Не понимаю, как у них получается.
Не иначе как телепатия.
Забежала к приятельнице, сидим пьём чай.
На кухню выдвигается хозяйский кот Фердинанд.
Садится на толстую задницу и молча смотрит.
Я, собственно говоря, только поздороваться. Хочешь погладить? Ну, погладь. Почеши. Вот тут не чёсано. Тут чеши. А кстати, вы чем заняты? Едите? Ешьте-ешьте, куда только в вас лезет. Не совестно обжираться, когда другие голодают? Нет, я не про Африку! Да, десять кило живого веса, и что?! Десять кило недоедания, боли и невыразимых мучений! Вспух от голода! Боже мой, чую, ветчина! Помру, захлебнувшись слюной, так и не попробовав. Кусочек! Крохотный! Посмотреть! Одним глазком! Издали! Понюхать! Чтоб было на том свете что вспомнить! Ещё! Ещё! И сыру! Куда рыбу прячете, сатрапы?! Ироды, навуходоносоры! Прокляну! Блаженство, блаженство! Отзынь, постылая, не до тебя! Уффф! Благодать! Услада сердца! Уфффф! Всё, что ли? Больше нету? А если найду? Быстро руки убрала, пока целы! Себя гладь! Да, когти! Предупреждал, не люблю фамильярности! Притомился я что-то. Пойду себе. Забудусь чутким сном. Чутким голодным сном. Очень чутким. Очень.
Пить горячий кофе и смотреть в потолок
Или сжечь все мосты уходя на восток?
Немощь хрупкой ладони сжать в железный кулак
И понять - не напрасно в бездну сделан был шаг.
Но кто был распят, тот не вернется с креста -
Я до сих пор помню миг, когда погибла душа!
И не страшно разбиться, не страшно упасть
С ледяной высоты, прямо в липкую грязь!
Вечность снова застынет протянув свою длань
И если смерть ей цена - я отдам эту дань…
Режет ветер глаза. В висках стук все сильней.
Клепсидра - это душа и жидкость кончилась в ней!
Нас пытались сломать загоняя в углы,
Мы рычали как волки нервно скаля клыки.
Прячась в сонных домах, запирая все двери
Вы смотрели, как нас терзают дикие звери,
Хороня свою совесть, испытав дикий страх.
Кто ответит теперь, почему было так?!
Смерть - это монстр и взглянув в ее пасть -
Ты не вздумай склониться, не вздумай упасть!
Мир стал на грань, где господствует хаос
И знает лишь небо, что от наз всех осталось.
Мне стыдно, что я существую в тот век,
Когда живы гиены и мертв сам Человек!
Зверей в других будить негоже,
Неясным видится итог.
Отнюдь не лев проснуться может,
А крыса или злой хорек.
«Пантера! Тигры!» - слышен крик гражданки.
Но это не приехал цирк - с других краёв зверьё!
Круша дома, сметая всё, прут по деревне танки,
Мотая как портянку на стволы исподнее бельё
В дыму блестят сверкая черные кресты,
КружАт огонь и ветер в дикой адской пляске.
В мольбе успев сложить щепОтью тонкие персты,
Лежит - не дышит мама с дочкой у коляски
А звери будто чуют кровь: свирЕпее и злей!
Окрасились багряно-красным цветом траки.
И мечутся с безумным взглядом в поисках людей
Забытые у конуры на привязи собаки.
И ползают с крестами на боку, да без Христа
По судьбам ломаным железные машины.
Была когда-то здесь деревня - жителей с пол-ста
Теперь остались лишь берёзы и рябины
Ну как же страшно, Бог ты мой! И как же хорошо,
Что фильм архивный резко прервала реклама!
Да, хрупок этот мир и риск Беды - большой!
Скажи … Войны не будет в нашем Крае, … Мама?!
Даже если заговор составляется иногда людьми умными, осуществляется он всегда кровожадным зверьем.