Наперекор себе над ссорой воспари.
Обиды временны. Прощенья бесконечны…
Сухие жерла гордости любовью напои.
Взаимопонимание и доброта - навечно…
не смотря на хлопоты седин,
пробегу по выжженному грустью полю,
за спиной оставив грустный сплин,
сам себя я выпущу гулять на волю.
пусть, маршрутом снова ошибусь,
по дороге в рытвинах-оврагах грязных.
где-то на помойке брошу грусть,
на карачках, но к своей мечте из сказок…
я найду в конце тоннеля свет,
не сломаюсь я, как на морозе ветка,
раздобуду праздничный билет
и познаю счастья пылкие секреты.
Где-то, вблизи столицы,
Птицей, попавшей в сеть,
Скромно жила волчица,
Которой хотелось… петь!
Судьба ей строила козни,
А время просило терпеть;
Волчица не «рыкала» грозно,
А пробовала… петь.
Её изгоняли из стаи,
Живущую - «не как все»,
Охаивали, ругали,
От сытости окосев.
То били её, то гнали,
То запирали в клеть;
Только она-то знала,
Что сможет-таки - ЗАПЕТЬ!
Она выживала трудно,
От боли заледенев;
Но поступала мудро -
Не проявляла гнев.
Ещё - любила просторы,
Где солнцу вольготно алеть;
ОЧЕНЬ была ГОРДОЙ!
ОЧЕНЬ хотела ПЕТЬ!
Однажды исполнила соло,
Забыв обо всём и всех,
А стая смеялась «в голос»:
«Волчица поёт - смех!
Волчице петь - «не по чину»,
Вот вой на Луну - хорош;
Для волка и вой - «вершина»,
А песней - беду наживёшь!"
Но действия не возымела
Ругань «во всей красе»:
Волчица-таки - ЗАПЕЛА,
Да так, что умолкли все!
И слушали, не понимая,
Как это может быть?
Как может петь… немая,
Которой судьбина - выть?
…Если вблизи столицы
Услышите пенье сквозь вой -
ЭТО ПОЁТ ВОЛЧИЦА,
НЕ СБИТАЯ С ЛАП - СУДЬБОЙ!
Даже видеть тебя не могу…
Как же больно, что нет уже мОчи.
Даже слышать тебя не хочу…
Я другого себе напророчу.
Только в сердце всё та же тоска,
А в груди пустота в наказанье…
Наступить я на горло смогла,
Подавив все души порыванья…
150 лет назад, 17 января 1863 г., родился человек, перевернувший театральный мир
Услышав эту фамилию, многие вспоминают его фразу, которая известна даже тем, кто ни разу не был в театре: «Не верю!» И это будет вполне уместно. Потому что Станиславский родился гораздо позже. А в тот день в известной московской купеческой семье появился на свет мальчик Костя Алексеев.
Учебник русской грамматики столетней давности начинался словами: «Дуб - дерево. Роза - цветок. Олень - животное. Россия - наше Отечество. Смерть неизбежна». Сейчас к этим изречениям спокойно можно добавить что-то вроде: «Станиславский - русский театр». А при желании ещё и это: «Его система неизбежна для любого актёра мира». Своего рода банальные истины. Общее место. Привычно и незыблемо.
Но если разобраться, то всё это попросту не могло, не должно было осуществиться. Хотя бы по той причине, что деятельность Константина Сергеевича может служить образцовой иллюстрацией на тему «Как завалить карьеру». Даже в гимназию его пропихивали изо всех сил, и только потому, что в то время в России ввели обязательную воинскую повинность, а гимназисты имели право на отсрочки. Нет, он всё-таки стал гимназистом, но выглядело это почти позором. По возрасту Костя должен был бы попасть в третий класс, а по уровню едва соответствовал первому. И ходил среди первоклашек этаким Ломоносовым: «Глянь-ко, какая орясина учиться пришла!» Правда, без ломоносовской тяги к знаниям - курс Костя так и не окончил. Вердикт сокрушительный - «недоучившийся гимназист».
Не лучшим образом дело обстояло и с театром. Разумеется, занятия с лучшими педагогами Москвы по классу пластики и вокала имели место. Но в целом дело ограничивалось регулярными походами в театр и игрой в домашних любительских спектаклях. Пусть в специально перестроенном флигеле, пусть с впечатляющим семейным финансированием и «почти настоящими декорациями». Но клеймо «доморощенный» остаётся всё равно.
Тем более что карьеру он начал не в театре, а на отцовской фабрике по производству золотой канители. Попав туда сразу из седьмого класса гимназии, наш «недоучившийся» великовозрастный Костя через некоторое время проявил себя так, что впору иным матёрым управленцам. В производстве золотой канители застой? Она никому не нужна? Не беда. Молодой менеджер Алексеев едет за границу и присматривается к техническим новинкам. А потом, вернувшись, круто поворачивает курс предприятия. Раньше тянули золотую нить, а сейчас будем делать электротехническую проволоку. Перестройка минимальная, доходы запредельные.
Впрочем, к тому времени он уже лет двадцать успешно вёл двойную жизнь, почти как в истории про доктора Джекилла и мистера Хайда. На заседаниях правления - глава фирмы Константин Алексеев. Солидный, уверенный в себе профессионал-администратор. Но на слуху всё больше был Константин Станиславский, подхвативший звучный псевдоним в далёком 1885 г. у оставившего сцену актёра-любителя. И в господине Станиславском не было ни солидности, ни уверенности в себе. Зато были беспредельная наглость, чудовищная энергия и безудержная тяга к эксперименту, подкреплённые очень и очень большими деньгами. О последнем неоднократно проговаривается и сам Станиславский: «По окончании собрания поехали ужинать и проели сумму, равную месячному бюджету театрального кружка». Что же касается наглости и прочего, то появление нового театра вполне сравнимо с той революцией, которую в музыке более чем через полвека осуществили «Битлз». Откуда ни возьмись, является компания бунтарей, которая всё и всегда делает наперекор традиции, чем жутко бесит общественность: «Нас презрительно называли любителями. Говорили, что нет ни одного настоящего профессионала, что их заменяют экстравагантные костюмы, обстановка и поведение на сцене». Это запросто может показаться цитатой из мемуаров, скажем, Джона Леннона, однако принадлежит перу Станиславского.