25 сентября 1893 г.
Мой дорогой, маленький мой Луи! Итак, все кончено. Мы больше никогда не увидимся. Помни это так же твердо, как и я. Ты не хотел разлуки, ты согласился бы на все, лишь бы нам быть вместе. Но мы должны расстаться, чтобы ты мог начать новую жизнь. Нелегко было сопротивляться и тебе и самой себе, и нам обоим вместе… Но я не жалею, что сделала это, хотя ты так
плакал, зарывшись в подушки нашей постели. Два раза ты подымал голову, смотрел на меня жалобным, молящим взглядом… Какое у тебя было пылающее и несчастное лицо! Вечером, в темноте, когда я уже не могла видеть твоих слез, я чувствовала их, они жгли мне руки.
Сейчас мы оба жестоко страдаем. Мне все это кажется тяжелым сном. В первые дни просто нельзя будет поверить; и еще несколько месяцев нам будет больно, а затем придет исцеление.
И только тогда я вновь стану тебе писать, ведь мы решили, что я буду писать тебе время от времени. Но мы также твердо решили, что моего адреса ты никогда не узнаешь и мои письма будут единственной связующей нитью, но она не даст нашей разлуке стать окончательным разрывом.
Целую тебя в последний раз, целую нежно, нежно, совсем безгрешным, тихим поцелуем - ведь нас разделяет такое большое расстояние!..
25 сентября 1894 г.
Дорогой мой, маленький мой Луи! Я снова говорю с тобою, как обещала.
Вот уж год, как мы расстались. Знаю, ты не забыл меня, мы все еще связаны друг с другом, и всякий раз, когда я думаю о тебе, я не могу не ощущать твоей боли.
И все же минувшие двенадцать месяцев сделали свое дело: накинули на прошлое траурную дымку. Вот уж и дымка появилась. Иные мелочи стушевались, иные подробности и вовсе исчезли. Правда, они порой всплывают в памяти; если что-нибудь случайно о них напомнит.
Я как-то попыталась и не могла представить себе выражение твоего лица, когда впервые тебя увидела.
Попробуй и ты вспомнить мой взгляд, когда ты увидел меня впервые, и ты поймешь, что все на свете стирается.
Недавно я улыбнулась. Кому?.. Чему?.. Никому и ничему. В аллее весело заиграл солнечный луч, и я невольно улыбнулась.
Я и раньше пыталась улыбнуться. Сначала мне казалось невозможным вновь этому научиться. И все-таки, я тебе говорю, однажды я, против воли, улыбнулась. Я хочу, чтобы и ты тоже все чаще и чаще улыбался, просто так - радуясь хорошей погоде или сознанию, что у тебя впереди какое-то будущее.
Да, да, подними голову и улыбнись.
17 декабря 1899 г.
И вот я снова с тобой, дорогой мой Луи. Я - как сон, не правда ли?
Появляюсь, когда мне вздумается, но всегда в нужную минуту, если вокруг все пусто и темно. Я прихожу и ухожу, я совсем близко, но ко мне нельзя прикоснуться.
Я не чувствую себя несчастной. Ко мне вернулась бодрость, потому что каждый день наступает утро и, как всегда, сменяются времена года. Солнце сияет так ласково, хочется ему довериться, и даже обыкновенный дневной свет полон благожелательности.
Представь себе, я недавно танцевала! Я часто смеюсь. Сперва я замечала, что вот мне стало смешно, а теперь уж и не перечесть, сколько раз я смеялась.
Вчера было гулянье. На закате солнца всюду теснились толпы нарядных людей. Пестро, красиво, похоже на цветник. И среди такого множества довольных людей я почувствовала себя счастливой.
Я пишу тебе, чтоб рассказать обо всем этом; а также и о том, что отныне я обратилась в новую веру - я исповедую самоотверженную любовь к тебе. Мы с тобой как-то рассуждали о самоотверженности в любви, не очень-то хорошо понимая ее… Помолимся же вместе о том, чтобы всем сердцем в нее поверить.
6 июля 1904 г.
Годы проходят! Одиннадцать лет! Я уезжала далеко, вернулась и вновь собираюсь уехать.
У тебя, конечно, свой дом, дорогой мой Луи, ведь ты теперь совсем взрослый и, конечно, обзавелся семьей, для которой ты так много значишь.
А ты сам, какой ты стал? Я представляю себе, что лицо у тебя пополнело, плечи стали шире, а седых волос, должно быть, еще немного и, уж наверное, как прежде, твое лицо все озаряется, когда улыбка вот-вот тронет твои губы.
А я? Не стану описывать тебе, как я переменилась, превратившись в старую женщину. Старую! Женщины стареют раньше мужчин, и, будь я рядом с тобою, я выглядела бы твоей матерью - и по наружности, и по тому выражению глаз, с каким бы я смотрела на тебя.
Видишь, как мы были правы, расставшись вовремя. Теперь уж мы перестрадали, успокоились, и сейчас мое письмо, которое ты, конечно, узнал по почерку на конверте, явилось для тебя почти развлечением.
25 сентября 1893 г.
Мой дорогой Луи!
Вот уже двадцать лет, как мы расстались… И вот уже двадцать лет, как меня нет в живых, дорогой мой. Если ты жив и прочтешь это письмо, которое перешлют тебе верные и почтительные руки, - те, что в течение многих лет пересылали тебе мои предыдущие письма, ты простишь мне, - если ты еще не забыл меня, - простишь, что я покончила с собой на другой же день после нашей разлуки. Я не могла, я не умела жить без тебя.
Мы вчера расстались с тобой. Посмотри хорошенько на дату - в начале письма. Ты, конечно, не обратил на нее внимания. Ведь это вчера мы в последний раз были с тобою в нашей комнате и ты, зарывшись головой в подушки, рыдал как ребенок беспомощный перед страшным своим горем. Это
вчера, когда в полуоткрытое окно заглянула ночь, твои слезы, которых я уже не могла видеть, катились по моим рукам. Это вчера ты кричал от боли и жаловался, а я, собрав все свои силы, крепилась и молчала.
А сегодня, сидя за нашим столом, окруженная нашими вещами, в нашем прелестном уголке, я пишу те четыре письма, которые ты должен получить с большими промежутками. Дописываю последнее письмо, а затем наступит конец.
Сегодня вечером я дам самые точные распоряжения о том, чтобы мои письма доставили тебе в те числа, которые на них указаны, а также приму меры к тому, чтобы меня не могли разыскать.
Затем я уйду из жизни. Незачем рассказывать тебе, как: все подробности этого отвратительного действия неуместны. Они могли бы причинить тебе боль, даже по прошествии стольких лет.
Важно то, что мне удалось оторвать тебя от себя самой и сделать это осторожно и ласково, не ранив тебя. Я хочу и дальше заботиться о тебе, а для этого я должна жить и после моей смерти. Разрыва не будет, ты бы его, возможно, и не перенес, ведь тебе все огорчения причиняют такую острую боль.
Я буду возвращаться к тебе, - не слишком часто, чтобы понемногу мой образ изгладился из твоей памяти, и не слишком редко, чтоб избавить тебя от ненужных страданий. А когда ты узнаешь от меня самой всю правду, пройдет столько лет (а ведь время помогает Мне), что ты уже почти не сможешь понять,
что значила бы для тебя моя смерть.
Луи, родной мой, сегодняшний наш последний разговор кажется мне каким-то зловещим чудом.
Сегодня мы говорим очень тихо, почти неслышно, - уж очень мы далеки друг от друга, ведь я существую только в тебе, а ты уже забыл меня. Сегодня значение слова сейчас для той, которая его пишет и шепчет, совсем иное, чем для того, кто будет читать это и тихо произнесет «сейчас».
Сейчас, преодолев такое громадное расстояние во времени, преодолев вечность - пусть это покажется нелепым, - сейчас я целую тебя, как прежде.
Вот и все… Больше я ничего не прибавлю, потому что боюсь стать печальной, а значит, злой и потому, что не решаюсь признаться тебе в тех сумасшедших мечтах, которые неизбежны, когда любишь и когда любовь огромна, а нежность
беспредельна.
Мне совсем не хочется давить тебя своей нежностью
Загонять в рамки, пугать неизбежностью
Парить об отношениях, искать решения…
Есть ты, есть я… без продолжения.
Без разрешения чужих проблем и траты времени
Без удушающих звонков и смсок: «Ну где же ты??»
Без угнетающей этой любви и чувства ответственности
Быть… просто быть глотком свежести
Той самой гаванью, где умеют слушать…
Где всегда ждут и всегда нужен
Где будет кровать, тепло и горячий ужин
Где все для тебя, где ты самый лучший…
Не требовать что-то взамен и не ждать любви - сложно
Но это лучше чем быть «одной из всех» - пусть любимой, но просто прохожей
И пусть кто-то скажет, что эта позиция на слабость похожа.
Но я знаю: без глотка свежего воздуха долго жить невозможно…
Солнцем разбужена и укрытая тоненьким кружевом
Я вдыхаю её, забираю её полусонную в плен безоружия
И как без неё теперь, как продлить эту краткую оттепель
Прижимаю сильней, да прибудет во мне её запах и родинка на спине.
Все, что мяукает, делает нас няшнее.
Монетки слов давно, казалось бы, истертые,
Но жить совсем без них порою нету сил,
Как воздух нам нужны слова признаний теплые,
И чтобы кто-то их для нас произносил.
Пускай они в душе лампадой тихой светятся,
И с милых губ твоих слетают мотыльком,
Раз уж судьба с тобой позволила нам встретиться,
Чтоб согревать двоих уютным камельком!
Пусть по спине моей твоя ладошка теплая
Под треск поленьев мирный бродит не спеша,
Поземка пусть струится за двойными стеклами,
А здесь в тепле каминном нежится душа…
Она прекрасна и чиста,
Как луч безудержного света!
И содрогаются уста
В улыбке страстного привета.
Когда посмотришь на нее,
В душе является надежда.
Прекрасный тонкий стан ее Прелесен свеж как прежде.
И, распуская свой бутон,
Взор завораживает дико-
Волшебно-розовый закон
И перламутровые блики!
Вы-дум-щи-ца или фантазёрка…
Так вот получается всегда…
И глаза - не синие озёра,
И характер, видимо, беда…
Только иногда бывает столько
Нежности в непролитых словах…
Словно разноцветные осколки
вздрагивают в сердце и руках
золотом звенящего июля…
брызгами танцующих морей…
Радуясь, и плача, и… целуя,
Греюсь в тихой музыке твоей…
Кружево метелей… голос ветра…
Сказку сочиняю и… люблю…
мягкие снега… цветастость лета…
Скоро улыбнётся февралю
странная придуманная сказка…
Та, где в каждой строчке - снова Ты…
Цвета летних дней сегодня краски
в розовой коробочке мечты…
И, слывя по жизни фантазёркой,
Я в стихах - до… кончиков ногтей…
Женщиной, кокетливой девчонкой…
Нежностью безудержной своей…
Мне так нравится касаться тебя, когда ты лежишь тихо, мурчишь от удовольствия, и я тихонечко, словно шпион, разглядываю твою прекрасную личность. Мне нравиться вместе с тобой погружаться в это состояние, в котором все хорошо, и нет никаких проблем, есть просто сильное мужское плечо, которое божественной опорой светит мужественностью и силой, дающей надежду на спасение от скорости серых дней. И ты ничего не говоришь, ты устал, а мне все равно так здорово потому, что ты есть, ты здесь, ты весь мой. А потом ты притягиваешь меня к себе, шепчешь что-то на ушко, а мое тело уже чувствует огонь, бьющийся в твоих чреслах. Он напорист и нетерпим, и я таю, теряя все мысли, поднимаясь над миром, теряя тело, я взлетаю к звездам, которые твоими руками вырывают меня из мира земной правды. А потом я лежу тихо, как мышка, чтобы не будить тебя, чтобы дать тебе отдохнуть, ведь ты устал, а завтра новый день, и снова нужно будет выходить на улицу и встречаться лицом к лицу с жизнью. Я дышу тобой, и этот аромат грубой нежности убаюкивает меня, словно ребенка, ибо я и есть ребенок, самый бестолковый на свете, неразумный, но самый искренний и честный, нараспашку перед миром кричащий о том, что я тебя люблю…
Как любая мать, я задавалась вопросом: «Как же я могу любить еще одного ребенка так же сильно, раз первый уже занимает все мое сердце?». Когда Джек родился, я просто поняла, что мое сердце стало больше.
люблю тебя
я люблю тебя, слышишь? касаюсь губами виска.
слишком тонкая венка забьется одышливым пульсом
я купаюсь в любви, как купаются в ванночке пупсы -
в белоснежных рубашках, с отточием вместо пупка.
в теплой шапке навырост, в чужих сапогах не в сезон,
с беспредельною нежностью слушаю тихие тоны,
рассыпаю с ладони горчащие сыром крутоны,
и целую, целую, целую тебя… выбираю резон
убедительней, чтоб задержаться на вечность,
и стоять, и молчать, и курить, задыхаясь, одну за одной
говорить - тебе с ней будет трудно, вот с этою мной,
говорить - тебе с ней будет, горько, и я это знаю, конечно
я люблю тебя, слышишь? касаюсь губами руки.
отзываешься болью в одном из оглохших предсердий,
мы поедем с тобой этой осенью не в кабо верде,
мы поедем с тобой по излучине старой реки,
и построим наш дом, пышный сад разобьем по соседству,
и я вдруг стану старше, и тише, мудрее быть может, а ты наконец-то сумеешь расслышать среди суеты:
я люблю тебя, милый. люблю тебя, слышишь? люблю.
Руки хотят тебя нежно ласкать,
Губы хотят тебя всю целовать,
Тело хочет тебя обрести,
Жизнь так прекрасна,
Когда рядом-ТЫЫЫЫЫ!
Бермудский треугольник женских ног
Я переплыть, перелететь не смог.
И в мягкое, обманное, попал.
Расслабился, влюбился и пропал…
Плод запретный мёда слаще,
Хоть и вреден для души.
Потому свиданья наши
Так безумно хороши.
Оттого и не теряют
Эти встречи новизну.
Словно каждый раз ныряю
В неизвестность, в глубину.
Так, давай с тобой, подружка
Порезвимся ещё раз.
Ах, какие конопушки!
Загляденье! Просто класс!
Не будем пить из одного стакана
Ни воду мы, ни сладкое вино,
Не поцелуемся мы утром рано,
А ввечеру не поглядим в окно.
Ты дышишь солнцем, я дышу луною,
Но живы мы любовию одною.
Даже самый черствый мужчина однажды готов отдать всё, что у него есть, в том числе и свою душу, если в его жизни появляется женщина, способная открыть ему светлый мир любви и нежности, которого он прежде не знал…