Говорят, Беатриче была горожанка,
Некрасивая, толстая, злая.
Но упала любовь на сурового Данта,
Как на камень серьга золотая.
Он ее подобрал. И рассматривал долго,
И смотрел, и держал на ладони.
И забрал навсегда. И запел от восторга
О своей некрасивой мадонне.
А она, несмотря на свою неученость,
Вдруг расслышала в кухонном гаме
Тайный зов. И узнала свою обреченность.
И надела набор с жемчугами.
И, свою обреченность почувствовав скромно,
Хорошела, худела, бледнела,
Обрела розоватую матовость, словно
Мертвый жемчуг близ теплого тела.
Он же издали сетовал на безответность
И не знал, озаренный веками,
Каково было ей, обреченной на вечность,
Спорить в лавочках с зеленщиками.
В шумном доме орали драчливые дети,
Слуги бегали, хлопали двери.
Но они были двое. Не нужен был третий
Этой женщине и Алигьери.
так много слов - для состояний Души… и так мало - для состояний Тела…
Для того, чтобы мысль преобразила мир, нужно, чтобы она сначала преобразила жизнь своего творца
«Всё!» с «домашними делами»,
«До свиданья», Интернет!
Скоро к вашей милой Даме
Постучится в дверь Валет…
Вот, котлеты наготове,
И Валет уж за столом.
Он совсем не хмурит брови,
Свет улыбки вновь при нем.
Облачится он в пижаму,
Ну… и сменит дома роль…
Ведь с такой чудесной Дамой
Не Валет он, а КОРОЛЬ!
Мальчик, останься спокойным.
Священнослужитель сказал
над усопшим немую молитву,
так обратился к нему:
«Ты древний, непогубимый,
ты постоянный, извечный,
ты, устремившийся ввысь,
радостный и обновленный».
Близкие стали просить:
«Вслух помолися,
мы хотим слышать,
молитва нам даст утешенье».
«Не мешайте, я кончу,
тогда я громко скажу,
обращуся к телу, ушедшему
в землю».
В нашей северной столице Санкт-Петербурге жил-был уголовный Авторитет: вор в законе, а ныне - преуспевающий предприниматель. Один взгляд его приводил многих в трепет и ужас. Все знали характер сурового Авторитета, и наделен он был весьма говорившей за себя кличкой. Но Господь милостив ко всем и всех желает спасти. Постучался Он и в сердце заблудшего, крещенного в детстве человека, и пробудил в нем совесть.
Зачастил сей Авторитет в одну из обителей, где со слезами неоднократно исповедовал свои мрачные деяния, и благодать коснулась его и начала видимо изменять: просветлело лицо, изменилось его поведение, в обращении с окружающими и подчиненными он стал совсем другим. Наместник обители благословил его прислуживать в алтаре во время богослужения. Стал он подавать батюшке кадило, убирать алтарь, а свое благоговение к святому месту подчеркивал тем, что снимал обувь с ног своих, когда входил в алтарь.
По городу в определенных кругах поползли слухи: «Правда ли это, - спрашивали бандюганы друг у друга, - что наш Авторитет прислуживает в храме?»
«Да, - отвечали знающие это священники, - и мы им очень довольны». Покачивала головами многозначительно братва и удивлялась. Но прошло некоторое время, и Авторитет был расстрелян из автоматов в своей машине в Москве.
В газетах появились сообщения, что, мол, в переделе сферы влияний был убит такой-то и такой-то, но, мне кажется, это не так. Не могли простить воры в законе духовного возрастания своего товарища и начальника. Видно, одно дело осыпать храм деньгами, жертвовать на строительство часовен и храмов, а расставаться с грехами и изменять свою жизнь - совсем другое. Деньги давать - это одно, а прислуживать в алтаре и убирать там - иное. Этого ему не смогли простить.
Верю, что Христос, воскресший и распахнувший врата рая, ввел туда и этого покаявшегося разбойника.
Что еще тебе рассказать? Надо жить у моря, мама, надо делать, что нравится, и по возможности ничего не усложнять; это ведь только вопрос выбора, мама: месяцами пожирать себя за то, что не сделано, упущено и потрачено впустую - или решить, что оставшейся жизни как раз хватит на то, чтобы все успеть, и приняться за дело; век пилить ближнего своего за то, какое он тупое неповоротливое ничтожество - или начать хвалить за маленькие достиженьица и победки, чтобы он расцвел и почувствовал собственную нужность - раз ты все равно с ним, и любишь его, зачем портить кровь ему и себе? Говорить «конечно, ты же бросишь меня», и воскликнуть торжествующе «так я и знала!», когда бросит, - или не думать об этом совсем, радоваться факту существования вместе, делать вместе глупости и открытия и не проедать в любимом человеке дыру по поводу того, что случится или не случится? Всегда говорить «я не смогу», «глупо даже начинать» - или один раз наплевать на все и попробовать? И даже если не получится - изобрести другой способ и попробовать снова? Считать любого, кто нравится тебе, заведомо мудаком и садистом, складывать руки на груди, язвить, ухмыляться, говорить «переубеди меня» - или один раз сдаться и сказать «слушай, я в ужасе оттого, сколько власти ты имеешь надо мной, ты потрясающий, мне очень страшно, давай поговорим»? Быть всегда уперто-правым, как говорит Алена, и всем в два хода давать понять, кто тут босс - и остаться в итоге в одиночестве, в обнимку со своей идиотской правотой - или один раз проглотить спесь, прийти мириться первым, сказать «я готов тебя выслушать, объясни мне, что происходит»? Раз уж ты все равно думаешь об этом днями напролет? Быть гордым и обойденным судьбой, Никто-Меня-Не-Любит-2009 - или глубоко вдохнуть и попросить о помощи, когда нужна, - и получить помощь, что самое невероятное? Ненавидеть годами за то, как несправедливо обошлись с тобой - или, раз это так тебя мучает, один раз позвонить и спросить самым спокойным из голосов «слушай, я не могу понять, почему»? Двадцать лет убиваться по ушедшей любви - или собрать волю в кулак, позволить себе заново доверяться, открываться, завязать отношения и быть счастливым? Во втором гораздо больше доблести, на мой взгляд, чем в первом, для первого вообще не требуется никаких душевных усилий. Прочитать про себя мерзость и расстроиться на неделю - или пожать плечами и подумать, как тебе искренне жаль написавшего? Страдать и считать, что мир это дрянная шутка Архитектора Матрицы, тыкать в свои шрамы как в ордена, грустно иронизировать насчет безнадежности своего положения - или начать признаваться себе в том, что вкусное - вкусно, теплое - согревает, красивое - заставляет глаз ликовать, хорошие - улыбаются, щедрые - готовы делиться, а не все это вместе издевка небесная, еще один способ тебя унизить? Господи, это так просто, мама, от этого такое хмельное ощущение всемогущества - не понимаю, почему это не всем так очевидно, как мне; все на свете просто вопрос выбора, не более того; не существует никаких заданностей, предопределенностей, недостижимых вершин; ты сам себе гвоздь в сапоге и дурная примета; это ты выбрал быть жалким, никчемным и одиноким - или счастливым и нужным, никто за тебя не решил, никто не способен за тебя решить, если ты против. Если тебе удобнее думать так, чтобы ничего не предпринимать - живи как жил, только не смей жаловаться на обстоятельства - в мире, где люди покоряют Эвересты, записывают мультиплатиновые диски и берут осадой самых неприступных красавиц, будучи безвестными очкастыми клерками - у тебя нет права говорить, будто что-то даже в теории невозможно. Да, для этого нужно иметь волю - нужно всего-то выбрать и быть верным своему выбору до конца; только-то. Вселенная гибкий и чуткий материал, из нее можно слепить хоть Пьяцца Маттеи, хоть район Солнцево - ты единственный, кто должен выбрать, что лепить. Я считала, что это с любыми материальными вещами работает, только не с людьми; хочешь денег - будут, славы - обрушится, путешествий - только назначь маршрут; но события последних недель доказывают, мама, что с людьми такая же история, будь они трижды холодными скалами, колючими звездами - просто перестань считать их колючими звездами и один раз поговори, как с самим собой, живым, теплым и перепуганным - вот удивишься, как все изменится.