Последний день зимы смелей, чем день вначале,
На свой на зимний лад раскрасил нам виски.
Прошли вслепую мы сквозь снежные печали,
Блуждали наугад потемками тоски.
Застругами измен мы души надрывали,
Хоть верности своей клялись, как на крови,
Но попадали в плен случайных трали-вали
И выводил нас бог по наледям любви.
Как омуты глаза забытых нами женщин,
Чернели полыньи, сулили нам беду
И прогибался лед и в паутинках трещин
Бежали взад-вперед по душам и по льду.
И выбирались мы на незнакомый берег,
Крестясь и бормоча какие-то слова.
Последний день зимы нам так помог поверить -
На свете есть любовь, она еще жива.
Будь светел день любой, но если, не дай боже,
Разверзнется земля, падет завеса тьмы,
В заснеженных полях отыщет и поможет -
Нас всех спасет любовь в последний день зимы.
Жила-была на свете девочка-Сова,
Задумчивая, грустная, как осень.
Любила нежные красивые слова
И ночь любила. Ночь любила очень.
Семья, работа, дом - обычно так,
Всё буднично, размеренно, спокойно.
Уборка дома, а в душе бардак,
С проблемами справляется достойно.
И по утрам зевая и судьбу кляня,
Бредёт, стеная, в ванную неспешно.
А после вертится, везде и всюду свет даря,
Как белка в колесе опять, конечно!
Лишь ночью, чуть погаснет свет,
И звёздочки рассыплются повсюду,
В ней снова тихо просыпается поэт,
И снова мысли далеко отсюда.
И новый день, и бодро утро настаёт!
И город, пробуждаясь, оживает!
В окошке на четвёртом гаснет огонёк -
Там девочка поэт так засыпает.
Вот и осень подкралась ко мне незаметно и как-то по-тихому… Просочилась в мой дом, притворившись подружкой. И что же? Да всю ночь бормотала: «Ой, лихо мне, милая, лихо мне»… А наутро дождями уплакалась, прям до озноба, до дрожи.
Мне б её пожалеть, тёплым пледом укрыть, кофеёчку - да с пенкою. Стих на память прочесть, с ностальгийкой по первому прошлому… А что в спину мне камни швыряла, живьём - по асфальту коленками… Ну, чего вспоминать? Это прошлое… Ценник-то - грош ему.
Да, чего вспоминать… Обескровлены жилы привычным предательством. А мечты мои кто-то дослушал? Лишь ты только, медная… Ну, идём на сдружение, что ли? Да к чёрту ругательства! Я - на кухню. За водкой. Быстрее согреешься, бедная.
Вот, держи свой стакан! Ишь, уплакалась вся, на щеках слёзы-полосы! Кулачки за спиной… Что-то прячешь ты, всё-таки, милая? Как давно ты не пела мне песни своим полусорванным голосом! А пробоины в сердце? Ты знаешь, давно залечила я.
Город быстро уснул, притворившись усталым и ласковым мальчиком. Все обиды мои так легко уместились в прозрачном стакане! Задремала и Осень, свернувшись под пледом по-детски, калачиком, а ладошки разжались во сне, и выпал предательский камень.
Уходим от себя ноябрьскими дождями.
Признаний не любя, не тратимся словами.
Уходим от людей, обидевших случайно,
И праздник милых дней храним недолгой тайной.
Труднее сносим зло, участия не просим,
Невзгоды на чело морщинами наносим,
Вздыхаем ни о чем, веселье жадно ловим
И, стоя под дождем, грустим о добром слове.
Стираются следы разгулов неурочных.
Венчаются труды спокойствием непрочным.
Уходим от былых компаний бесшабашных,
От песен удалых, от горестей нестрашных.
Заводим барахло и нужные знакомства -
Но так же тяжело выносим вероломство,
И мучаем свой дом никчемными гостями,
Ну, а потом - бредем ноябрьскими дождями.
А праздник милых дней - он все же не случаен.
И мы своих друзей в автобусах встречаем,
И грустно вновь и вновь твердим себе неслышно,
Что давняя любовь так замуж и не вышла.
Но что теперь тянуть бинты на старых ранах?
Коль выпало тонуть, то в разных океанах.
И мы быстрей, быстрей уходим от былого
Дождями ноябрей - в нерадостное снова.
Прорытые временем
Лабиринты
Исчезли.
Пустыня
Осталась.
Немолчное сердце -
Источник желаний -
Иссякло.
Пустыня
Осталась.
Закатное марево
И поцелуи
Пропали.
Пустыня
Осталась.
Умолкло, заглохло,
Остыло, иссякло,
Исчезло.
Пустыня
Осталась.
Я глаза закрываю и вижу тебя.
Я не сплю, но отчетливо вижу сон.
Я тебя ненавижу, до дрожи любя!
Я молчу, но в ушах постоянный звон…
Я забыла как есть, но я не голодна.
Я дрожу в своем старом и теплом пальто.
Я звоню, а на проводе лишь тишина.
Я стучусь, только мне не откроет никто.
Я в чужие ворота играть не хочу,
Я играю на пару сама с собой.
И не нужно с вопросом бежать к врачу,
Когда так безответна твоя любовь.
Ах, я, точно тополь, рос и был неказист и прост,
Клонился от бурь и гроз, в ветрах шелестел.
Порою желтел, линял, но снова листву менял,
И ливень, омыв меня, на кроне моей блестел.
И образы чистых дум сквозь мой многолистный шум
Мне май напевал и цвел, лаская мой крепкий ствол.
Шли годы, дожди лились… И я все тянулся ввысь.
И, словно в тяжелом сне, мой мир открывался мне.
Пока я не встал над ним, он виделся мне цветным.
Он плыл и мерцал, как дым, имел аромат.
Но, глянув из высших сфер, узнал я, что мир мой сер,
Что он и не мир, а сквер, и беден его наряд.
Вдали, погружен во мрак, угрюмый зиял овраг.
За ним невысокий склон, на нем одинокий клен…
Затем наступал предел, мой взор уставал, слабел,
И образы мрачных дум все чаще мне шли на ум.
Я их, точно в ночь листву, швырял одиночеству.
И сыпалось прочь, сквозь тьму, смятенье мое.
И, словно тоска сама, протяжно звенела тьма,
И слышалась в ней зима, и все холода ее.
Должно быть, забавы для меня родила Земля
И, корни зажав в горсти, велела расти, расти…
И я, точно тополь, рос, высоко главу вознес,
А видел лишь мох, мох, мох…
И медленно сох, сох, сох…
Снег…
Как бесконечен снег,
Так неизбежно жизнь когда-то выгорит дотла.
Он
Засыплет теплою золой
И все святое волшебство растает в сумрачной ночи.
Зачем?
Зачем…
Зачем,
Мы так безбожно влюблены,
Сто солнц сгорят как желтые блины,
А снег идет и нет ему конца.
Он
Погасит желтые кружки
Заблудших одиноких фонарей и оборвутся цепи якорей…
Снег…
Как бесконечен снег,
Так неизбежно мы когда-то выгорим дотла…
Уже сугробы крыты коркой льда,
Уже погасла поздняя звезда и все бредут из ничего и в никуда.
Всё…
Снег…
Волга-река. И совсем по-домашнему; Истра-река.
Только что было поле с ромашками…
Быстро-то как!..
Радуют не журавли в небесах, а синицы в руках…
Быстро-то как!
Да за что ж это, Господи?!
Быстро-то как…
Только что вроде с судьбой расплатился, -
Снова в долгах!
Вечер в озябшую ночь превратился.
Быстро-то как…
Я озираюсь. Кого-то упрашиваю, как на торгах.
Молча подходит Это.
Нестрашное…
Быстро-то как…
Может быть, может быть, что-то успею я в самых последних строках!..
Быстро-то как!
Быстро-то как…
Быстро…
Я откачалась на трапеции,
к ночному небу прибитой звёздами,
оттанцевала на канате -
ах, так и надо, так и надо.
Всё это за мою гордыню мне:
неповторима я, неподражаема…
Теперь мне будет неповадно -
ах, так и надо, так и надо.
Я не завяла от отчаянья…
Канаты тоже бы, наверно, лопнули,
и мне тогда их не приладить,
чтоб так, как надо, так, как надо.
Пусть не разбилась я нечаянно -
всё, что мне выпало, сродни падению;
но не ищу я виноватых -
всё так, как надо, так, как надо.
Моя трапеция качается,
канаты тёплые там, где держала их.
Ах, я прошла по кругам ада…
Ну, неужели так и надо?
Так хочется порою погрустить,
И пить горячий кофе сидя в кресле.
Так хочется забыться и забыть…
И выбросить всё то, что не на месте.
Так хочется укрыться тишиной
И отпустить все мысли до рассвета.
Побыть немного лишь наедине с собой,
Как будто ничего на Свете больше нету.
И хочется не думать ни о чём,
Смотреть в окно - как дождь танцует в лужах,
Как по стеклу бежит вода ручьём…
Надеяться, что ты кому-то нужен.
Облетаю, облетаю, и моя надежда тает;
одуванчиком на ветру, от отчаяния я умру.
И по ветру полетят семена моей любви,
семена моих надежд, пёрышки моих утрат.
В чьи-то души упадут семена моей любви,
семена моих надежд сквозь утраты - прорастут.
Будет лето, будет нива. Жните хлеб и будьте живы.
Ничего, что я растаяла - в песнях вам себя оставила.
Умирает и трава, осень - время похорон,
осень - время горевать, но весна всегда права.
Будет без меня апрель небо в синьке полоскать,
что сама не допою - допоёт весной капель.
Облетела я, нага стою, сердцем в небо прорастаю…
А кому меня припомнить - ледяну воду надежды пить.
На яблоне сердце повисло мое -
осеннее мерзлое яблоко
сквозной червоточиной высверленное!..
Но может случиться немыслимое:
раскинется райская ярмарка
с продажею всякого яркого.
В лотках - плодородье бесчисленное.
Все яблоки - с детскими ямками!
И вдруг ты заметишь на ярмарке
мое - ни одной червоточины,
румянец, не тронутый порчею…
И гладишь рукою утонченной.
И нет - не отбросила прочь его,
но яблоко в радужных капельках
на ветке, увешанной листьями,
мое - выбираешь из прочего.
Но это же чудо немыслимое!
Окончилась райская ярмарка.
На яблоне сердце повисло мое -
осеннее мерзлое яблоко…
Холодно мне, холодно,
Помогите!
Перья голубиные наземь
Постелите!
Ворожила женщина черными бобами,
Ворошила женщина, память мою, память…
Бобы крестом - казенный дом,
Хлопоты пустые,
Сердце стынет по милому другу…
Жизнь тебе - пустыней!
Позолоти руку.
Семь бобов - вдов сон без снов,
Дальняя дорога к милой подруге…
Жизнь тебе - пустыней,
Позолоти руку!
Нагадала сто обид,
Горе, да разлуку,
И бобы в мешок.
И сложила на груди
В позолоте руку.
Что?!
Ещё?!
Холодно мне, холодно,
Помогите!
Перья голубиные наземь
Постелите!
Ни боли, ни досады,
Прощаться мне не надо,
Я - вот он весь!
Да, дело и не в этом,
Идем, по всем приметам,
В последний рейс.
Маяк кровавым глазом
Мигнул, забезобразил.
Завыл Норд-Вест.
Качаются постели,
Дешевый крест на теле
И Южный Крест.
Когда рукой усталой
Я струны у гитары
Перебирал,
Я понял - в жизни прошлой,
Поверь, что не нарочно,
Переиграл.
И счастье мое ветер
Унес и не заметил -
Как желтый лист.
Теперь без правил
Я сам собой играю
Под ветра свист.
Я по чужой подсказке
Уже не верю в сказки,
Что могут ждать.
Мечу в колоду страны,
Моря и океаны
И города.
Не спрятаться от боли
Во сне и в алкоголе -
С ней вечно жить.
А жизнь, как волны эти,
Как все на белом свете,
Бежит, бежит…