Есть, вроде бы, русские…
Вроде бы, люди…
А если вглядеться,
То, вроде бы, нет.
А если вглядеться,
То просто - посуда,
С которой небрежно
Чужой кто-то ест.
Если живёт много патриотов в стране, то страна благоухает и цветёт, а не тонет в дурно пахнущем веществе!
Есть болезни, которые лечатся,
Только эта, увы, не из них, -
Лить дерьмо на свое Отечество
И облизывать зад у других.
Однажды, глыбокою ночью.
Во сне ко мне баба пришла!
Сказала, дыхнув перегаром!
«Горжуся Россиею я!»
Горжуся бес крайним простором!
Что их покрывают снега!
Но это - лишь только зимою.
А летом - кусты сорняка!
Патриотизм превращает население в народ.
Я ватник, я потомственный совок.
Я в СССР рождён во время оно.
Я чёрный хлеб. Я кирзовый сапог.
Я воинской присяги звонкий слог
И красные победные знамёна.
Я не был на войне, но ту войну
Я каждым нервом помню и кляну.
Я ватник, я советский, я москаль.
Я сын иного времени и века.
Во мне горит «Как закалялась сталь»
И в майский день солдатская медаль,
И солнце пионерского Артека.
Я коммунистом заново не стал,
Но отступать и каяться устал.
Я ватник, я угрюмый колорад.
Моя любовь к стране необъяснима.
Я русский. Я татарин. Я бурят.
Я злой на вид, но вежливый солдат.
Я в том перед Европой виноват,
Что рад безмерно возвращенью Крыма.
Я вспоминаю крымскую весну,
И мне не стыдно за мою страну.
Я ватник, я упёртый патриот.
Я до последних дней сержант запаса.
Я разделённый натрое народ.
Во мне стучит и сердце в клочья рвёт
Горячий пепел русского Донбасса.
Когда Одесса корчилась в огне,
Она, сгорая, корчилась во мне.
Я ватник и меня не изменить.
Я ни наград, ни званий не имею.
Я, может быть, и не умею жить,
Но я умею Родину любить,
А предавать и хаять не умею.
И даже в самом сумрачном бреду
В одном ряду с фашистом не пойду.
Я ватник. Пусть меня не признают
Все те, кто рушит наши монументы.
Я праздник! Я торжественный салют!
Я почести, что павшим отдают.
Я трепет на ветру гвардейской ленты.
Я в День Победы плакать не стыжусь.
Я не забыл! Я помню! Я горжусь…
Одни уезжают за границу - работать по контракту за доллары, другие собираются уехать, третьи - завидуют уехавшим черной завистью… А в сумме все они считают себя русскими и гордятся этим…
Очень сложно объяснить чувство Родины тому, у кого его нету и не было… Как объяснять слепому про цвет. Или даже не слепому… Я все вспоминаю грузинского писателя руками, которому очень нравилось чувство единения украинцев - и при этом от аналогичного чувства единения русских его колдобит, будто он денатурату выпил. Оно на самом деле не удивительно: у человека нет чувства Родины, а когда так - то все начинается и заканчивается на эстетике и политике. Украинцы грузинскому письменнику более эстетически и политически приятны, поэтому у них дивное чувство единения, даже когда они СУГС орут и зигуют, а русские - нет, поэтому у них зверомордые рабские пляски дикарей, даже если они приветливо улыбаются и машут флажком.
Собственно, и патриотизм, который не идет дальше эстетики и политики - на редкость противен. И ты, опять же, не можешь объяснить человеку обычно, что с ним не так. Он же тут рубаху на груди за Родину рвет, причем атдуши. Но если такие вещи, как любовь к своей земле, к своей стране, к своему народу - имеют под собой не больше, чем боление за Зенит или фанатение по группе Айрон Мейден, то они выглядят уродливо. Мелкие чувства и дела по отношению к чему-то несравненно большему. Как сведение Пасхи к покраске яиц, а поста - к жеванию силоса в течение полутора месяцев.
Понимаете, вот вам, лично вам - в детстве пели про серенький волчок и котенька-коток, лично вам рассказывали про колобка и читали про рыбака и рыбку, лично вы, как только научились говорить и понимать первые слова, получали совершенно уникальный опыт, который может получить только тот, кто родился в России и у русских родителей. И вы в то же самое время разделяете этот уникальный опыт еще с сотней миллионов человек. Которые способны с полуслова понять вещи, непонятные в принципе никогда и никак не то что китайцу, а даже англичанину, с которым вы в значительной мере делите культурный опыт.
Это несравненно больше не только эстетики, но и собственно культуры, это больше и общей истории. Это мировоззрение, мировосприятие и мироощущение. И либо ты это воспринял в детстве, либо не воспринял вообще никогда и никак. Люди, не разделяющие со своим народом этот опыт - не смогут превратиться в представителей другого народа. Те, кто не сумел в детстве стать русским - не станут французами или испанцами. Они так и останутся недорусскими. Если только не сумеют вернуть эти ощущения себе сознательно, не просто узнать, а принять и прочувствовать то, что чувствуют соплеменники - превратить склад бездушной информации в голове в живой опыт.
Но даже и это еще не все… Чувство Родины проникает еще глубже. Чтобы укорениться в своей родной земле по-настоящему, прямо от земли и следует начинать. Я недавно думала, слушая, как щебечут прилетевшие по весне птички в деревьях: а ведь в тех краях, где они зимуют, эти птицы - зимние… Никакого «грачи прилетели», никакого «ласточка с весною», никакой этой привычной весенней радости - листочки распустились, птички защебетали… Люди обитают в ДРУГОЙ ВООБЩЕ РЕАЛЬНОСТИ. С рождения. Понимаете, такие вещи - они не определяются совершенно никак политиками, государственным строем, социальными концепциями, культурными паттернами. Просто ты с детства вырастаешь из земли особого цвета и особой формы. А другие люди - вырастают из земли совсем другого цвета и совсем иной формы. И все остальное, что растет на этой земле - тоже совсем иное у них. Твое обычное, обыденное, въевшееся едва не с младенчества в клетки мозга «пришла весна, запели птички» - на самом деле уникальное. Делающее тебя - тобой. Не марокканцем и не тайцем, не аргентинцем и не мексиканцем.
И вот это вот чувство уникальности твоего собственного обыденного - и радости от обладания этим обыденным, вот именно оно и есть чувство Родины. Если тебе твое обыденное, в котором ты родился и вырос, безразлично или неприятно - то и появляется желание «свалить из клятой Рашки». Чужая обыденность похожа на сладкий десерт, а собственная - на серую баланду. Фу, дрянь какая, всю жизнь эту гадость жру, сколько можно уже, сил нет никаких… То ли уехать, то ли превратить Россию в не-Россию, где все это постылое прекратит быть. Только чаемый результат недостижим. Чтобы его достичь, нужно умереть и переродиться заново человеком иной национальности. Иначе никак.
Поэтому те, кому окончательно постыло, уехав, продолжают следить неотрывно, что тут у нас происходит, раздражаться, ненавидеть, ругать - потому что все равно русские. Только не принимающие этого в себе. Тот же комплекс неполноценности, но в приложении к национальной принадлежности. «Я себе не нравлюсь таким, какой я есть - мне бы хотелось быть кем-то другим». И объяснить - невозможно. Невозможно объяснить человеку, страдающему от нелюбви к себе, что такое «принимать себя» и «любить себя таким, как есть». Он будет видеть в этом либо лицемерие, либо гордыню, либо потакание собственным порокам. Либо - если речь идет о том, кто от него отличается - считать, что вот тому-то чуваку есть чем гордиться, вон он какой! Не то что мы, уроды сиволапые…
Пожалейте людей, в общем. Им же на самом деле от себя самих тошно. И нужно им на самом деле не революцию и «демократические реформы», не в эмиграцию уехать - а хорошего психотерапевта.
Есть разные способы любить свое отечество; например, самоед,
любящий свои родные снега, которые сделали его близоруким,
закоптелую юрту, где он, скорчившись, проводит половину своей жизни,
и прогорклый олений жир, заражающий вокруг него воздух зловонием,
любит свою страну конечно иначе,
нежели английский гражданин, гордый учреждениями и высокой цивилизацией своего славного острова;
и без сомнения, было бы прискорбно для нас, если бы нам все еще приходилось любить места, где мы родились, на манер самоедов.
Прекрасная вещь - любовь к отечеству, но есть еще нечто более прекрасное - это любовь к истине.
Любовь к отечеству рождает героев, любовь к истине создает мудрецов, благодетелей человечества.
Любовь к родине разделяет народы, питает национальную ненависть и подчас одевает землю в траур;
любовь к истине распространяет свет знания, создает духовные наслаждения, приближает людей к Божеству.
Не через родину, а через истину ведет путь на небо.
Правда, мы, русские, всегда мало интересовались тем, что - истина и что - ложь
*****
Дело в том, что мы еще никогда не рассматривали нашу историю с философской точки зрения.
Ни одно из великих событий нашего национального существования не было должным образом характеризовано,
ни один из великих переломов нашей истории не был добросовестно оценен;
отсюда все эти странные фантазии, все эти ретроспективные утопии,
все эти мечты о невозможном будущем, которые волнуют теперь наши патриотические умы.
Пятьдесят лет назад немецкие ученые открыли наших летописцев;
потом Карамзин рассказал звучным слогом дела и подвиги наших государей;
в наши дни
плохие писатели, неумелые антикварии и несколько неудавшихся поэтов, не владея ни ученостью немцев, ни пером знаменитого историка,
самоуверенно рисуют и воскрешают времена и нравы, которых уже никто у нас не помнит и не любит: таков итог наших трудов по национальной истории.
*****
…пора бросить ясный взгляд на наше прошлое,
и не затем, чтобы извлечь из него
старые, истлевшие реликвии,
старые идеи, поглощенные временем,
старые антипатии, с которыми давно покончил здравый смысл наших государей и самого народа, но для того, чтобы узнать,
как мы должны относиться к нашему прошлому.
*****
Больше, чем кто-либо из вас, поверьте,
я люблю свою страну,
желаю ей славы,
умею ценить высокие качества моего народа;
но верно и то, что патриотическое чувство, одушевляющее меня, не совсем похоже на то, чьи крики нарушили мое спокойное существование и снова выбросили в океан людских треволнений мою ладью, приставшую было у подножья креста.
Я не научился любить свою родину с закрытыми глазами, с преклоненной головой, с запертыми устами.
Я нахожу, что человек может быть полезен своей стране только в том случае, если ясно видит ее; я думаю, что время слепых влюбленностей прошло, что теперь мы прежде всего обязаны родине истиной.
Я люблю мое отечество, как Петр Великий научил меня любить его.
Мне чужд, признаюсь, этот блаженный патриотизм лени, который приспособляется все видеть в розовом свете и носится со своими иллюзиями и которым, к сожалению, страдают теперь у нас многие дельные умы.
Я полагаю, что мы пришли после других для того, чтобы делать лучше их, чтобы не впадать в их ошибки, в их заблуждения и суеверия.
Патриотическое большинство всегда нужно меньшинству.
- Товарищи ученые! Доценты с кандидатами!
Замучились вы с иксами, запутались в нулях!
Сидите, разлагаете молекулы на атомы,
Забыв, что разлагается картофель на полях.
Из гнили да из плесени бальзам извлечь пытаетесь
И корни извлекаете по десять раз на дню.
Ох, вы там добалуетесь! Ох, вы доизвлекаетесь,
Пока сгниет, заплесневет картофель на корню!
Автобусом до Сходни доезжаем,
А там - рысцой, и не стонать!
Небось картошку все мы уважаем,
Когда с сольцой ее намять!
Вы можете прославиться почти на всю Европу, коль
С лопатами проявите здесь свой патриотизм.
А то вы всем кагалом там набросились на опухоль,
Собак ножами режете, а это - бандитизм.
Товарищи ученые, кончайте поножовщину.
Бросайте ваши опыты, гидрит и ангидрит!
Садитесь вон в полуторки, валяйте к нам, в Тамбовщину,
А гамма-излучение денек повременит.
Автобусом к Тамбову подъезжаем,
А там - рысцой, и не стонать!
Небось картошку все мы уважаем,
Когда с сольцой ее намять!
К нам можно даже с семьями, с друзьями и знакомыми.
Мы славно здесь разместимся, и скажете потом,
Что бог, мол, с ними, с генами! Бог с ними, с хромосомами!
Мы славно поработали и славно отдохнем.
Товарищи ученые, Эйнштейны драгоценные,
Ньютоны ненаглядные, любимые до слез!
Ведь лягут в землю общую остатки наши бренные,
Земле - ей все едино: апатиты и навоз.
Автобусом до Сходни доезжаем,
А там - рысцой, и не стонать!
Небось картошку все мы уважаем,
Когда с сольцой ее намять!
Так приезжайте, милые, рядами и колоннами.
Хотя вы все там химики и нет на вас креста,
Но вы ж там все задохнетесь, за синхрофазотронами, -
А здесь места отличные, воздушные места!
Товарищи ученые! Не сумневайтесь, милые:
Коль что у вас не ладится - ну, там, не тот aффект, -
Мы мигом к вам заявимся с лопатами и с вилами,
Денечек покумекаем - и выправим дефект.
1973
Касьян, всю жизнь проработавший в городе Кобеляки Полтавской области, в свое время отказался от очень заманчивого предложения переехать в Москву. На вопрос одного из высокопоставленных лиц: «Николай Андреевич, почему вы не хотите в Москву? Это же столица», - ответил так: «Москва и Киев нам до сраки - столица наша - Кобеляки». Пожалуй, Касьян очень четко (пусть и грубовато) высказался об уважении к населенному пункту, где ты живешь.
- Вы очень богаты, мистер Чкалов?
Валерий, чуть подумав, оглядел всю окружающую нас публику и серьезно сказал:
- Да, я очень богат!
- Сколько же миллионов имеете? - снова спросил иностранец.
- Сто семьдесят миллионов! - уже с хитринкой во взоре озорно ответил Валерий.
- Чего? Рублей, долларов? - пытался уточнить вопрос, по-видимому, американец.
- Сто семьдесят миллионов человек! - разъяснил Чкалов удивленному иностранцу. - Все они работают на меня, а я на них… - весело закончил Валерий.
Штыком пронзенная. Залита потом.
Огнем сраженная лежит пехота.
От жажды белые упрямы губы.
Ну что ж мы делаем? Людей мы губим!
Вторая кряду атака сорвана.
А может зря в ту рвемся сторону?
А может зря я уж дважды раненый,
Друзей теряя, ору: - За Сталина?!
Но снова прямо грохочет дот.
В виска упрямо стучит «Вперёд!»
Нет, форма черная! Для нас мир тесен.
Пусть ты отборная, но все же плесень!
Считают тертою вас головой,
Но все же мертвою. А я живой.
Ваш род нормадский, кровь голубей,
А я крестьянских, простых кровей.
Мы не фанатики таких атак,
Но горло свастики зажмем в кулак!
И клятву раненый свою сдержал.
Зашел в Германии на пьедестал!
Мне не нужен сыр «Заморский», мне нужен мир в стране.