У каждого на протяжении всей жизни в среднестатистическом встречаются несколько сотен человек. В большинстве из них появляются на каком-то отрезке вашего пути, а потом исчезают, ничего не оставляют в памяти. Они бывают наподобие случайных, прохожих, которые как бы невзначай, мелькнули в вашей судьбе, незначащие ровным счётом ничего. Не важно сколько времени они были с вами. Видимо эти люди не смогли никак и нечем зацепить вашу душу. Поэтому, когда тихонько они за собой закрывали дверь, не было боли и сожаления о потере какой-либо связи с ними не у них не у вас. Другие же, наоборот, даже уходя, могут оставлять множество чувств и при этом совершенно разные: негативные, позитивные, тёплые, холодные, радостные, печальные, ненависть любовь и так далее — взависимости от того, что случилось, почему вы расстаётесь. От этого будет зависит какие эмоции вас будут переполнять, но, так или иначе, этих людей вы не забудете. Тут не так важно, кто из вас первым решил закрыть дверь для себя. Главное другое — как её всего лишь на время прикрыли или доступ к объекту, который вам по-прежнему очень дорог, захлопнули навсегда, не имея ни малейшей доли вероятности как-то открыть, попытаться каким-то образом достучаться, разбив все свои кулаки в кровь, образно говоря, и крича всем сердцем, всей душой, надрываясь, для того, чтобы что-то исправить. Если есть вина — попробовать искупить её как угодно, лишь бы только не быть навсегда изгоем для какого то конкретного человека, без которого ваш собственный мир становится пустым потому что он когда-то смог затронуть самые тонкие нотки вашей души, после чего, казалось, его душа отзывалась на вашу, создавая вместе великолепную прекрасную мелодию любви. Когда такое бывает, многие не принимают когда слышат в качестве утешения людей, которые хотят их успокоить: не надо не стучись, не надо не борись, не надо в сердце не держи, не бойся потерять его, если это твой человек он придёт к тебе сам однажды. Конечно эти правильные слова умом понимают все, только это не действует, когда сердце отказывается сдаваться, не хочет верить в поражение. Они с душой хотят, чтобы было всё по-другому и пока это так — чьи-то советы и умные доводы навряд ли смогут помочь…
Она взяла меня за руку и повела вверх по склону.
— Я тебе сейчас солнце покажу, — говорит, — ты только не спугни его.
Как же я его спугну, подумал я, оно же большое!
— Видишь? Там вдали оно с птицами о радости беседует. Оно не боится птиц, они ведь все добрые! И я, и ты добрый.
— Я видел солнце, — говорю, — оно же молчит всегда!
Какие глупости все это, шел я и думал. Много раз я видел солнце, молчит оно. Молчит.
Мы свернули, взяв больше к западу, а солнце все было далеко. Перебравшись через маленький перевал, мы увидели большой цветочный холм.
— Вон туда нам. — Она указала на вершину холма. — Ты добрых слов много знаешь?
— Знаю, — говорю, — да что от них солнцу?
Она промолчала, и мы пошли дальше. Сквозь заросли шиповника мы пробрались к самой вершине холма. А там…
— Вот оно какое, солнце! — Она стояла посреди солнечных сияющих лучей, в волосах ее оживал теплый ветер, а за плечами, на крохотненькой спинке будто вырастали большие крылья.
— Послушай, — говорю, — у тебя крылья, кажется. И в тебе столько солнца, столько тепла! Ты улыбаешься, и в улыбке твоей просыпается раннее утро. Послушай…
Я указал на небо. Она взяла меня за руку, и мы затаились.
— Говорит. С нами. — Тихонько произнесла она.
— Как же это…
— Друг мой, солнце ведь живое. Ты сейчас сказал о том, что любишь его. Посмотри на себя, оно ведь и тебе крылья подарило. — Она улыбнулась.
— Солнце любит нас. И от твоих добрых слов оно теперь улыбается. Добро, оно ведь — самое важное, что может быть на свете.
Всё то, что в тебе — душа. Добрая, необъятная и большая. Туда помещается целый млечный путь счастья, солнечное небо любви и самая большая корзина спелого добра! Если тебе вдруг кто-то скажет, что это не так, не верь. Просто подари ему кусочек добра из своей корзины, чтобы и он поверил в свою душу.
И все, что в тебе — светлое и настоящее, главное лишь помнить об этом. Ведь бывает так, будто радость большим морем внутри плещется! Значит нужно ее кому-то подарить. Это она так наружу просится, чтобы спасти кого-нибудь. И если ты ее отдашь, не жалея, то все вселенские океаны радости наполнят вмиг тебя до краёв!
Видишь, все просто. И в тебе — все самое важное, что может быть на свете. И не нужно никуда идти за счастьем. Счастье ведь оно, знаешь, в твоей душе. В самом низу той корзинки добра, и чтобы до него добраться, нужно просто дарить добро.
Когда-нибудь… После случайный пьяных связей и блядей…
Ты будешь ТУ искать, что искренне полюбит,
Но в этом мире, пусть плохом… но справедливом…
Такой же искренней, простой… поверь, уже не будет.
Ты вспомнишь девочку, что так ждала когда-то,
Что верила в тебя всегда. И искренне любила.
Но ты был не готов — боялся отношений и отталкивал ее.
Прошли года. И умерла любовь. Она теперь тебя забыла.
Все говорят про слабости любви…
Но если слабость — есть любовь. То в ЧЕМ же сила???
Удерживать возле себя человека — отказывать себе в любви.
Обнимаю тебя через все расстояния — дали
Через степи бескрайние наши и ваши леса…
И рождается день. а рассвет улыбнется едва ли,
И ко мне. будто в сказке … приходять весны чудеса…
Обнимаю тебя и тепло от дыхания слышу
На щеке. на губах… Вижу ласковый взгляд твоих глаз…
И пусть мы далеко друг от друга пока. так уж вышло…
Только встреча случится для нас все равно … и не раз…
Я хотел бы сжечь нас обоих,
облить бензином молодые упругие тела, бросить спичку,
смотреть, как наше бежевое, розовое и красное становится черным,
сжатыми зубами перегрызая собственный вой, потому что сгорать чертовски больно.
Я хотел бы сжечь нас обоих.
Это стало бы нашей последней ссорой,
самым громким нашим скандалом,
без аргументов и обвинений, без замечаний и замолканий,
только свободный крик — голый и беспощадный.
Я хотел бы сжечь нас обоих.
Твои волосы, которые рассыпались на ветру и были прозрачными на солнце, стали бы пеплом.
Твоя кожа, такая мягкая, которую ты умела прятать в синее и серое от моих глаз, стала бы пеплом.
Твои ногти, которыми ты царапала мою спину, которые я не умел тебе стричь, стали бы пеплом.
Все, что я когда-либо целовал, гладил, все, чего я касался с таким вдохновением, стало бы пеплом.
И пеплом стал бы я сам.
Пепел к пеплу, дорогая моя.
Мы лежали бы на остове сгоревшего здания, впервые — действительно одинаковые, сделанные из одной материи, неотличимые друг от друга.
Мы смешались бы во что-то по-настоящему целое.
Моя бывшая рука проникла бы в твою бывшую грудь,
мои бывшие пальцы сжали бы твое бывшее сердце.
Нас было двое, но теперь мы пепел, единственное, что здесь осталось.
Я хотел бы сжечь нас обоих,
потому что сейчас мне кажется,
что это наш единственный способ научиться действительно понимать друг друга.
Есть рецепт на любую на свете проблему.
Если ты что-то в жизни не можешь решить,
Я озвучу тебе эту лёгкую схему:
«Не смотря ни на что, постарайся любить».
Пусть тревоги скребутся и ждут неудачи,
Дни летят без просвета и их не поймать.
Ты не жди от других стопроцентной отдачи,
Научись лучше сам от души отдавать.
И тогда будет счастье без грязи и пыли.
И детей ты сумеешь, мой друг, научить,
Что не важно, как много людей нас любили,
Важно скольких мы сами сумели любить.
Ты мой, я этим все сказала.
Ты мой, и по-другому тут никак.
Тебя я встречу на пироне, у вокзала
Ты для меня как для корабля маяк.
Ты воздух мой, ты кислород.
Тобою я дышу, живу и знаю,
То что приедешь ты ко мне вот вот,
Я каждый день тебя в мечтах встречаю.
Вот ты стоишь, ты рядом и желанный.
Обнял… и мир как радуга расцвел
Какой же ты любимый, долгожданный.
И вот со мной ты разговор завел
Твой голос… он так близок и далек одновременно.
Твой голос… он как солнце для меня.
И все наладиться, и все будет непременно.
Только сейчас приходишь, лишь в мечты маня
Где рядом не только душа, но и тело.
И руки нежные твои легли мне на плечо.
Вот поцелуй что так давно хотела.
И сразу же в душе огонь… так горячо.
С тобой горю я как пожар огромный.
С тобой меня не потушить.
С тобой мне все равно на мир зловонный.
Вот так… пылая, я хочу лишь жить.
Зацвели наши души… Яблони, вишни, груши… Ты мне нужен… Мы этой зимой контужены… Остужены…Набухли вены… от измены… Но, цветы… ведь перемены… белые одежды от весны… для надежды… для веры… там есть я и ты… Или нежные цветы -опять мечты…
Прости за то, что я краснею,
Прости за глупые слова,
Прости за то что я влюбилась
В твои карие (красивые) глаза…
Не говорите мне
Прощай
Я этого не заслужила.
Открыла душу Вам и вот
В ответ молчанье получила
Уходят молча
По-английски -СЛАБОКИ.
А СИЛЬНЫЕ вот так
Не поступают
Они те, сильные,
Все говорят и объясняют
Что, где и как и почему.
ОБИДНО
Нет не за себя
За Вас мужчины
Мне обидно
Осталось вот ещё душа
Подбитая и вся разбилась.
НЕЛЬЗЯ ТАК С НАМИ
НЕЛЬЗЯ ТОПТАТЬ ВАМ
НАШИ ДУШИ
БЕЗ ВАС НАМ ПЛОХО
И ОПЯТЬ
МЫ БУДЕМ ВАМ ВСЕГДА
ПОСЛУШНЫ
МЫ СЛУШАЕМ
И ВЕРИМ ВАМ
ХОТЯ В ДУШЕ
И ЕСТЬ СОМНЕНЬЯ
НО ГДЕ ЖЕ
СИЛЫ ВЗЯТЬ ТО НАМ?
ПОСЛАТЬ ВАС ВСЕХ
НА СУД БЕСЧЕСТЬЯ!
авт.Евграфова Ирина
К тридцати на мужчин опускается сумрак.
Независимо синий от времени суток,
он настолько тосклив, беспросветен, отчётлив,
что среди сигарет, разводов и сумок
не видать ни чёрта.
Потому бриться лень и на дне бессонниц,
глядя в отблески фар, в имена любовниц,
обрастая щетиной, пеплом, долгами,
ищешь в памяти ту, с молодыми ногами,
и не можешь вспомнить.
Под пером не увидеть строки близорукой.
Глаз, уставший за жизнь любоваться разлукой,
остаётся сухим и не верит бумаге.
Ни одной симфонией, жалобой, звуком
не добьёшься влаги.
Недослушав оваций, сойдя с помоста,
ощущаешь себя не банальным монстром,
но каким-то совсем неизвестным видом.
Если можно иметь в невозможное доступ,
с тридцати он выдан.
***
что они там кричат, те, кто назван живые?
всё надрыв да обрыв, будто это впервые
всё про боль да прибой, всё гитары да вены
боже мой, ну, зачем ты влюблён в ножевые?
дай хоть каплю дзена
я есть серый день, яичница наспех,
я — безликий вторник, хронический насморк
опоздавший поезд, ссаньё в подъезде
это кто там собой подтверждает паспорт
никого и нет здесь
Терпкий вкус золы, духота плацкарты.
Проходя на носочках по краю инфаркта,
прикурив от одной другую, третью,
вдруг застыну фигурой, нечётким кадром —
блик в апрельском свете.
И смотрю вдоль дворов на вершину, полдень.
Никого не забыть, ничего не вспомнить.
Боже, сколько любовей, сплошных ответов.
Это ж кем мне такую пропасть заполнить?
Боже, сколько света.
Все-же послушай,
что я тебе скажу:
вежливо и отстраненно
не означает — мило.
Вытолкнула с небес,
не дав захватить парашют,
словно я тварь,
сволочь, хамло и быдло.
Ты мне нужна
так, как ребенку сон,
дереву — влага,
птице — простор и воля,
а без тебя
я навсегда обречен
быть раздолбаем,
тьму разбавлять алкоголем.
В тысячный раз
я подведу итог —
ты для меня
в мире всего дороже,
я не один,
но без тебя — никто.
Сломан. Убит.
Выпотрошен. Покорёжен.
`
Однажды к Хинг Ши пришёл молодой человек, собиравшийся жениться, и спросил:
— Учитель, я хочу жениться, но неприменно только на девственнице. Скажи, я поступаю мудро?
Учитель спросил:
— А почему именно на девственнице?
— Так я буду уверен, что моя жена добродетельна.
Тогда учитель поднялся и принёс два яблока — одно целое, а второе надкушенное. И предложил юноше их попробовать. Тот взял целое, надкусил его — яблоко оказалось гнилым. Тогда он взял надкушенное, откусил, но и надкушенное яблоко было гнилым. В недоумении юноша спросил:
— Так как же мне нужно выбирать жену?
— Сердцем, — ответил Учитель.
&