стола все еще недопитой до конца бутылкой. Хотела по голове, да он успел увернуться, но все равно получил увесистый удар по плечу и болезненно охнул.
- А ну, выкатывайтесь отсюда, сволочи! - бушевала Альма. Она метнулась к стене и щелкнула выключателем. - И чтобы я тебя, Сашка, больше не видела! Ишь, чего надумали, сопляки! А я еще замуж за него хотела! Да я тебе в жизнь этого не прощу!
- Ты? Замуж? За меня?! - тут уже взвился Сашка, все еще держась за ушибленное плечо. - Да кто тебя звал-то?
- Все, уходите! - распахнула дверь сторожки настежь оскорбленная Альма. - А то милицию вызову…
-Ну и ладно, - пробурчал Сашка, бочком пробираясь в дверь (Альма все еще сжимала в руке бутылку за горлышко). - Прощай!
- До свидания, - стыдливо пробормотал Димка, топая следом - ему и в самом деле стало совестно перед этой Альмой. Которую они только что собирались вдвоем с Сашкой трахнуть, и которая вовсе оказалась не сучкой, как думал про нее этот балбес Сашка, а с ним и Димка.
- Слушай, а она вообще-то ничего, - сообщил он Сашке, когда они пешком потопали между тускло блестящих в ночи трамвайных рельсов в светящийся желтыми огнями, в паре километров от этой злосчастной сторожки, город.
- А, - беспечно махнул рукой Сашка. - У меня еще есть. Но к ней мы вдвоем не пойдем.
- Очень надо, - пробормотал Димка. - У меня самого есть…
Хотя никого - хорошей, такой, чтобы даже и в мыслях прийти к ней с кем-то вдвоем, - у Сашки еще не было. Вот после армии разве что…
- больно! - сказала душа;
- хочется плакать…- сказало сердце…;
- не скулить!!! - заорали мозги;
- всем заткнутся! и за мной! - рявкнула задница.
… и все удалились искать приключения…
Какой бы долгой и увлекательной ни была вечеринка, сделай все, чтобы проснуться в собственной спальне.
Дед Мороз
Раз в лесу под Новый Год
Звери встали в хоровод.
Дед Мороз запряг девиц.
Волк влюбился в двух лисиц.
Девки - кони все в дороге.
Женихи ждут на пороге.
Погоняет тройку Дед.
«Шибче девки, на обед
Не должны мы опоздать,
Там Снегурка будет ждать».
И приехали, лишь в десять
В небесах резвился месяц.
Экипажу изумился,
С высоты чуть не свалился.
А вокруг огни веселье
Ждут их, как на новоселье.
Распахнулась дверь дворца
Три красавца молодца
Девок быстро подхватили
Дед Мороза пожурили
Согласились все на мир
И начался у них пир!
То ли сказка, то ли быль.
Я не знаю, не видала
Мне соседка рассказала.
Безопасность - по большей части предрассудок. В длительной перспективе избегать опасности не безопаснее, чем идти ей навстречу. Жизнь - либо дерзкое приключение, либо ничто.
Писательство, как сама жизнь, есть странствие с целью что-то постичь. Оно - метафизическое приключение: способ косвенного познания реальности, позволяющий обрести целостный, а не ограниченный взгляд на Вселенную. Писатель существует между верхним слоем бытия и нижним и ступает на тропу, связывающую их, с тем чтобы в конце концов самому стать этой тропой.
Три женщины обсуждают позы.
Одна говорит:
- Мне нравиться, когда мужчина сверху.
Другая:
- А мне, когда я сверху.
А третья:
- А мне нравиться родео.
Все в недоумении: как это?
- Это когда садишься верхом на мужчину, говоришь ему:-" У меня СПИД", …и пытаешься удержаться…
Жизнь постоянно испытывает нас на прочность. Кто-то справляется, кто-то нет. Для одних жизнь - это калейдоскоп приключений, для других - чреда разочарований. В любом случае, жизнь учит всегда быть готовым к неожиданному повороту.
Все хотят, чтобы что-нибудь произошло, но все боятся, - как бы чего не вышло…
Я не развлечение… Я - приключение!!!)))
Любые взаимоотношения - увлекательное приключение: вы никогда не знаете точно, к чему они приведут. Их настроение, вкус и форма меняются с минуты на минуту, изо дня в день, из года в год. Следуя им, временами вы становитесь ближе друг другу, временами отдаляетесь.
Когда мне было 15 лет, мы с родителями поехали отдыхать на море.
Перед поездкой папа купил дорогие японские часы - водонепроницаемые.
Такие часы у нас в стране в то время только-только появились. И папа очень ими гордился. Я увлекалась подводным плаванием - у меня разряд и я обожаю нырять. Мама боялась, чтобы я не простудилась от переохлаждения и все время наставляла меня: «Сашка, только недолго, 20 минут и на берег!».
Но я так увлекалась красотами подводного мира, что забывала о времени и отговаривалась тем, что подводных часов у меня нет. Вот кабы были бы…
Маме это надоело и она уговорила отца давать мне часы в море. Он очень неохотно, но дал. В первый же заплыв часы соскочили с моей тонкой девичьей руки и канули в воду. Остаток отпуска прошел в нырянии и поисках этого хронометра. Безрезультатно. Ещё не раз папа припоминал нам с мамой этот случай. Просто достал. На следующий год мы приехали на то же самое место. Только пришли на пляж, папа завёл свою песню, - какая
Сашка бяка, утопила его часы. Я обозлилась, говорю:
- Вот пойду и буду нырять, пока не найду твои несчастные часы. Хоть
утоплюсь!
- Вот иди и найди!
Только я нырнула и сразу вижу: лежат, голубчики, сверкают на солнышке, словно весь год только меня и ждали. Я вышла на берег и гордо швырнула часы в ноги отца. О реакции родителей рассказывать не стану. Когда стали рассматривать, папа говорит:
- Они за год как будто изменились - стал другой цвет циферблата. Выцвел,
что ли? Но модель та же самая.
Весь день, конечно, обсуждали этот случай. Пришли после пляжа в столовую обедать. И рассказываем эту историю соседям по столику - мать, отец и их сын Вадик. Они даже не смеются - смотрят на нас круглыми глазами и даже как-то испуганно. Мама говорит:
- Да вы не удивляйтесь, с Сашкой и не то ещё бывает.
Владимир Михайлович - отец Вадика - снимает со своей руки часы:
- Вадик вчера тоже утопил мои часы, но потом нашёл. Модель та же, но циферблат другой. Случайно не ваши?
Так я познакомилась со своим будущим мужем. Через год мы с Вадиком поженились. А на свадьбу родители, в качестве сувенира, преподнесли нам хрустальную шкатулку. Там на бархатной подложке лежит пара часов - модели одинаковые, только циферблаты разные.