Проводи меня осень вдоль парка
Мы давно не гуляли вдвоем —
Хрупкий воздух прохладного завтра
Зарождается в дымке огнем …
Это утро октябрьской казни
Опадает кленовой листвой
Паутиной в жемчужинах -стразах
На тяжелый асфальт мостовой
Проводи меня осень к аллее,
Где печальные липы стоят…
В тихом сумраке шорохом блея
На пустые скамейки глядят…
Где в бассейнах притихших фонтанов
Листья кружатся в каплях росы
Опускается небо туманом
Укрывая октябрьские сны…
В этом призрачном море корветом,
Мы плывем…
Незаметно как тень…
Улыбается солнце сквозь ветви,
Отсекая еще один день.
И октябрь взрывается смехом
Над безмолвием старых аллей…-
Демонический рыжий повеса
С бабьим летом ложится в постель.
В одной минуте, в каждом долгом дне,
сомнениях, метаниях и прочем
есть время быть в целебной тишине, загадывать, чего ты точно хочешь.
В любой момент есть силы на любовь, особенно — когда она повсюду.
Принять себя, пойти с самим собой, беречь своих, которые не судят.
Все правильно: отдельно взятый миг необходим нам в жизни для чего-то.
И в каждом оживает новый мир, и оживляет, и гудит, как соты.
Такое человечье волшебство, любой души простой и теплый слепок.
Чтоб каждый день творить из ничего историю простого человека.
В одной минуте, в счастье и делах, тревоге, что в груди порою бьется,
любой из нас — обычная пчела.
Но приносящая на хрупких крыльях солнце.
кто уничтожает природу, они обогащаются и забывают, что они тоже дети природы, а не олигархи боги на земле…
мне посчастливилось знать много людей с неравнодушной душой и знаниями законов матушки природы… они живут не в сказке и даже не в будущем, они сейчас скромно живут и скромно кушают… читают книги и понимают, какой монстр правит всеми людьми… а имя этого монстра ЖАДНОСТЬ…
Люди тычутся беспомощно
Наобум в сетях порока
Суетливы, злы, напористы
От рожденья до порога
Жизни бренной. Нераскаянно
В заблуждении языческом
Существуя, только к старости
Жар смиривши хаотический.
Высоцкий был тогда женат, ребенок не входил в его планы…
Кажется, в Сети появилась новая звезда: встречайте, 18-летняя Арина Сахарова — внучка Владимира Высоцкого. Правда, о знаменитом барде сама девушка и ее мать Анастасия Иваненко предпочитают не разговаривать.
Думаем, настоящей правды об их отношениях никто и никогда не узнает. Иваненко молчит, Владимира Семеновича уже не спросишь. Но кое-что все-таки журналистам выяснить удалось.
Иваненко родила дочь Анастасию от Владимира Высоцкого, который был ее долгой мучительной любовью в течение многих лет.
В семье Иваненко до сих пор под запретом любые разговоры о Высоцком. Татьяна так и не смогла простить предательства мужчине, ради которого оставила карьеру, бросила мужа. Она познакомилась с Владимиром Высоцким в 1966 году, когда пришла служить в Театр на Таганке. Худенькая девушка, похожая на Брижит Бардо, — мужчины сворачивали головы, любуясь на нее. Неудивительно, что Высоцкий не смог устоять. Хотя Таня и Володя никогда не жили под одной крышей, все считали их мужем и женой.
Так продолжалось до тех пор, пока на горизонте не по-явилась роковая Марина Влади, заглянувшая в Театр на Таганке по делам. Доля секунды — и все внимание Высоцкого переключилось на нее. Певец разрывался между двумя женщинами. «Всем троим было тяжело.
Об их романе знала вся труппа. Так случилось, что Иваненко забеременела, когда Высоцкий уже был женат на Марине. Он, конечно же, был против того, чтобы она оставила ребенка. Даже угрожал. Но Татьяна не послушала его, наверное, в первый и единственный раз за всю жизнь, и 26 сентября 1972 года на свет появилась девочка.
Таня дала Анастасии свою фамилию — Иваненко и отчество отца — Владимировна». Уже тогда все близкие актрисы отмечали, что девочка — копия папы: его глаза, брови, подбородок.
Высоцкий был тогда женат, ребенок не входил в его планы, а Татьяна настаивала и не собиралась прерывать беременность. В результате Высоцкий дочь так и не признал, а Иваненко долго время скрывала тайну рождения дочери.
За эти годы Иваненко не дала ни одного интервью. Татьяна живет очень замкнуто в своей небольшой квартире в Конькове, практически ни с кем не общается, кроме пары близких подруг. Дочь Владимира Семеновича Анастасия во многом повторила судьбу матери. Она также идеально знает французский, выбрала для себя творческую профессию, окончив факультет журналистики МГУ, и одна воспитывает дочь Арину от первого брака.
С деньгами в семье Иваненко сложности. Анастасия трудится менеджером по продажам — зарплата небольшая. Арина в свои 18 подрабатывает, помогая маме и зарабатывая себе на мелкие расходы — раздает рекламные листовки у метро. Эта семья не любит общаться с соседями, многие даже не догадываются, что рядом с ними живет дочь легендарного актера и поэта.
За полгода до смерти Высоцкий одумался и как-то ночью вместе с другом Иваном Бортником приехал к Татьяне. Стоя перед ее дверью, настойчиво стучал, просился, но та не открыла. «После того как Володи не стало, Таня призналась, что тогда была дома, но виду не подала. Она не поняла, что Высоцкий просто хотел увидеть дочь. Больше таких порывов у него не возникало».
Как бы то ни было, Татьяна Иваненко и ее дочь Анастасия никогда не лезли в объектив ни со своими воспоминаниями, ни с претензиями на наследство.
Более того, известен и такой факт: телевидение Швеции предлагало Иваненко гонорар в 20 тысяч долларов за эксклюзивное интервью, но она гордо ответила, что не торгует своей любовью.
Дочь Анастасия молчит. Она до сих пор в большой обиде на отца за то, что тот отказался от нее. А теперь подросла и дочка Анастасии — юное создание Арина Сахарова.
Девушка активно пользуется соцсетями, но не любит распространять информацию о том, кем были её бабушка и дед. Это даже заслуживает похвалы, редко какой человек не любит популярности и не попытался бы на именитых родственниках подняться. Она смогла.
Вот такой неудобный я!
Для друзей я на много готов!
Но, увы! Не мои друзья,
Кто целует моих врагов!
Сломать можно то, что целым является.
То что дало трещину, ни всегда подлежит ремонту.
@AV
Убегают от солнца тучи
Закрывая на небе раны
Кровоточат огнями жгуче
Преломляясь в оконной раме
Разрывается там где тонко,
Где ажурная вязь воздушна…
Узелками стекает звонко
Каждой каплею прямо в душу
И азартно вонзает иглы
По глазам бьет прямой наводкой.-
Так свобода сменяет иго,
Чтобы взять наборную плетку
В лабиринтах пустого эго
Заблудилась вполне комфортно
Снова дождь…
Это осень, детка.
С ней не спорят-
Она свободна…
Погода портилась очень быстро. Сначала небо затянуло серой пленкой, сквозь которую не может пробиться даже самый сильный солнечный луч. Потом откуда-то набежали тяжелые, набухшие, словно мешки под глазами, облака и принялся слабо накрапывать мелкий дождик.
Это был не летний дождь, который приносит прохладу, и под которым так здорово бегать по лужам и пускать бумажные кораблики. Дождь был осенним, холодным, колючим и кусачим. Он заставлял прохожих ускорить шаг, поплотнее укутаться в шарфы и поднять воротники пальто. А резкий ветер, пришедший вместе с дождем, жалил глаза и вызывал противные слезы, из-за которых ничего не было видно.
Ни магазина, куда иногда сворачивали прохожие. Ни старушку в ветхом пальто и с табличкой в сморщенных руках. Ни маленькую девочку в сиреневой дутой куртке, которая тоже держала в руках бумажку с забавной надписью.
Буквы, из которых были сложены слова, прыгали, плясали и словно жили своей жизнью. Было видно, что их написали второпях, когда времени совсем не оставалось, а рука, держащая обломанный карандаш, предательски дрожала, грозя обломать стержень, скрипя ползущий по бумаге. Но прохожие не замечали этой надписи. Как не замечали и девочку, которая с надеждой вглядывалась в хмурые лица, ожидая, когда хоть кто-нибудь обратит на неё внимание.
— Чего тут встала? А ну иди давай! — девочка вздрогнула, когда рядом с ней раздалось шипение. Слева, почти приблизив своё лицо к её лицу, стояла старуха в ветхом пальто. Её губы были поджаты, а в глазах полыхала злоба. — Клиентов пугаешь! Иди отсюда.
— Бабушка, но мне только хлебушка, — робко ответил ребенок, поднимая бумажку с надписью на уровень груди, словно стараясь таким образом защититься от злой старухи.
— С кем ты работаешь? Кто твой хозяин? А? — не унималась старая попрошайка. Она, вцепившись в плечо девочки, больно надавила пальцами, заставив ребенка тихонько ойкнуть. — Не вздумай орать!
— Я не знаю о чем вы, бабушка. Мне хлебушка только. Немного, — всхлипнула девочка. Старуха, тяжело вздохнув, отошла в сторонку, когда один из прохожих бросил в их сторону отсутствующий взгляд.
— Иди отсюда. Тут мое место, — злобно бросила она, возвращаясь под укрытие козырька, где дождь был бессилен.
— Мне хлебушка. Только и всего, — прошептал ребенок, поднимая мокрую бумажку выше. Но прохожие по-прежнему шли мимо, даже не взглянув на неё.
Дождь скоро кончился, уступив место противному холоду, от которого ноют кости, а в горле начинает першить. Девочка дрожала, крепко сжимая мокрый листок замерзшими пальцами, пританцовывала на месте, но не уходила, каждый раз повторяя свою просьбу, когда рядом с ней проходил очередной прохожий. Старуха, буравя ребенка злым взглядом, что-то ворчала себе под нос и постоянно махала рукой, когда никто не видел. А девочка продолжала ждать.
Чуть позже к старухе подошла парочка хорошо одетых молодых ребят, которые без лишних разговоров сунули ей в руки пару мятых купюр, заставив широко улыбнуться беззубый рот попрошайки. Она моментально изменилась. Изменился её взгляд, в котором теперь сквозил стыд и жалость. Изменился голос, уступив место елейному шепоту, славящему Бога и тех, кто подал старухе деньги. Только руки не изменились. Они дрожали от жадности, пряча купюры в обширные карманы старого пальто. Ребята не замечали этого, зато все видела девочка, в чьей груди появилась надежда.
Она улыбнулась и вновь подняла бумажку, но ребята лишь рассмеялись и скрылись в теплом магазине, где нет ветра и холода, зато пахнет свежей выпечкой и копченой колбасой. Глаза ребенка заблестели, когда надежда разбилась, как хрустальный бокал, а в груди появился неприятный комочек. Девочка знала, что это говорят слезы, но держалась изо всех сил, чтобы не расплакаться. Дрожащим голосом она вновь принялась просить прохожих о сочувствии, но её никто не слышал, кроме старухи, чьи глаза снова стали злыми и холодными, как небо над головой.
— Дяденька. Дайте мне хлебушка, пожалуйста. Только хлебушка и все, — повторяла она, заглядывая в лицо очередного человека.
— Иди домой, — снисходительно отвечал прохожий, унося из магазина полные сумки продуктов, а мелочь сующий старухе. — А то я сам тебя к родителям отведу и расскажу, чем ты занимаешься.
— Дяденька. Мне… хлебушка. И все, — тихо просила девочка, вздрагивая, когда старуха ехидно смеялась, высыпая в урну мелочь, поданную ей прохожим.
— Иди отсюда, зараза! — шипела попрошайка, грозя ребенку сухим кулаком, и кротко улыбалась, когда ей снова подавали деньги. — Дай тебе Бог здоровья, сынок.
— Мне только хлебушка. Хоть кусочек, — повторяла девочка, дрожа на холодном ветру.
Она стояла час, два, потом три, но по-прежнему безрезультатно. Прохожие давали деньги старухе, а на ребенка никто не обращал внимания. Впрочем, даже старая попрошайка перестала грозить девочке кулаком, сосредоточившись на охмурении очередных людей.
Один из них, полный мужчина в черном пальто, задержался на минуту, а потом, раскрыв пакет, вытащил оттуда буханку хлеба и протянул её старухе. Злобой блеснули её глаза, а потом вновь вернулся лицемерный шепоток. Мужчина улыбнулся и, вздохнув, направился к припаркованной машине.
Старуха, дождавшись, когда он отъедет, в сердцах швырнула буханку в мусорное ведро и, воровато озираясь, отошла за угол, где принялась считать деньги, собранные за время стояния возле магазина. Ослепленная блеском монет и хрустом купюр, она не заметила, как к урне подбегает девочка и, воровато озираясь, вытаскивает оттуда чуть испачканную и слегка влажную буханку белого хлеба, а потом и те монетки, что бросила туда старуха.
Попрошайка, увидев это, разразилась бранью и бросилась обратно, но девочки и след простыл. Только раз мелькнула в гуще прохожих сиреневая дутая куртка, да пропала, уступив место прежним хмурым прохожим, которые спешили по делам. Старуха сплюнула злой слюной на землю и, вернув на лицо выражение скорби и стыда, принялась ждать новых подаяний.
А девочка бежала к своему дому. Она торопилась, сжимая в руках влажную буханку хлеба и две дешевых сосиски, купленных на вытащенную из урны мелочь. Глаза ребенка блестели и в этот раз от радости. Надежда, разбившаяся хрустальным бокалом, вновь заиграла яркими искрами, даря тепло и счастье. Прохожие, недовольно цокая языками, уворачивались от ребенка, который ловко лавировал в людском потоке, крепко держа в руках хлеб. Но девочка их не замечала. Она бежала к дому, где её уже ждали.
В сухом подвале, между горячих труб и гудящих конструкций, лежала старая собака. Она изредка поднимала седую морду, принюхивалась и, тихо заскулив, снова укладывалась на сухую землю. Её глаза давно уже покрылись серой пленкой. Такой же серой, как и небо, которого она уже никогда не увидит.
Девочка, забежав в подвал, бросилась к собаке, а та, почуяв знакомый запах, слабо завиляла хвостом и лизнула руку ребенка горячим языком. Засмеявшись, девочка подвинула к себе старую пустую миску и, покрошив туда немного хлеба и сосисок, протянула это собаке. Собака, слабо виляя хвостом, слепо ткнулась в чашку и, почувствовав еду, принялась жадно её есть. Она глотала, почти не жуя хлеб, не замечала сосисок, и по-прежнему виляла хвостом, когда чувствовала, что её гладит по голове знакомая рука.
— Кушай, Снежа, кушай. Не торопись, — улыбалась девушка, гладя собаку по голове. — Там и сосиски есть. Вкусные? Тебе нравится?
Собака не отвечала. Это только в сказках собаки говорят, но её благодарное молчание было лучше всяких слов.
— Покушала? Умница, Снежа, — девочка налила в пустую миску воды из стоящей рядом бутылки и напоила слепую собаку. — Вечером я тоже принесу тебе хлебушек.
Собака не отвечала. Она осторожно лизнула руку ребенка и, вздохнув, положила голову на лапы. А девочка улыбалась, почесывая Снежу за ушком. Собака молчала, изредка виляя слабым хвостом. Но потом тихонько заворчала, когда в нос проникли другие запахи. В подвал вошел кто-то чужой.
— Это твое? — обернувшись, девочка увидела того самого мужчину в черном пальто, который отдал свой хлеб злой старухе. Он улыбался и держал в руках мокрый листок бумаги с забавной просьбой: «Снеже на хлебушек».
— Здравствуйте, дяденька. Да, моё, — тихо ответила девочка. Странно, но она не боялась незнакомца, хоть мама и говорила ей постоянно о том, что с незнакомцами нельзя разговаривать.
— Не пугайся. Я не причиню тебе зла.
— Почему вы дали тот хлеб бабушке, а не мне? — спросила девочка, прижимаясь к слепой собаке. Мужчина, подойдя ближе, опустился на корточки и протянул Снеже руку. Та, чуть понюхав, лизнула его пальцы и завиляла хвостом. — Ой, вы ей понравились.
— Да, вижу, — ответил мужчина. — А хлеб… Я хотел узнать, правда ли он тебе так нужен.
— Нужен, дяденька. Снежа уже старая. Она ничего не видит и отсюда не выходит. Я приношу ей хлебушек и воду, разговариваю с ней, играю. А когда меня мама не пускает на улицу, я плачу, потому что Снежа голодная. Кто ей еще хлебушка принесет кроме меня?
— Я могу, — тихо сказал мужчина, посмотрев девочке в глаза. — Если ты не против отдать её мне.
— Вы ей понравились, — хмыкнула девочка, а потом испуганно прижала собаку к себе. — Вы ведь не сделаете ей плохо? Не будете её бить?
— Нет, — улыбнулся мужчина. — Я буду о ней заботиться. У неё всегда будет свежий хлеб, сосиски и каша.
— Обещаете?
— Конечно.
— А как я узнаю, что вы не обманываете? — не успокаивалась девочка.
— Когда-нибудь узнаешь, — загадочно усмехнулся незнакомец, ласково прикасаясь к плечу девочки. Та улыбнулась в ответ.
— Хорошо, дяденька. Я вам верю. Я хотела узнать, правда ли вам нужна Снежа. Даже старая и слепая.
— Правда, — кивнул он.
— Она не против, — вздохнула девочка, прижавшись к собаке на прощание. Та, словно почувствовав это, лизнула руку ребенка и слабо заскулила. — Не плачь, Снежа. Этот дяденька тебя не бросит. Ой, а сколько время?
— Половина шестого, — ответил мужчина, взглянув на часы. — Тебе пора домой. Мама скоро придет с работы.
— Да. Обещайте, дяденька, что вы не бросите Снежу, — с вызовом сказала девочка. Мужчина улыбнулся, и она поняла без лишних слов, что он никогда не бросит слепую собаку. Она верила ему.
— Обещаю, — тихо произнес он.
Дождавшись, когда топот детских ножек затихнет, мужчина вздохнул и вновь присел на корточки рядом со слепой собакой. Он нахмурился, а затем медленно провел ладонью по её глазам. Серая пленка, которой они были укрыты давным-давно, исчезла, а хвост, слабый и вялый, вдруг завилял резко и энергично. Мужчина довольно улыбнулся и тихо рассмеялся, когда Снежа, слабо поскуливая, принялась кружиться вокруг него.
— Ты готова? — спросил он, а потом, задумчиво вздохнул. — Знаешь, Снежа. Дети всегда меня удивляют. Не попрошайки, которые выбрасывают хлеб в урну, не богачи, сулящие богатства, когда я прихожу за ними, не злодеи, орошающие пол крокодиловыми слезами, только увидев мою тень. А дети. Они наивны и добры. Они готовы мерзнуть на холоде, мокнуть под дождем, и подвергаться насмешкам за простой кусок хлеба для тех, кто им дорог. Их сердце, еще чистое и незапятнанное злом, заставляет меня удивляться. Как жаль, что не всем удается сохранить этот свет в себе. Но я всегда буду надеяться на лучшее. Ну что же. Пошли?
Собака не ответила. Это только в сказках собаки говорят, а Снежа просто шла за незнакомцем. Шла туда, где ярко светило теплое солнце, где не было холода и дождя. Была только надежда. Маленькая Надежда спасла её когда-то от голода и другая надежда сейчас вела её вперед. За странным мужчиной в черном пальто, которого так удивляют дети и их чистые сердца.
Все, как обычно: вылет, кофе, гейт, почтенный немец с гипсом на ноге — смеется: ох, гранитные ступени. Чириканье китайской ребятни, и дождь слепой, и взлетные огни мигают на границе измерений. Безвременье, где с севера на юг опять бредешь, и кочевой уют привычно тащишь в желтом чемодане. Еще не там, уже почти не здесь, котам, котам оставили поесть? Уроки сделай, сколько там заданий? Любой билет — попытка отпустить, не думать о и не сжимать в горсти улыбки, фразы, слезы, поцелуи. Лети, не беспокоясь ни о чем, пилот назначен пастырем, врачом, волшебником: мечтай — и наколдует. Все, как обычно, значит, все о том, как ждут коты, и мальчики, и дом, и город ждет, оставшись у залива. Любой билет — попытка сделать круг к словам из слов или к рукам из рук.
И время нас берет в свою игру, в которой всех рассудят справедливо.
Плавность, с которой нежность переходит в страсть.
Резкость, с которой страсть переходит в нежность.
Центростремительность страсти. Центробежность
нежности: никогда не вдоволь, не всласть,
не до отвалу. Нежности не и но…
Неужели никому не дано
долюбиться до последней черты —
до растворения я, сотворения ты?
В разлуке любовь растёт
стремительно, как чужая
дочь. Неужели год?..
Смотри-ка, совсем большая,
взрослая — хоть под венец.
Небось, отбою не знает?
Довольный, смеётся отец.
Мать губы кусает.
Ласковый жест сгибаю как жесть
и строю дом, начиная с крыши.
Пишу то, что хочу прочесть.
Говорю то, что хочу услышать.
Пишу: горечь твоя горяча.
Молчу, по Брейлю тебя жалея.
Мурашки, ползите домой, волоча
нежность в сто раз себя тяжелее!
Ты поймаешь рыбку — и отпускаешь,
я поймаю строчку — и отпускаю,
она возвращается: чего тебе надобно, старче?
Ты притворно злишься: за старче ответишь!
Мне не до шуток: хочу быть твоей старухой.
А что до корыта — того, что о быт разбито, —
бог с ним, с корытом. На что оно мне, корыто?
Смотреть на плавки, видеть поплавок,
пощипывать, покусывать сосок
малины у соседа под забором
и сыпать соль на раны помидорам.
Есть люди, время с которыми идёт не заметно и ты не хочешь спать, у тебя нет усталости, тебе всегда хочется петь и танцевать, но в тоже время, вы можете обсуждать серьёзные темы, можете молчать или сходить с ума и не важно, что о вас думают окружающие, потому что вы не думаете о них вообще и не замечаете никого вокруг. вы забываете где ваш телефон, какие у вас завтра планы и что с вами будет потом. Главное, ваше состояние рядом с ними.
А без них ваше состояние пребывает в режиме ожидания, а все попытки найти аналогичные эмоции вряд ли могут увенчаться успехом, если ваше мысли заняты другим.
И тогда приходит момент, когда нужно сделать выбор, который даётся тебе крайне трудно и ты находишь массу аргументов, чтобы не делать его, но она быстро растворяется в потоке повторяющихся неприятных ситуаций.
И ты вынужден отказаться от общения совсем, потому что оно никуда не приводит, а его отсутствие причиняем тебе боль и страдания.
И ты понимаешь, что твоё душевное спокойствие важнее, ведь в нем ты находишься большую часть своей жизни, а дразнить себя редкими встречами, как бы они не заряжали и не питали тебя, уже невыносимо.
Почему-то именно те, кому ты доверяешь, лучше всего излечивают от искренности и прямодушия…
Думаю, — трудно жить под тяжестью собственного величия.
А обосновывать и сочинять правду вообще не простое занятие.
Невежество рождает зависть.
Богатство покупает власть.
Власть служит богатству и усердно строит пирамиду своего величия.
Но тяжесть вершины вызывает трещины и разломы ее основания.
А разрушение основ идеологии приводит к деформации морали, потери смысла и пофигизму.
Есть наверно много вариантов всем жить получше.
Например.
Можно отстранить людей от рычагов управления, контроля и защиты и построить комплексы электронного управления с анализаторами объективности и выбором оптимальных решений любой задачи.
В этом случае можно отключить от финансовых потоков и коррупционных связей всех наших «гигантов мысли».
Тогда они уже не смогут выдумывать новые законы и планы политического, силового и экономического воздействия ради обогащения.
Человек давно уже проиграл машине в шахматы.
Проиграл в скорости и точности выбора оптимальной траектории движения и во многих других областях деятельности на нашей планете.
Открыты гравитационные волны тел, новые планеты, квантовая телепортация.
Подтверждено наличие фонового энергетического поля пустоты.
Определена структура человеческого генома.
Новые технологии и успехи наук позволяют вывести нашу цивилизацию на следующую ступень развития.
Понятно, что любая многомерная задача не может сегодня решаться методами арифметического распределения денежных эквивалентов и зависеть
от услужливости чиновника и его стремления стать «хозяином» своей и чужой жизни.
Любой закон не обеспеченный объективным обоснованием и контролем его выполнения бесполезен.
В условиях коррупции, обмана и воровства он практически не влияет на устранение противоречий и приводит к деградации и глупости.
Смешно же, например, вводить уголовную защиту пенсионера от безработицы, если молодые люди не могут найти себе работу или попадают в откровенную зависимость от легализованного криминала.
Зачем говорить о прорывах, привлечении кабальных инвестиций, рыночной экономике если нет реальных результатов и жизнь людей не становится лучше.
Народ же у нас не глупый. Он на себе ощущает результат деятельности правительства.
Люди просто хотят нормально и честно жить на своей земле.
Заниматься любимым делом и быть счастливыми, а не строить всю свою жизнь пирамиду величия для человеческой алчности…
И наверное уже давно нужно на каждом компьютере и телевизоре установить «красную» кнопку доверия для оценки любого деятеля и любого предложения и закона.
Может тогда Медведев наконец-то сообразит, как люди относятся к работе администрации.
К горизонтальному налогу, акцизам на бензин, тарифам, продуктовой корзине, медицине, образованию, науке, назначению министров и другим вопросам.
Возможно тогда мы, наконец, сможем увидеть в магазинах те изделия, которые сделаны на российских заводах.
А доходы от продажи газа и нефти приведут к росту уровня жизни обычных людей, а не к росту богатства медведевских горячо любимых миллиардеров.
Есть только один национальный интерес.
Мирная и счастливая жизнь граждан.
И эту жизнь нельзя построить копируя чужой опыт и не лучший вариант американского капитализма.
Лицемерие и стремление к обогащению и наживе не совместимы с главными канонами христианства.
Нам нужны люди чести, знания и достоинства, а не политические проститутки, которые даже в церковь ходят не потому, что верят в Бога, а потому что это им выгодно.
Можно ошибаться.
Можно поверить в «красивый» обман.
Но нельзя быть рабом циничной лжи.
Образ мрачный рождает темень,
Там, в утробе беременной ночи
Просыпается жуткий демон
Разрывая сознание в клочья.
В снах забытых, как в хлопьях снега,
Бездной мечены, в чём-то крайние,
Мысли чёрные альтер эго,
Поднимаются в подсознании.
Капли тьмы, в струях источника,
Из кошмара приставив лестницу,
Альтер эго позвоночником,
Вносят в разум мой околесицу.
В дым кошмарный врастают ноги,
Свет сквозь веки ударом палицы,
Альтер эго — ночные боги,
Утром снова со мной срастаются.
И не больше вас, и не меньше,
Альтер эго мои дорогие,
По ночам, так мы любим женщин,
Как не могут любить их другие.