Не обижаюсь и не осуждаю человека за то, что он поступил так, а не иначе. Только он в ответе за свои слова и поступки, и только Бог ему судья.
Казаки-второочередники с хутора Татарского и окрестных хуторов на второй день после выступления из дому ночевали на хуторе Ея. Казаки с нижнего конца хутора держались от верховцев особняком. Поэтому Петро Мелехов, Аникушка, Христоня, Степан Астахов, Томилин Иван и остальные стали на одной квартире. Хозяин - высокий дряхлый дед, участник турецкой войны - завел с ними разговор. Казаки уже легли спать, расстелив в кухне и горнице полсти, курили остатний перед сном раз.
- На войну, стал быть, служивые?
- На войну, дедушка.
- Должно, не похожая на турецкую выйдет война? Теперь ить вон какая оружия пошла.
- Одинаково. Один черт! Как в турецкую народ переводили, так и в эту придется, - озлобляясь неизвестно на кого, буркнул Томилин.
- Ты, милок, сепетишь-то без толку. Другая война будет.
- Оно конечно, - лениво, с зевотцей, подтвердил Христоня, о ноготь гася цигарку.
- Повоюем, - зевнул Петро Мелехов и, перекрестив рот, накрылся шинелью.
- Я вас, сынки, вот об чем прошу. Дюже прошу, и вы слово мое попомните, - заговорил дед.
Петро отвернул полу шинели, прислушался.
- Помните одно: хочешь живым быть, из смертного боя целым выйтить - надо человечью правду блюсть.
- Какую? - спросил Степан Астахов, лежавший с краю. Он улыбнулся недоверчиво. Он стал улыбаться с той поры, когда услышал про войну. Она его манила, и общее смятение, чужая боль утишали его собственную.
- А вот какую: чужого на войне не бери - раз. Женщин упаси бог трогать, и ишо молитву такую надо знать.
Казаки заворочались, заговорили все сразу:
- Тут хучь бы свое не уронить, а то чужое.
- А баб как нельзя трогать? Дуриком - это я понимаю - невозможно, а по доброму слову?
- Рази ж утерпишь?
- То-то и оно!
- А молитва, какая она?
Дед сурово насталил глаза, ответил всем сразу:
- Женщин никак нельзя трогать. Вовсе никак! Не утерпишь - голову потеряешь али рану получишь, посля спопашишься, да поздно. Молитву скажу. Всю турецкую войну пробыл, смерть за плечми, как переметная сума, висела, и жив остался через эту молитву.
Он пошел в горницу, порылся под божницей и принес клеклый, побуревший от старости лист бумаги.
- Вот. Вставайте, поспешите. Завтра, небось, до кочетов ить тронетесь?
Дед ладонью разгладил на столе хрустящий лист и отошел. Первым поднялся Аникушка. На голом, бабьем лице его трепетали неровные тени от огня, колеблемого ветром, проникавшим в оконную щель. Сидели и списывали все, кроме Степана. Аникушка, списавший ранее остальных, скомкал вырванный из тетради листок, привязал его на гайтан, повыше креста. Степан, качая ногой, трунил над ним:
- Вшам приют устроил. В гайтане им неспособно водиться, так ты им бумажный курень приспособил. Во!
- Ты, молодец, не веруешь, так молчи! - строго перебил его дед. - Ты людям не препятствуй и над верой не насмехайся. Совестно так-то и грех!
Степан замолчал, улыбаясь; сглаживая неловкость, Аникушка спросил у деда:
- Там, в молитве, про рогатину есть и про стрелу. Это к чему?
- Молитва при набеге - это ишо не в наши времена сложенная. Деду моему, покойнику, от его деда досталась. А там, может, ишо раньше была она. В старину-то с рогатинами воевать шли да с сагайдаками.
Списывали молитвы на выбор, кому какая приглянется.
МОЛИТВА ОТ РУЖЬЯ
Господи, благослови. Лежит камень бел на горе, что конь. В камень нейдет вода, так бы и в меня, раба божия, и в товарищей моих, и в коня моего не шла стрела и пулька. Как молот отпрядывает от ковалда, так и от меня пулька отпрядывала бы; как жернова вертятся, так не приходила бы ко мне стрела, вертелась бы. Солнце и месяц светлы бывают, так и я, раб божий, ими укреплен. За горой замок, замкнут тот замок, ключи в море брошу под бел-горюч камень Алтор, не видный ни колдуну, ни колдунице, ни чернецу, ни чернице. Из океан-моря вода не бежит, и желтый песок не пересчитать, так и меня, раба божия, ничем не взять. Во имя отца, и сына, и святого духа. Аминь.
МОЛИТВА ОТ БОЯ
Есть море-океан, на том море-океане есть бедный камень Алтор, на том камне Алторе есть муж каменный тридевять колен. Раба божьего и товарищей моих каменной одеждой одень от востока до запада, от земли до небес; от вострой сабли и меча, от копья булатна и рогатины, от дротика каленого и некаленого, от ножа, топора и пушечного боя; от свинцовых пулек и от метких оружий; от всех стрел, перенных пером орловым, и лебединым, и гусиным, и журавлиным, и деркуновым, и вороновым; от турецких боев, от крымских и австрийских, нагонского супостата, татарского и литовского, немецкого, и шилинского, и калмыцкого. Святые отцы и небесные силы, соблюдите меня, раба божьего. Аминь.
МОЛИТВА ПРИ НАБЕГЕ
Пречистая владычица святая богородица и господь наш Иисус Христос. Благослови, господи, набеги идучи раба божьего и товарищей моих, кои со мною есть, облаком обволоки, небесным, святым, каменным твоим градом огради. Святой Дмитрий Солунский, ущити меня, раба божьего, и товарищей моих на все четыре стороны: лихим людям не стрелять, ни рогаткою колоть и ни бердышем сечи, ни колоти, ни обухом прибита, ни топором рубити, ни саблями сечи, ни колоти, ни ножом не колоти и не резати ни старому и ни малому, и ни смуглому, и ни черному; ни еретику, ни колдуну и ни всякому чародею. Все теперь предо мною, рабом божьим, посироченным и судимым. На море на океане на острове Буяне стоит столб железный. На том столбе муж железный, подпершися посохом железным, и заколевает он железу, булату и синему олову, свинцу и всякому стрельцу: «Пойди ты, железо, во свою матерь-землю от раба божья и товарищей моих и коня моего мимо. Стрела древоколкова в лес, а перо во свою матерь-птицу, а клей в рыбу». Защити меня, раба божья, золотым щитом от сечи и от пули, от пушечного боя, ядра, и рогатины, и ножа. Будет тело мое крепче панциря. Аминь.
Увезли казаки под нательными рубахами списанные молитвы. Крепили их к гайтанам, к материнским благословениям, к узелкам со щепотью родимой земли, но смерть пятнила и тех, кто возил с собою молитвы.
Трупами истлевали на полях Галиции и Восточной Пруссии, в Карпатах и Румынии - всюду, где полыхали зарева войны и ложился копытный след казачьих коней.
.
Прижмись, я тебя согрею
Ты снова увидишь сны
Давай заколотим двери
И будем здесь до весны.
Давай остановим звуки
Как будто немых картин
Возьмёмся с тобой за руки
И может быть полетим…
Наверное так бывает
Иди же ко мне скорей
И может земля растает
И будет чуть-чуть теплей.
У тебя все будет хорошо.
Скоро?
Тебе не достаточно, что будет?
Я не оглядываюсь назад… ни о чём не жалею… хотя бы потому, что… иногда… это бессмысленно.
Народу очень дорого обходятся ошибки правителей. Вы не находите? Столь многим приходится расплачиваться за них своей кровью.
Вот сайт,
Который построил Джек
А это код домашней страницы,
Который в кошмарном сне не приснится
В сайте, который построил Джек
Вот хедер с бэкграундом цвета корицы,
Прописанный в коде домашней страницы
В сайте, который построил Джек
А вот логотип пережатый и стремный,
В формате джипег кое-как сохраненный,
Вставленный в хедер цвета корицы,
Прописанный в коде домашней страницы
В сайте, который построил Джек
Вот список меню с не добавленным классом
Стоящий под логотипом ужасным
Вставленным в хедер цвета корицы,
Прописанный в коде домашней страницы
В сайте, который построил Джек
А это ссылки, подчеркнуто-синие,
Стоящие в пунктах списка без имени
Под логотипом на фоне корицы
В хедере в коде домашней страницы
В сайте, который построил Джек
А это юзер с больными глазами
Который не смог разглядеть на экране
Синие ссылки на фоне корицы
В хедере в коде домашней страницы
В сайте, который построил Джек
Как нас, однако, всех поразбросало, Давай поймём, что жизнь у каждого своя. Мы соберёмся у тебя, нас будет мало, Возможно, даже это будем ты и я… И белый-белый снег будет падать, И мы поймём, что значит белый свет. И будет правда и будет память, А от неё у нас секретов нет… И будет правда и будет память, А от нее у нас секретов нет… Всё отступает, неудачи и удачи, Хотим всего, а выпадает что кому. Ах, как мы верили в любовь, а как иначе, Тогда и жизнь была бы наша ни к чему. Ах, сколько звезд мелькнуло рядом и пропало, Друзья на деле часто не друзья… Мы соберёмся у тебя - нас будет мало, Возможно, даже это будем ты и я…
Вхожу в автобус, метро,
Вокруг - уставшие люди.
Мне наплевать на них,
Им - на меня.
Всех волнует вопрос:
Будет, не будет?
Любовь.
Вновь.
Принять решение можно быстро и легко… если…не думать, что будет после…
Пришел как-то к одному великому суфию человек и стал жаловаться:"Из-за твоего учения разрушена вся моя жизнь. Двадцать лет тому назад я пришел к тебе и ты мне сказал, что если не просишь, - богатства сами последуют за тобой;если не ищешь, - все дано тебе будет; если не возжелаешь, - придет самая прекрасная женщина.
Потрачено целых двадцать лет! Хоть бы какая уродина пришла! А про богатство я вообще молчу! Я стал болен, ты разрушил всю мою жизнь. Ну, а теперь что ты мне скажешь?"
Суфий ответил:
«Ты слишком много оглядывался, смотрел - идет или нет. Ты все ждал: вот сейчас придет самая красивая женщина, чтобы постучаться ко мне в дверь! Сейчас придет ко мне богиня богатства! Ты не был молчалив. Ты не был в состоянии нежелания!».
В небе бархатном звезды с Месяцем
В хороводе бесшумно скользят,
А по Млечному, как по лестнице,
С неба души спуститься хотят…
Две души- бесконечности пленницы,
Тёмной ночью на землю спешат,
Машет лапой Большая Медведица,
Видя в них озорных медвежат…
А они обязательно встретятся
В день, когда зазвенит капель,
В середине весеннего месяца…
Да, пожалуй, пусть будет апрель.
Память хрупкая очень субстанция,
Но душе тоже память дана,
И в просторах земных повстречаться
Ей родная душа должна…
Пусть узнают друг друга по голосу,
По улыбке, по свету глаз,
Души разного в общем-то возраста,
Уже жившие много раз.
В подворотне ли, в театре ли, в парке,
Ну, а может быть просто в кино,
Две души- две большие загадки,
Повстречаются, раз суждено…
Ведь порой только взгляд один нужен,
Чтоб проснулась царица-Любовь.
Жизнь закружит, закружит, завьюжит…
Всё опять повторится вновь…
Ведь они обязательно встретятся
Всем условностям вопреки,
Даже если вам в это не верится…
-Смерти нет, -говорят старики…
Может быть, кроме грусти,
Ничего не будет, уже.
А, так хотелось, хочется…
На шестом вираже.
Завтра будет лучше, чем вчера!
А нет, завтра ПОНЕДЕЛЬНИК.
И будет…
Будет ночь.
Будет белая снежная чёрная тьма.
Будут город и окна.
И шёпот.
И вдохов лавина.
Будет поздно.
И будет так жаль невпопад задремать.
Будет трудно понять,
что виновна,
и знать,
что невинна.
Будут тени метаться по стенам,
ища темноты.
Будет кожа краснеть от стыда
и от ласки жестокой.
Будет сложно отбить sms
из одних запятых,
уместив фальшь и ссоры
в притворно-лукавые строки.
Будет медленно сыпаться власть
из песочных часов.
Будут восемь восьмых,
как две вечности,
литься в стаканы.
Будет снегом тяжёлым
засыпан
под утро
висок.
Будет нам одиноко
и ветер попутным не станет.
Будут нервы,
как локоны,
виться на зябком ветру.
Лунный свет будет колким,
сухим
и наивно-проточным.
Ты закончишь банальную садо-и-мазо игру -
станет ноль абсолютным.
И я успокоюсь бессрочно.