Ах, время, что ты с нами делаешь…
опять уносишь в те года,
где я была девчонкой смелою,
красивою, как никогда!
И в зеркалах я повторялась вновь,
немного голову склонив,
тогда казалось мне пришла любовь
и жизни светлый позитив!
Но зеркала — мои предатели,
с годами стали вдруг тускнеть…
они — простые обыватели,
себе позволили стареть!
На них совсем не обижаюсь я —
их амальгама подвела…
и смотрят в зеркала мои друзья,
а в них… метель белым-бела!
Поспорили о том, как мать любить,
Рысята у Родимого гнездища.
Один урчал: — Послушным надо быть!
Другой рычал: — Пойдем её поищем!
Весь лес от этой ссоры их гудит.
Не уступают спорщики упрямо.
Вот-вот уж шерсть клочками полетит.
К гнезду спешит, добычу бросив, мама.
…Предмет их спора
Завершился очень скоро:
Охотники стреляют без разбора…
Мне вздохнуть бы, да полной грудью.
Разменять бы на счастье — Осень.
Рядом птицы — они не люди…
Слов не скажут, всуе не спросят.
Не солгут, даже ради пищи,
Не нагрянут в другом обличьи.
Их сильнее ветрами свищет,
Что ж у них — за грехи синичьи?
Я кормил их с ладоней в стужу,
На ладонях — всегда теплее.
И они не клевали душу, —
Как все те, кто куда умнее.
Их всегда отпущу на волю,
В небеса, ближе к солнцу взвиться.
Чаще всё — ухожу я в поле,
Где меня нагоняют птицы.
Мне вздохнуть бы, да полной грудью.
Пить и пить бы с небес прохладу.
В чистом поле, где даже будни,
Даже в Осень, — душе отрада.
Кто-то может остановиться…
Только я, не отдам свободы, —
Где в ладони летят синицы,
Несмотря на свои невзгоды.
Не хозяйкой. Не изгнанницей, потерявшейся во мгле, —
Очарованною странницей по Родной хожу Земле.
Не пугаюсь троп нехоженых, в небо чистое смотрю,
Изо всех путей положенных выбрав волю и зарю.
Я иду полями, весями, веря в Правду и Рассвет.
Говорят, что славлю песнями то, чего в помине нет.
Только вижу я за войнами, за обидой и враждой,
За ночами беспокойными — образ Родины иной:
Что сильна не гордым норовом, а любовью и добром,
От чужого, злого, хворого сберегая отчий дом.
И она — не громогласная, о победах не кричит.
Кружева сплетает ласково, а выходит — крепкий щит.
Чуждой воле непослушная, непокорна силам зла,
Не идеями, а душами наша Родина светла.
Я вернусь, затяжными дождями измучена,
Ледяными ветрами насквозь проморожена.
Из далёкой страны, что никем не изучена,
Из придуманных сказок, из вряд ли возможного…
Обманусь в переходе шагами знакомыми,
И от звуков волынки в печаль я укутаюсь.
В облаках, что по небу плывут невесомыми,
Заблужусь почему-то и в жизни запутаюсь.
Сочиню себе песню про море холодное,
Про дорогу, что манит меня, бестолковую.
И про то, что живу абсолютно не модно я,
И причину для грусти нашла пустяковую.
Ты меня не гони, я такое же прошлое.
Что подолгу гостить? Я играю по правилам.
А тропинка к тебе вся снежком запорошена.
Я ушла. Только след свой случайный оставила…
Расскажи мне о море, пожалуйста, будь так добр! —
Сколько тысяч оттенков таится в его глубинах;
Как звенят переливчато волны — их звуки длИнны:
Будто тонко вибрируют струны старинных домбр.
Расскажи мне о море — какое оно на вкус?
Этот редкий вкус счастья не помнится больше мною.
И всё так же прибрежные скалы стоят стеною,
И солёная пена похожа на белый мусс?
Расскажи мне о море — как птицы над ним парят,
А потом опускаются к волнам — всё ниже, ниже…
И вода, словно кошка котят, каждый камень лижет,
И на отмели белые чайки садятся в ряд.
Расскажи мне о море — как горбятся валуны,
(Их морщины столетние сильно разъело солью);
Как из тёмных глубин рвутся стайки медуз на волю,
Но опять исчезают под толщей крутой волны.
Расскажи мне о том, как оно забирает грусть,
Как снимает усталость, душевные раны лечит…
А ещё передай, что когда-нибудь я вернусь.
И пускай наша встреча случится не скоро, пусть! —
Остальное мне море доскажет при личной встрече.
Сохнет бельё на верёвке,
Колышется на ветру,
С умением и сноровкой
Развешено поутру.
Свежего белого цвета,
В пёстрые жаркие дни
Впитают все запахи лета
Рубашки и простыни…
Смотрела б, забыв усталость,
И час бы, и два, и три —
Какую — то чистую радость
Рождают они внутри.
И кажется мне уже,
Как будто бы все обиды,
Что были в моей душе,
Отстираны и позабыты.
Слова у всех одни и те же,
но чьи-то ранят, чьи-то режут
клинком отточенным булатным,
а чьи-то шёпотом невнятным
снимают боль, даруя ласку,
и за собой, как в детстве, в сказку
ведут. Другие равнодушны.
Слова покорны и послушны
у третьих. У четвёртых фразы
грубы, у пятых, словно стразы,
сверкают искрами огранки.
Ещё живут слова подранки
у тех, кто нем не от рожденья,
а от людского отчужденья.
Слова у всех одни и те же.
Но чьи-то греют, чьи-то режут…
***
Он
Встал я рано над горой,
Чтоб расцвет увидеть твой,
И гляжу с мольбой всю ночь.
Ты молчишь, не гонишь прочь,
Но навстречу мне твой куст
Не вскрывает алых уст.
Она
Не сравнится вздох ничей
С чистотой твоих лучей!
Но не им будить меня:
Жду — лобзаний жарких дня,
Жду — венчанного царя;
Для него таит заря
Благовонные красы
Под алмазами росы.
***
Месяц рогом облако бодает,
В голубой купается пыли.
В эту ночь никто не отгадает,
Отчего кричали журавли.
В эту ночь к зеленому затону
Прибегла она из тростника.
Золотые космы по хитону
Разметала белая рука.
Прибегла, в ручей взглянула прыткий,
Опустилась с болью на пенек.
И в глазах завяли маргаритки,
Как болотный гаснет огонек.
На рассвете с вьющимся туманом
Уплыла и скрылася вдали…
И кивал ей месяц за курганом,
В голубой купаяся пыли.
***
На небесах печальная луна
Встречается с веселою зарею,
Одна горит, другая холодна.
Заря блестит невестой молодою,
Луна пред ней, как мертвая, бледна.
Так встретился, Эльвина, я с тобою.
***
Луна проснулась. Город шумный
Гремит вдали и льет огни,
Здесь всё так тихо, там безумно,
Там всё звенит, — а мы одни…
Но если б пламень этой встречи
Был пламень вечный и святой,
Не так лились бы наши речи,
Не так звучал бы голос твой!..
Ужель живут еще страданья,
И счастье может унести?
В час равнодушного свиданья
Мы вспомним грустное прости…
***
В ночи лазурной почивает Рим.
Взошла луна и овладела им,
И спящий град, безлюдно-величавый,
Наполнила своей безмолвной славой…
Как сладко дремлет Рим в ее лучах!
Как с ней сроднился Рима вечный прах!..
Как будто лунный мир и град почивший —
Всё тот же мир, волшебный, но отживший!..
Нищего слепого старика
По вагонам девочка водила,
Маленькая детская рука
Всех вокруг себя перекрестила,
А старик в руках гармошку нёс
И играл не очень-то умело,
Но гармошка трогала до слёз —
Невпопад то плакала, то пела.
Две души — как две молитвы чистые,
Две души — как странники в ночи.
Дай вам Бог как можно меньше выстрадать,
Собирая медные гроши!
Затихал вагонный разговор,
Люди лишь растерянно молчали,
Словно никогда до этих пор
Нищих по Росси не встречали.
Но потом давали все кто мог
Мятую десятку иль монету,
И с поклоном: «Сохрани вас Бог» —
Отвечала девочка на это.
Две души — как две молитвы чистые,
Две души — как странники в ночи.
Дай вам Бог как можно меньше выстрадать,
Собирая медные гроши!
А старик послушен как дитя,
А дитя со взрослыми глазами,
Вот пройдут — и пять минут спустя
Их уже не будет рядом с нами.
Но когда терзает душу грех —
Посмотри в вагонное окошко,
Там ребёнок молится за всех,
Рядом дед и грустная гармошка.
Я открываю окно и впускаю утро —
Нежно-рассыпчато-розовое, как пудра;
Ветер, скользнувший в наш дом, будто невзначай.
Пахнет черёмухой, скорым дождём и счастьем.
Ты берёшь яблоко, режешь его на части
И разливаешь по чашкам зелёный чай.
Утро ещё так неясно, ещё так зыбко.
Мне хорошо — и от сонной твоей улыбки,
И от неспешных и точных движений рук.
Тонкие лодочки фрукта лежат на блюдце,
В форточке мелкие мошки потешно вьются,
В тёплой полоске света собравшись в круг.
Глядя на то, как ты яблоко ешь беспечно,
Хочется верить, что счастье продлится вечно.
Хочется верить! — И верится без труда
В этот, пропахший черёмухой, май и в грозы,
В то, что не будет печалей и бед серьёзных,
В то, что мы не закончимся никогда.