Конечно же, в чужом глазу увидим и соринку.
А что у нас не так - мы просто промолчим.
И честности других, являясь стражем,
О промахах и их ошибках сразу закричим.
Спасаясь от проблем мирских в работе,
Пройдём, беду чужую, будто не заметив,
И постоянно задаём себе вопросы: Кто ты?
Зачем и для кого живешь на этом свете?
…Главная ирония жизни в том, что она абсолютно непредсказуема. Непредсказуема с начала и до конца. Ты ни за что не узнаешь, что она решит сотворить с тобой в следующую секунду: подкинет ли неожиданно счастливый случай или отберет последний шанс… Будет ли она короткой, но яркой, сияющей вспышкой, или обернется длинным, но невероятно тяжелым и даже мучительным марафоном… И нет ни малейшего смысла пытаться предугадать и спланировать её повороты - все, что мы можем сделать - это с благодарностью принять и прожить её такой, какая она есть…
.Малыш: Карлсон, ты вернулся? Ура…
Карлсон: Спокойствие, только спокойствие малыш… Я тоже рад, встретить друга! А ты сам рад?
Малыш: Я безумно рад, тебя обнять… Если бы ты знал, как мне было грустно без тебя…
Карлсон: Малыш, ты меня придушишь окончательно, совесть у тебя есть?
Малыш: Хммм… ты не рад?
Карлсон: Малыш, не грусти, я так шучу, кстати, ты слышал про одуваны?
Малыш: Нет…
Карлсон: Ну, ты даешь, мир одуванов, это фантастика…
Малыш: Почему? Что в нем такое?
Карлсон: Недавно я летел над полем одуванов и упал… А знаешь, что удивительно? Почки отбиты, но внутри радость… Будто жить начал - заново…
Малыш: Карлсон, ты не ушибся? Я не вижу на тебе отметин?
Карлсон: Малыш, их не увидишь визуально, они внутри сердца, правда, я простил…
Малыш: Но одуваны - это ж цветы?
Карлсон: Да… И что удивительно летел совсем низко, упал и тут такое дело!
Малыш: Ты злишься на них?
Карлсон: Знаешь малыш, я злюсь скорее на себя! Ведь я виноват, что упал в их поле…
Малыш: Ты хочешь подкрепиться?
Карлсон: Я обожаю варенье - мой мальчик… Я готов болеть или быть больным, чтобы прочувствовать заботу о себе…
Малыш: Вот ты…
Карлсон: Что за друг, который не поймет наших слабостей, слабый друг…
Малыш: Ты смотрю - философ?
Карлсон: Нет, малыш, я реалист…
Малыш: Ты покажешь мне это поле одуванов?
Карлсон: Обязательно - мой маленький друг, ты главное держись крепко, за меня…
Рыба лёжа растет, а человек лёжа портится
В августе 1999 года инженера Иво отправили в срочную командировку в одну дикую страну.
На языке дикой страны инженер Иво знал только одно слово - ляпушька, так его коллега Андреас называл свою русскую подружку. Маленькая лапа пушистой кошки, Pftchen, ляпушька.
Дедушка Франц предостерёг: - Будь осторожен. Я знаю этих русских, мы им тогда всыпали на Зееловских высотах, думаешь, они это забыли?!
В самолёте Иво убедился - не забыли, мстят. Спинку переднего кресла пришлось подпирать коленями, стюардесса сказала, что помочь не может, их, стюардесс, двое, а падающих спинок пол-самолёта. Про то, чем кормили, вспоминать не хотелось, но оно само о себе настырно напоминало.
В аэропорту Иво встретила главный проектировщик фрау Анна Сергеевна, валькирия лет пятидесяти, привела к страшной ржавой машине без ремней безопасности, строго наказала не прикасаться к двери, а то замок не держит, и на сумасшедшей скорости, в лязге и дребезге отвезла в гостиницу.
Утром фрау Анна заезжала за Иво, вечером привозила, лично сопровождала до входа, грозно зыркая и рявкая на девушек приятной внешности, но очевидно сомнительной репутации. От зырка и рявка красавицы тушевались и теряли задор, а их позы - призывность.
В пятницу всем коллективом бюро отметили успешное решение проблем, пожелали счастливого пути, и фрау Анна, к ужасу Иво от рюмки не отказывавшаяся, усадила его в свой гроб на колёсах. Гроб натужно пыхтел и стучал внутренностями, а на последнем километре встал. Фрау Анна наговорила гробу непонятных энергичных слов, не помогло.
- Такси тебе на утро заказали, а отсюда сам дойдёшь, тут рядом, вдоль того дома, потом налево - и гостиница, с девками там не заговаривай, без штанов останешься. Ну всё, спасибо тебе, помог, запустим производство, разбогатеем, приедешь - на мерседесе возить будем.
И неожиданно расцеловала.
Вечер стоял тёплый, во дворе дома на скамейке сидела девушка с книжкой, вокруг скамейки носилась собака сложносочинённой породы, низкое солнце просвечивало волосы девушки и делало её похожей на пушистый золотой одуванчик.
Если бы не отмечание успешного завершения, Иво бы не отважился. А так решительно направился к скамейке, аккуратно упал к ногам девушки и правдоподобно закатил глаза от невыносимой боли.
Девушка вскрикнула, вскочила и бросилась к нему.
Собака тоже бросилась, взлаяла, но кусать не стала, а преданно посмотрела и лизнула в щёку.
- Кажется, я вывихнул ногу, - простонал Иво.
- Я не понимаю! Вы можете встать?
Из окна первого этажа выглянула женщина, и Иво увидел, как его жена будет выглядеть через тридцать лет.
- Надюша, что там такое? Он не пьяный, нет? Что-нибудь сломал? Надо скорую вызвать! Доктора!
- Найн доктор! - закричал Иво.
- Мама, он не хочет доктора!
- Он что, немец? Бедный мальчик! Сейчас я позову Ирину Степановну, она язык знает.
Из подъезда выбежала его будущая Schwiegermutter, вместе с девушкой они дотащили прыгающего на одной ноге Иво до своей квартиры, усадили в кресло в маленькой комнате. В другом кресле сидел сердитый старик. Все четверо говорили одновременно, собака за компанию радостно лаяла.
Я хотел с вами познакомиться, я Иво. Наденька, что он говорит, какие ивы? Дожили, немчура недобитая в доме! Может, он голодный? Ой, у меня ж там оладушки! Получи, дед, подарок от единственной внучки! Я не понимаю! И чайник поставь. Сметаны положи побольше, худой какой, кто его тут кормит, в чужой стране. Мы им задали жару в 45-ом, на Зееловских высотах, будут помнить! Я Иво! А, вот и Ирина Степановна!
Симулянт еле отбился от предложения вызвать скорую, и муж говорящей по-немецки женщины отвёз его в гостиницу.
- Надюша, тебе не показалось, что уходя, мальчик хромал не на ту ногу?
Утром в субботу в дверь позвонили, Надя открыла, на пороге стоял давешний травмированный с букетом. Розы в букете были не первой свежести, что, по замыслу продавца, компенсировалось обилием завивающихся бумажных ленточек и ядовито-зелёным целофаном. Немец расшаркивался, что-то объяснял, а потом замолчал, покраснел и сказал: - Ляпушька!
Стоял со своим дурацким букетом из неликвида, смешной, растерянный и очень, очень милый.
Из немецкого Наде в голову пришло только Анна унд Марта баден (спасибо, Ильф с Петровым), но потом вспыл граф Алексей Толстой, и она взяла букет и сказала: - Битте, ой, то есть данке, мин херц!
Через год Иво приехал просить Надиной руки и сердца.
Не один. С дедушкой.
Надя переживала, а Иво её утешал: - Не будут же они стрелять друг в друга!
Дедушка Франц немножко знал по-русски, а дедушка Александр - кое-что из немецкого.
- Ванья здрастуй! - сказал дедушка Франц.
- Гитлер капут! - сказал дедушка Александр.
Этого хватило. Вечером сидели за бутылкой, спорили, рисовали схемы какие-то, наверно, сражались на Зееловских высотах, где в 1945 году вполне могли встретиться - мобилизованный в 17 лет Франц и призванный в 18 Александр.
Хорошо, что не встретились.
Дедушка Франц умер в начале 2005.
Дедушка Александр сказал: - Будет ждать меня, немчура, там договорим.
Пережил на три месяца.
Утром Иво будит Надю: - Просыпайся, ляпушька!
- Доброе утро, мин херц! - говорит Надя.
Иво по пути на работу отвозит в детский сад маленькую Нину, а Надя отправляет в школу Франца-Алекса.
Где-то наверху, а может, внизу, а может, в другом измерении, в какой-нибудь Вальгалле к разговору прислушиваются дедушка Франц и дедушка Александр, вздыхают довольно, говорят друг другу Гитлер капут! и Ванья здрастуй! и опрокидывают по стопочке.
Или из чего там пьют - из рогов, что ли.
вполне в нашей традиции: вначале - Закон (запрет на что-нибудь); проходят го-ды - не работает; тогда спохватываются: в чем дело? Ну, ш-штот-такое - почему?! Напряжённая пауза длиною в пару лет, народ возмущается: не работает ваш закон! И тут в белом фраке приходит Путин и блестяще хлопает себя по лбу: «Есть идея! За неисполнение - наказывать…»
Моленье к Богу вознося,
Колени преклони,
Так поучает прихожан,
Священник Жак Рини.
Оставте этот строгий тон,
Воскликнул пастор Коль,
Молитесь стоя, и глаза,
Не опускайте в пол.
Нет, нет,-пресвистер Джон сказал,
Коллегам возразив,
Молитесь, голову склоня,
Свои глаза закрыв.
Но главное, напомнил им,
Отец Владислав Лемм,
Сложив ладони, поклонись,
И так молись затем.
На прошлых праздниках со мной,
Вмешался мельник Крис,
Был, братья случай вот какой,
Вниз головой повис.
Пока висел на ветряке,
От сына помощь ждал,
Молитву лучшую свою,
Тогда я прочитал…
… как можно простую мысль: «чтобы боялись воровать», - делить на две идеи? Это как же: первая, когда доходы, ещё только стесняемся; а вот вторая, когда показываем расходы, уже очком поигрываем? …
Если вас выписывают из сумасшедшего дома, это не значит, что вас вылечили. Просто вы стали как все.
Он и не представлял себе настолько крут до того момента, как начал писать резюме…
Все женщины мечтают о ласковом и нежном любовнике. Hо, к сожалению, у ласковых и нежных мужчин уже есть любовники.
Упав в яму, не жалуйся на ее глубину:
ведь ты же сам старался, копая ее…
Идиотизм ситуации! Звонит бывший, который испоганил всю жизнь и жалуется на свои проблемы!!! А я его начинаю -УТЕШАТЬ!!!
Месяца полтора назад одна дама написала вежливое письмо, попросила позволения прислать свой роман.
Я не менее вежливо ответила, что не имею никакого отношения к журналам, издательствам и, к сожалению, не располагаю свободным временем.
Дама написала снова, была настойчива, но по-прежнему вежлива, упомянула, что в романе поднимаются вечные вопросы, в общем, просто прочтите и в двух словах выскажите своё мнение.
И я, слабая духом, сдалась.
Прочла.
Всё не смогла, не то здоровье.
Два дня промучилась написанием ответа, толсто намекала на свой далёкий от безупречного литературный вкус, вся изошлась на реверансы и поклоны, чтоб только не обидеть.
Не письмо, а гимн лицемерию, самой стыдно.
И огребла.
Дама, отбросив ненужную вежливость, легко перешла на «ты».
Короче говоря, разрешите представиться: глупая неблагодарная тварь с раздутым самомнением и ядовитой душонкой, злобная идиотка и выскочка-подпевала.Далее только цитаты. Так, навскидку. Там на каждой из 153 страниц россыпь.
«В пасти демонов». Роман.
Молчаливо стоял вековой бор. Андрей пробирался сквозь могучие кусты и деревья.
За его смятым лицом жила нетронутая детская душа.
Анета подошла к роялю и занесла над ним руки.
От страшного удара в спину Андрей упал навзничь, но сумел отползти к крыльцу.
Она взмахнула руками, как изящными белыми птицами.
В девичьем крике о помощи отчаяние не заглушило мелодичность.
- Убери свои грязные деньги! - сказала Анета. Отец послушался и убрал.
Платонов криво улыбнулся, обнажив жёлтые пропитые зубы.
- Какие у неё шелковистые ресницы, - подумал Андрей, трогая локон.
В пристройке заверещали свиньи.
Ярослава обвела руками своё пышное тело.
- Я вытащил тебя из грязи, а ты облил меня неблагодарностью. - сказал Платонов и поперхнулся.
- Я мечусь между долгом и любовью, между страстью и ужасом, что мне выбрать, подскажи, - прошептала Анета, свернувшись в клубочек.
Хенесси ударил в голову и в ноги, захотелось петь, признаваться в любви всему миру.
Француз быстро заговорил по-французски, холодно улыбаясь. Глаза его выдали.
- Что это? Стравинский? - спросил Андрей.
- Рахманинов, - засмеялась Анета. - Я сразу поняла, ты умеешь чувствовать музыку. Ты даже подпевал!
- Ах ты моя умница, - хохотнул Андрей.
Старые ворота с грустью заскрипели. За ними лежал двор, а за двором колодец.
Солнце осветило захолодевшее тело Платонова и снова ушло за облака.
- Почему мы не можем быть как все? - мучительно думал Андрей. Вокруг в запахе фиалок радостно шумела Ницца.
- Наш род очень древний. Но отец предал благородство крови предков.
Деньги шелестели, как шелестит осенней листвою октябрь, ветер задумчиво пошевеливал их.
Правое колесо съехало в кювет, машина запрыгала как игривый жеребёнок.
Ярослава резко оглянулась. На снегу виднелись две цепочки снегов - её собственные и чьи-то. Кто-то дышал в шею.
- Ты сможешь простить меня? - спросил отец, спрятав глаза под бровями.
Кровь была везде, повсюду, даже на стульях, даже на абажуре, её густой запах разъедал слизистую оболочку носа. - Здесь что-то случилось, - решил Влад.
Француз бросился бежать к парапету, но точный выстрел положил ему конец. Андрей повернулся к Анете и наконец ответил на её молчаливый вопрос: - Да, мы всегда будем счастливы. Всю жизнь. Всю вечность.
А Сергей Зверев, наверное, даже сморкается как-то по-особенному