Ухожу… Прощение не поможет…
До свидания, бывший мой! Пока!
А обида страшно душу гложет
И она, как Волга широка…
У тебя другая… Точно знаю!
Ты уже мне стал совсем чужим,
Я давно от слов твоих не таю,
Чувства растворились, точно дым.
Ни к чему сегодня оправдания,
Счастлив будь! Ах, ты не ожидал?
Потому, наверное, на прощание
Как тогда, меня поцеловал…
Что имел, не сохранил ты это,
А сейчас зачем твердишь: «Нужна»?
Расставания подана карета,
Лишь по штампу в паспорте - жена…
Пожелай мне счастья и удачи,
Друга верного на жизненном пути…
Отпусти! Ты видишь, что я плачу…
И душой и сердцем отпусти…
Тот, кому надо, несмотря на занятость, найдет 5 минут в день, чтоб услышать тебя. Потому что, ему это действительно надо.
Чьи-то плывут, а чьи-то тонут семейной жизни корабли…
А для кого-то мы - Синицы, а для кого-то - Журавли…
Опять из рук упущена Синица, и жизнь меняется, причем довольно круто…
Если поймаешь в небе Журавля, ты главное, его с Дятлом не попутай!
Есть: тыква, мыши и туфелька… Всё это давно я имею!
Осталась лишь самая малость: найти срочно Принца и Фею.
Она светила в небе яркая,
И каждый вечер уходя домой
Он говорил: «Такая всякая!»
Но остаётся всё-таки со мной.
Свет отражался в душах человеческих,
А он листая прессу по утрам
Твердил:"Не жду подарков я купеческих,
Ведь в ней я целиком, я весь, я сам.
Все звуки с тишиной переливались в ней.
А он лежал в бреду, он спал, он жил.
Шептал: «Я ненавижу всех людей,
Которых, я казалось, так любил…»
Она же всё светила в небе… тусклая…
И каждый вечер, зная: он идёт.
Звезда светилась в небе очень грустная,
Наверно, он когда-нибудь поймёт!
Так хочется в любви покоя, а он опять мне только снится…
Так хочется побыть с тобою… А ты - Журавль. В руках - Синица.
Или представь… осень, тоска, жизнь летит под откос!
Словом, сидишь, плачешь. И вдруг за окном - чу! - мужик с гармонью. Мол, на стон твой девичий пришел. Услышал от добрых людей, что воешь так, что штукатурка во дворце осыпается, а фундамент - садится.
Мол, ты только знак мне, красавица, подай, что готова, а уж я-то тебя рассмешу. На печь усажу, в такую дальнюю даль увезу, по направлению к которой голуби почтовые на полпути дохнут. Вздрогнула, конечно, остановилась, навстречу дали этой мистической из лужи приподнялась. Видишь… стоит он, Сусанин твой. Прыщеват, мелковат, невзрачен.
Сапоги - по колено. Кафтан - в пол. А глаза - такие добрые-добрые!
И гармонь на плече - больше его самого. Сразу видать, не соскучишься.
- Согласная я! - кричишь. - Увези меня, мил человек, отсюда куда подальше! Шею мне в дали твоей дальней сверни и в землю сырую поглубже закопай, раз на тебе суждено было закончиться «богатству» моего и без того небогатого выбора.
Улыбнулся в ответ. Подбоченился. Кафтан одернул. Гармонь свернул.
- Ты не смотри, - говорит, - что я для тебя, краса ненаглядная, мелковат. Все дело в том, что я жизнью нашей собачьей заколдованный.
А как только ты на печь рядом со мной сядешь да поцелуешь меня своими устами сахарными, тотчас же морок с меня спадет, и обратно превращусь я в того, кем и раньше был. В доброго молодца.
Ну, а ты же наииивнааая дура, аж страсть! Вылетела, уселась, руками белыми его обняла.
Сморщилась, вдохнула, поцеловала. Гармонь из рук его упала. Колени затряслись.
И - никаких тебе магических манипуляций. Ты еще раз целовать. И еще.
Расслабился, конечно! Сапоги проворно снял. Кафтан распахнул. Дров в топку подкинул. Ладони от удовольствия потирает. Тебе подмигивает.
Ты - метаться в панике! Обманул!
А не повернешь и не спрыгнешь уже.
Печь - в пути.
Юлия Надеждинская «Царевны»
Ты раскрываешь губы-
Слышу я:
-Вся, без остатка, я твоя, твоя…
Будь полон только жаждой ненасытной…
Я отвечаю тихо:
- Ангел, мой
Оставь хоть что-то для себя самой.
Иначе станешь слишком без защитной…
Я не жажду от Вас, ни страданий ни жертв,
Ни прекрасных цветов, мне подаренных разом,
Ни любви, чтоб она затмевала, Ваш, разум,
Ну считайте, что прихоть я Ваша, иль жест.
Пусть останетесь вечно Вы- верный супруг,
Для меня, Вы - находка и святая потеря,
А для Вас я - навечно отрытые двери,
И горячий замок Ваших сцепленных рук…
Лишь хочу я уснуть у родного плеча,
А проснувшись, дыханием Вашим напиться,
Лучше мне умереть окрыленною птицей,
Чем угаснуть до времени словно свеча.
Я не знаю, как это - вдруг разлюбить в четверг,
после сотен вторников сна на его плече.
Вот кофе, он несёт его, например,
когда ты проснулась и хочешь погорячей.
Вот речка, вы долго ехали в никуда,
и грудь под купальником после воды - как завтрак,
и если бы он потрогал её тогда,
обратно бы вы доехали только завтра.
Вот утро, такое будничное, среда,
в смешном одеяльном коконе два балбеса,
а где-то на кухне - красное и еда,
часть чрезвычайно трепетного процесса…
А потом приходит вторник числом сто пять,
это даже дольше, чем обещали боги.
И становится непонятно, куда гулять,
на кого теперь закидывать ночью ноги.
…И любовь выходит мееедленно, и болит.
Вот ушла, вернулась, бродит, как целлюлит.
Как вода с горы стекает на дно ущелья.
И глаза, как будто кто-то их зеленит,
Углубляет,
и такой придаёт им вид,
Словно ты вот только
спрыгнула с карусели
Обиженно желаешь одиночества,
Предсказуемо, и в общем, как всегда
Хотя бы раз сбылось твоё пророчество?
Не оракул ты, наивный мой, - балда…
Ты просто должен меня молча отпустить -
Клянусь о нашей не забыть «лав стори»…
И если хочешь, можешь жёстко отомстить,
Из сердца вон меня - умру от горя!
Жизнь наградит тебя по -своему умно -
Каждый день со мной зачтёт тебе, как плюс!
Любовь до гроба ты познаешь, как в кино…
____ Эк занесло меня… Фигвам! Я остаюсь.
Примернейшим был семьянином, но на три дня он был таков…
Поймет он скоро: сковородки у нас не только для блинов!
Как не крути, но мозг, по сравнению с помойным ведром, выносить куда приятней!
Уходит? Отпускай и навсегда… Причем без сожаления и мгновенно…
Если он твой, поблудит и придет и вымолит прощение непремненно
Его при этом сильно не ругай, или, напротив, подвергай ругательствам…
Прими, коль сможешь… А хотя… смотри сама, причём - по обстоятельствам.
Ежели всё снова повторит, не унижайся и не бей тревогу,
А сделай так чтоб этот Крокодил навек забыл обратную дорогу.