…Симочка была накормлена, успокоена и усажена на коленки. Бабушка, напоенная валокордином, сидела и внимательно ее разглядывала.
- Она совсем другая, совершенно, не знаю в кого, - выдала она, - разрез глаз не наш, характер, я не знаю, какая она вырастет. Про Васю знаю, а про нее нет. Про тебя тоже не знала. И боялась всю жизнь. Она такая же. Ничего не могу сделать. От меня сегодня один вред. Мясо испортила.
Мама совершенно точно владеет какой-то силой. Можно называть это как угодно. Когда она расстроена или ей плохо, вокруг все рушится. Так было уже не раз. Бесполезно искать причины. Можно только сидеть тихонько и пережидать, когда вещи, к которым она прикасалась, забудут ее руки. В тот вечер у меня сгорел нагреватель для бутылочек, сломалась стиральная машина и разбилась банка с фруктозой, к которой я даже не прикасалась. Не считая перегоревших разом трех лампочек над плитой.
- Я сейчас все уберу, все будет хорошо, - говорила я сама себе.
- Мама, не плачь, - подошел ко мне Вася, - бабушка еще приедет. Она мне обещала. И знаешь что?
- Что?
- Она о нас все время думает. А пока думает, все будет хорошо…
…Я рассказала ей про сороку, ладушки и принялась за «по кочкам, по кочкам». Сима довольно улыбалась.
- Дай ее мне, - потребовала мама, - я лучше поиграю…
Она решительно взяла малышку и стала подбрасывать ее на коленях, после чего «бухнула» в ямку, поймав в последний момент около пола. Сима уже не плакала, она открыла рот и завизжала.
Мама отдала мне Симу и отвернулась к плите. В кастрюле стояло тесто. Мама зачерпывала тесто и наливала прямо на плиту, забыв поставить сковородку. Кухню тут же заволокло дымом - мама ничего не замечала.
- Мам, успокойся, мам…
Я опять заплакала.
- Не зови меня больше, - тихо сказала мама, - я не могу. Не выдержу.
- Мама, она твоя внучка!
- Так, отдайте мне ребенка. - На кухню зашел Василий и сказал совершенно по-взрослому: - Пойдем, Сима, я с тобой поиграю, пойдем… совершенно не умеют с детьми управляться…
…Мама все-таки приехала. Она взяла внучку, которую не видела два месяца, на руки. Малышка подумала немножко и заплакала.
- Что с ней? - спросила мама.
- За то время, пока тебя не было, у нее вырос мозг.
- При чем тут мозг? Я же ее бабушка.
- Только она этого пока не понимает. Я же не могу ей показывать твою фотографию и рассказывать, что ты ее бабушка и плакать не надо. Ты говоришь, как муж, который все время в командировках, приезжает, видит рыдающего ребенка и обвиняет жену, что она его плохо воспитывает!
Я начала заводиться. Я хотела спать, очень… Мама начала веселить внучку так, как веселила внука, - громко петь песни, дергать за ногу и за руку, корчить рожицы и бить ложкой о тарелку. Василий немедленно начинал хохотать. Сима от ужаса разрыдалась так, что посинела. Успокоилась только тогда, когда я взяла ее на руки…
…У меня появилась и еще одна дурацкая привычка. Я открываю холодильник и стою, тупо разглядывая внутренности. Обдумываю, что приготовить на обед мужу и сыну, что на ужин, когда ехать на рынок, а когда в магазин. Очень хорошо думается. И именно с открытой дверцей. Иногда мысли скачут. Я думаю, правильно ли воспитываю детей, чем воспитание девочки отличается от воспитания мальчика… Все время вспоминаю маму… Постоянно… Разговариваю с ней…
- Ну, кто тут у нас обосрался? - услышала я голос Васи, который обращался к сестре. Он сказал, интонацией и тоном копируя бабушкину речь, и смотрел на меня с испугом. - Я это вслух сказал? - спросил он (эта фраза была в каком-то мультике).
- Так бабушка говорит? - спросила я.
- Да, откуда ты знаешь? - удивился он. - Она так собаке говорит.
- Я с твоей бабушкой давно знакома.
- А когда она приедет? Почему она стала редко приезжать? Кстати, а она правда боится маленьких детей?
- Правда, - ответила я и ушла в ванную, потому что слезы уже текли, а пугать ребенка не хотелось…
…К тому же у него хватило смелости отказаться от доедания детского творожка. Половину я скормила дочери, а половина болталась в коробочке в холодильнике и мне мешалась. А он отказался доедать.
Я вспомнила, как один молодой папа близнецов рассказывал мне: «Окончательно я осознал себя отцом, когда жена вместо обеда предложила мне доесть детский творожок, половинку желтка и перемолотый в миксере кабачок с цветной капустой, которые жалко выбрасывать, а ребенок уже съел свою норму».
Сначала я хотела сказать мужу что-нибудь обидное. Но потом шваркнула тарелку об пол. Случайно. Не специально. Потому что понимала, что отмывать все мне. Кто же в здравом уме будет тарелками швыряться, зная, что осколки собирать придется самому? Каша разлетелась по стенам кухни. Я села на пол, заплакала и стала смотреть, как она стекает. Плакала недолго. Проснулась дочь, которой к тому времени я успела сварить овсянку и промолоть.
Дочь вступила в новый этап развития - она любопытная, веселая и шебутная. Все, что попадается ей под руку, она или тащит в рот, или бросает на пол. Мы сели завтракать. То есть она села завтракать, а я села ее кормить. Отвернулась буквально на секунду. Дочь взяла тарелочку с кашей и бросила ее на пол. На свежеотмытый от манки пол. Я опять села на пол, заплакала и стала смотреть, как по свежеотмытым стенам стекает овсянка…
…Особенно тяжело по утрам. Я насыпаю кофе в сахарницу - вместо турки. Или детскую смесь. Почти каждое утро. Потом долго выковыриваю ложечкой.
Дети - это, конечно, счастье. Но я почему-то все время вспоминаю одно выражение неизвестного мне автора: «Если хотите увидеть, как выглядит мир в четыре утра, заведите ребенка».
В семь утра я варила сыну манную кашу. У него болел живот, и врач посоветовала покормить его кашами. Каждый день я варю разные каши. Вася съедает три ложки, и все.
- Доешь? - спросила я мужа.
- Нет, я ненавижу каши, - ответил муж.
Знаете, это был почти самый большой скандал в нашей семье. Из-за каши.
Потому что у меня опять убежало молоко и пришлось проветривать кухню и отмывать плиту. Главное, что я налила средство для керамических плит на еще горячую плиту и оно у меня разбрызгалось прямо в кастрюльку. Я вымыла плиту, кастрюлю, налила новое молоко, стояла над ним и мешала манку, чтобы не было комочков. На часах, напомню, было семь утра. Потом я стояла почти голая - в пижаме - на балконе и остужала кашу. Потом я замерзла и у меня потекли сопли. Потом я опять насыпала кофе в сахарницу вместо турки. Потом Вася сказал, что в каше чего-то не хватает. Я сначала посыпала ему сахаром, потом добавила варенья, потом масла, после чего он заявил, что каша невкусная и он есть не будет. А потом мне муж говорит, что он вообще каши ненавидит, а такие - с сахаром и вареньем - тем более…
..Днем раньше я постирала его мобильный телефон в стиральной машине. Он, с одной стороны, обрадовался, понимая, что ему купят новый, а с другой - испугался за мое состояние.
В тот же день я налила в чайник (электрический) воды и поставила его на горячую плиту. Сняла только тогда, когда стало пахнуть горелой пластмассой.
Когда я была маленькая, моя мама тоже частенько впадала в такое состояние. Хорошо помню, как она, после двух работ, стояла у плиты, включала газ и подносила спичку к голове (хорошо, что спичка успевала погаснуть, но все равно было ощущение, что мама тушит ее об голову). Потом выключала газ, смотрела недоуменно на спичку, доставала новую, зажигала, включала газ, подносила спичку к голове…
- Почему не загорается? Ничего не понимаю, - говорила она сама себе.
А лифт ключом она вообще очень часто пыталась открыть.
- Мама, нажми кнопку, - говорила я.
- Отстань, я сама знаю, - отмахивалась мама, втыкая ключ между дверей и яростно его поворачивая.
Еще помню пепельницу, которую она регулярно ставила в морозилку…
…Это совершенное, абсолютное счастье. Только сейчас я понемногу прихожу в себя и не боюсь его спугнуть, готова им делиться. Мне нравится быть мамой. Просто мамой. Я хочу быть хорошей, самой лучшей. Очень стараюсь.
Муж уехал в командировку. Я накормила по очереди детей, проверила у Васи неправильные глаголы по английскому, менуэт Моцарта по музыке, помыла полы, пока сын ужинал, а дочь сидела в детском стульчике и швырялась игрушками, искупала обоих, намазала одной попу под подгузником, другому фингал под глазом и решила выдохнуть. Дочь спать не собиралась - смотрела на меня и хлопала ресницами.
- Мамочка, я боюсь темноты, - заявил вдруг сын.
Я с дочкой на руках рассказывала сыну про разные виды страхов, то есть фобий. Он хохотал, потому что есть, оказывается, люди, которые боятся пауков или птиц.
- Ладно, все, спи давай, - сказала я ему, поцеловала, укрыла и засунула соску в рот.
- Мама, а я должен сосать соску? - спросил осторожно сын секунд через пятнадцать.
Я перепутала детей. Дочь смотрела то на меня, то на брата с ужасом в глазах - она была готова разрыдаться. Она не понимала, что происходит, почему ее соску отдали брату. А сын смотрел на меня с жалостью и легкой паникой: папа в командировке, мама сошла с ума, сестренка - шестимесячная, няня придет завтра только в одиннадцать, бабушка на даче за 120 километров от Москвы. Что делать?
А недавно дочь дотянулась до пульта телевизора и потянула его в рот. Я забрала пульт, пошла в ванную, помыла пульт с детским мылом и принесла назад.
- Вот, держи, - сказала я ей.
- Мама, надеюсь, ты понимаешь, что сделала, - сказал Василий…
…У меня заболел сын. Мне было страшно до одури. До тошноты. Меня весь вечер рвало от страха за мальчика. В какой-то момент я осознала, что стою на коленях у постели ребенка и шепчу: «Мне отдай… не надо болеть… ты мой золотой мальчик… я все возьму… только ты не болей…» Я еще подумала тогда - хорошо, что муж не видит. Шаманство какое-то. Он меня точно в психушку сдаст. На следующее утро сын бегал по квартире еще слабенький, но уже без температуры. Он приходил в себя буквально на глазах.
Я ждала, что заболею. Возьму на себя болезнь сына. Но ничего не произошло. Не заболела. Значит, все правильно.
- Что это? - спросила я маму.
- Называй как хочешь, - ответила она.
Мама живет за городом. Не любит выходить даже за забор.
- Ты приедешь? - спросила я.
- Нет, зачем я тебе нужна?
Тогда я ей не сказала зачем. Мне нужно было только одно - чтобы она погладила меня по голове. Чтобы боль отступила. Дала бы силы вставать, готовить, заниматься детьми… Она не приехала. Боль осталась, и я к ней привыкла…
…У меня сильные головные боли. После родов стало совсем невыносимо. Ничего не помогало, еще в детстве. Только одно средство - я ложилась маме на колени, а она гладила меня по волосам. Через несколько минут боль отступала. Если гладила долго - хватало на несколько дней.
Я верю в силу материнского биополя.
…Я была маленькая. Но воспоминание четкое, яркое. Заболела очень сильно. Лежала с температурой. Приходили врачи, медсестра. Мама приподнимала меня, чтобы дать лекарства, трогала лоб, ручки, живот. В такие моменты она - моя сильная, уверенная в себе, чугунная мама - была сама на себя не похожа, совершенно беззащитная, с оголенными нервами, испуганная, растерянная.
Мама держала меня на руках и тихонько качала.
- Ну что мне с тобой делать? - приговаривала она. - Кто у нас заболел? Девочка моя заболела. Ничего, ничего… все пройдет… не надо болеть… мне отдай… давай я заберу… а ты не болей… не надо тебе… мне уже можно… тебе нельзя… отдай болезнь… пройдет… все пройдет…
Мама шептала это, как мантру. И как будто не она шептала, а за нее кто-то. Утром я улыбалась и бегала по квартире. От вчерашней болезни оставались только сопли.
- Удивительно, - качал головой пришедший врач, - организм справился сам.
- Да, - соглашалась мама.
И потом, когда она видела, что я заболеваю, по глазам, еще даже признаков болезни нет, дожидалась, когда я усну, заходила в комнату, вставала на колени рядом с кроватью и гладила воздух, повторяя изгибы тела. «Все пройдет… все пройдет… ты моя золотая… моя хорошая девочка… не болей… не надо… отдай… ты моя родная… ты моя хорошая… не надо болеть… совсем не надо… все пройдет, я скажу, и все пройдет… мама поможет… ты только не болей…»
Я на глазах приходила в себя…
- …Как назвали? - спросила дальняя родственница.
- Серафима, - ответил муж.
- ??? Ну ладно, лишь бы здоровенькая была.
…Восьмилетний сын Василий держит Симу за одну ногу и, хмурясь, внимательно разглядывает «анатомическое строение».
- Что-то я не понял, где у нее попа? - спрашивает наконец он.
Он носит сестру на руках по всему дому. Сима еще не держит голову, а он забывает ее придерживать. Голова телепается во все стороны. Каким-то чудом Сима умудряется уворачиваться от косяков.
- …Маша, Маша, - трясет меня муж. На часах три часа ночи. - Посмотри, у нее нормальные какашки?
- А утром нельзя посмотреть? - спрашиваю я.
- Ты что? Утром будут другие!
Муж гуляет с красной коляской по парку. Сосед его называет пьяным геологом - небритый, невыспавшийся, совершенно счастливый. Он сидит под вековым деревом с молодой зеленой листвой и смотрит на красивых детей.
Сима пришла «не на смену», а потому что она очень была нужна…
…У меня тоже есть свои ориентиры - мужчинабегун в желтой парусиновой куртке. Он очень смешно бегает, оттопырив локти. Еще молодая женщина, всегда в деловом костюме и на каблуках, и ее уже взрослый сын. Юноша старательно смотрит под ноги и только иногда поднимает глаза - если мимо пробегает или проходит девушка. Он быстро смотрит на девушку, сразу на маму и опять под ноги. Они доходят до пруда и «наматывают круги» вокруг. Мама поднимает воротник делового костюма и цокает каблуками. Сын держится чуть сзади. Странно, симпатичный парень. На больного не похож. Почему тогда так ходит, так смотрит и гуляет с мамой? Они проходят ровно десять кругов - я специально считала.
Или мама с дочкой, всегда держащиеся за руку, обе - в старческих следничках под босоножками. Дочка - еще совсем молоденькая, лет семнадцати, а ходит как мама - стопами и плечами внутрь. И одевается как мама - в самовязаную кофточку, и рассуждает как мама - да, точно дождь будет, и проживет жизнь такую же, как у мамы, - одинокую. Хорошо еще, если родит дочку от первого и последнего мужчины в своей жизни и будет гулять с ней по парку - уже счастье. Я не могу оторвать взгляд от руки женщины - она так крепко держит за руку дочь, как будто та в любой момент может исчезнуть. Так держат дети воздушный шарик - вцепившись в нитку, чтобы не улетел.
Если дочь подавалась вперед и вырывалась на полшага, мать крепко сжимала ее руку и придерживала, как будто вела собаку в строгом ошейнике. Не вырвешься. Только через боль. А боль не все умеют терпеть.
- Я знаю, у тебя точно есть орешки!
Ко мне подошла женщина средних лет.
- Есть, - ответила я.
- Дай, а? Там белка - голодная-а-а-а, - попросила женщина.
Я полезла в сумку и достала орешки. Давно привыкла к тому, что ко мне обращаются совершенно незнакомые люди с достаточно странными просьбами.
- Ведь не люблю ж природу, - сказала женщина, зажимая орешки в кулаке, - а вот покормлю эту тварь и оттягивает! А у вас девочка будет.
- Откуда вы знаете?
- Так видно ж!
Я никак не могла представить себя мамой девочки. Девочка - она ведь совсем-совсем твоя. Она навсегда с тобой. Она будет звонить и кричать в трубку: «Мама!» И я буду все бросать и ехать. Я буду ей нужна. Всегда…
…Говорливые громкоголосые старушки, надолго занимающие самые удобные, со спинками, лавочки, собирались в яблоневом саду. Две лавочки вокруг шести яблонь - их посадили пионеры из ближайшей школы. Когда-то этот клочок земли был подшефным хозяйством. Яблони плодоносили раз в два года. Старушки шумно нюхали воздух, а потом обтрясали яблони с еще неспелыми плодами.
Молодые мамочки оккупировали детские площадки возле беличьих кормушек. Тут всегда крики. Дети периодически рыдают.
- Рыбка, ну перестань, значит, белочка не хочет кушать. Положи ей орешек в кормушку, она придет, - говорит какая-нибудь мама плачущей дочке.
- Почему она ко мне не приходит? - заходится в плаче девчушка.
- Зайка, ты держи ручку, не двигайся, она придет.
Если белка «приходит» к кому-то из детей, у остальных случается истерика. Мамы кидаются успокаивать чад, объясняя, что «у той девочки, к которой пришла белочка, были кедровые орешки, а у нас - только семечки, а белочки больше любят кедровые, но в следующий раз мы обязательно придем с кедровыми».
- Хочу сейчас! - кричат дети.
Дальше все зависит от характера счастливой обладательницы кедровых орешков. Точнее, ее мамы. Если мама не сволочь, то отсыпает другим мамам по чуть-чуть, а те выдают зерна детишкам. В противном случае, что случается чаще, дети продолжают рыдать, а девочка с орехами смотрит победоносно - на радость маме. Так каждый день.
Еще в парке есть категория давних, но не очень близких знакомых. Они, как правило, гуляют с вымученными улыбками, думая, в какой момент будет удобно распрощаться…
…- Мама, у меня УЗИ показало… - позвонила я маме после очередного приема у врача.
- Все хорошо у тебя.
- Мам, там врач, аппаратура… Я боюсь.
- У тебя все хорошо. Спокойно ложись спать. Завтра перепроверят и скажут, что все отлично. Тебе ведь завтра опять к врачу?
- Да… А как ты узнала?
Я знаю, что спросила глупость. Конечно, она знала. И когда на следующее утро врач сказала, что все отлично, я даже не удивилась.
Я ждала девочку. Каждый день гуляла в парке, хотя гулять не люблю. А муж любит. Он видит белок, листья, вековые деревья, веселых красивых детей с веселыми красивыми родителями. Мне достаются другие сцены.
…Беспородную псину принес в сумке мужик и выбросил в кустах около пруда. Прямо в сумке. Размахнулся, раскачал и швырнул ее на счет три. Сумка упала с характерным звуком - что-то живое. Мужик развернулся и ушел. Сумка пришла в движение и заскулила. Нет, даже заныла. Собака высунула в дыру от не застегнутой до конца молнии сначала морду, а потом выпросталась вся и кинулась за хозяином. Если, конечно, этот мужик был ее хозяином. Она не лаяла, а тихо поскуливала. Мужик шел по тропинке, собака забегала спереди и скулила. Он пинал ее ботинком под брюхо, собака отлетала в сторону, вставала и снова бежала за мужиком. И так несколько раз, пока он не сел в машину. Я встала с лавочки, опять села. Хотела что-то сказать, сделать. Не сказала и не сделала…
…Сыну было восемь. Муж работал, я работала. Зимой я тяжело заболела - два месяца лежала и не могла встать. Никто не знал, что со мной. В апреле я уже еле доходила до туалета.
- Отвези меня в Ереван, - попросила я мужа.
Мы поехали в те же места, где были десять лет назад. В той самой командировке. Монастырь. Дерево. Я завязала на ветке платок и хотела попросить здоровья. Попросила. И неожиданно добавила - и девочку. Потом очнулась: зачем, что я наделала? Но было уже поздно. Я вернулась совершенно здоровая.
В августе в гости приехала племянница мужа с тремя дочками. Я целый день плела косички и венки. Они уехали, а я подумала, что это ведь еще одна примета - женщина, которая хочет ребенка, должна «понянчить» чужого. Если хочет мальчика - значит, мальчика. Если девочку - то девочку.
…Ко мне на кухню залетела птица. Голубь. Тринадцатый этаж. Застекленный балкон. Открыта была только одна половина. Птица, казалось, даже не была испугана - она не билась крыльями, а лежала на полу и смотрела на меня. Взгляд у птиц очень страшный. Прозрачный, стеклянный, кажется, что злой. Я же от страха оцепенела.
- Кыш!
Птица не двигалась. Веником я положила ее на совок, вынесла на балкон и выпустила. Птица как ни в чем не бывало улетела.
Откуда-то из подсознания выплыло: «Залетевшая птица - к покойнику».
- Мама, ко мне птица залетела, это плохо? - спросила я, набрав номер.
- Это хорошо. Жди новостей.
- И всё?
- Ну, это будет какая-то очень важная, значительная новость.
- Ты уверена? Это не…
- Нет, не к покойнику, расслабься. Я тебе такую свинью не подложу, если ты обо мне беспокоишься…
Через неделю я узнала, что у меня будет ребенок. И вдруг вспомнила: то же самое - птица - случилось тогда, когда я ждала сына. Голубь сидел на подоконнике и не улетал. Я ему крошек насыпала, но он не клевал. Я тогда тоже испугалась…