тишина воцарилась, все тихо сопят по постелям,
я с балкона смотрю на снующие редко машины…
всё, наконец-то закончился бешеный понедельник.
я курю сигарету и снова грущу без причины.
что-то снизу хрустит, видно снова погода на минус.
там, за лесною грядой разрастается зимний туман…
вслух гудят провода, параллельностью правильных линий,
и в зыбкой дымке, невидимы станут к рассвету дома.
тишина воцарилась, как будто затишье пред бурей,
так словно, что-то придумали силы небесные мне…
я курю на балконе, застыв неподвижной скульптурой,
вновь строю в рифму слова и дарю их ночной тишине…
Он снова шагает по старым кварталам,
несёт чепуху, наклоняется к окнам…
Такой же, как Город, -
из прошлого соткан,
такой же, как Осень, -
из медного сплава.
И люди ему улыбаются грустно, -
никчёмный старик в удивлённых калошах…
Трамвай остановится, будто нарочно,
вздохнёт и… помчится по старому руслу.
Мигнёт равнодушно пустой перекрёсток, -
здесь шелест надежд под ногами любимой…
Он видит себя, проходящего мимо,
а раньше казалось, что это непросто.
Берет тёмно-старый… - а может, корона?
В разбитых ладонях дюралевый посох…
Он смотрит на Город, достав папиросы, -
последний волшебник страны Оберона.
Ах, как далеко до возможного рая!
В глазах старика неподвижное время…
Он многим владел, ничего не имея,
и может идти,
никуда не шагая…
Поезд -налево, направо над рельсами бьёт синева,
Лентою синенькой с кантом листочков над насыпью,
Охрою ржавой стволов, жидким золотом брызнет в глаза,
И подстаканник под ложечкой звякнет на скатерти.
Убаюкал вагон, укачал, занавеска колышется в такт,
Воздух с каплей духов пролетает вуалью в фарватере.
Не могу больше! Господи, сделай, пожалуйста, так,
Чтобы поезд свалился бы с насыпи к чёртовой матери!
Ненавижу я город в глазницах больных и пустых,
В горлышках узких хлебающих пиво в пивнушках и барах,
Суету разговоров, до боли наивных, простых,
Сигаретного дыма завесу подъездов и арок.
Силикон женских губ и сердец, в каблучках спичек ног,
Глаз провалов у личек бесцветных и молний на платьицах.
Блеск машинок гламурных для девочек в давке дорог.
Бросить всё это к чёртовой бабушке с чёртовой матерью!
Бутербродом намазанный с запахом нефти асфальт,
Под ногами разбитого сердца кусают осколки,
Нет, Вавилона мне этого всё-таки жаль"пастораль",
Размышляю я в поезде, лёжа на узенькой полке.
я прикасаюсь к нереальности с тобой
и окунаюсь в небо с головой…
ты свет в ночИ моей единственной луны,
с её обратной, тыльной стороны…
я растворяюсь миллионами огней,
и разгоняю тысячи теней,
чтобы всегда, был виден свет моей луны
и с лицевой, … и с тыльной стороны…
Кто там над нами укутан мехами -
Сам режиссер? Или киномеханик?
Крутит над городом лунный проектор,
И до утра смотрит фильмы «про это».
Темные окна с морозным рисунком.
Небо бездонно, как женская сумка -
Кружит и вьюжит январскою манной
Над Якиманкой и Старой Басманной.
Дым сигареты горчит и слоится.
Истосковалась по свету столица.
Тонет под снегом кварталов эскадра
И постепенно уходит из кадра.
Белая смута и черное пьянство
Гнут фонарей столбовое дворянство,
И у виска этой варварской ночи
Бьется тревожный трамвайный звоночек.
он шествовал осенним сквером
в небе зажигался вечер,
а он, с надеждою и верой,
молча слушал бесконечность.
дневное солнце село в тучи,
на землю вылив вОды мира…
он дождь не видел, был живучим,
не спешил к себе в квартиру …
пусть, по лицу его хлестало,
как плёткой, струйками дождя,
но он не чувствуя усталость,
шёл погрузившийся в себя.
не знал он страхов и сомнений,
не жалко прошлого ни чуть…
он просто шёл без вдохновенья…
шёл просто так, …куда-нибудь…
гроза на лужах пузырилась,
Господь сегодня не спешил
сменить гнев праведный на милость
и громом бил изо всех сил…
а он, не замечая ветра,
глупых грозовых раскатов…
гулял по улице раздетым,
сквером шёл и шёл куда-то…
ему не важен день недели,
ни даже месяц, или год…
он шествовал вечерним сквером
лишь за мечтой своей вперёд…
бывал он бит судьбой игривой
для него ночь, как будто век…
гулял себе неторопливо…
немного грустный человек…
Ночь. Метро в режиме метронома
Млечный Путь на станции дробит.
Я когда-то счастлив был парному
Запаху обманчивых орбит,
Где кочует время по спирали:
Пропасть - перемирие - война…
Местные используют Граали
В качестве сосудов для вина.
Память по былому правит тризны,
Мечется, как маятник, во мне.
В голове - обрывки прошлых жизней:
Там я был сильнее и умней.
Леший знает, где меня носило -
Все бродяги в дебри влюблены.
Только не хватало этой силе
Самой сокровенной глубины.
Я спешил туда, где точно не был.
Я её отчаянно искал:
В суете подземки, в синем небе,
Всюду натыкаясь на оскал
Пустоты - удушливо-убогой,
Беспросветной, как медвежий сон…
Я однажды тоже стану Богом -
И не факт, что ласковым отцом.
Здесь поэты с логикой не дружат
И с оргазмом путают маразм.
Погребальный запах свежих стружек
Оказался книгам в самый раз.
Впереди - две трети жизни. Боже,
В чём сакральный смысл таких ночей?
Я пришёл никем сюда, но всё же Пощади - не дай уйти ни с чем.
- наверное, бессовестный повеса,
гуляет, на ночь глядя, в одиночку…-
/соседи из соседнего подъезда,
как раз, в окно выглядывали ночью/…
- ну, что ты, право, сразу про плохое?
быть может, человеку очень надо,
быть может, у него случилось горе,
идёт не глядя, к звукам звездопада…
а он всё слышит, но ему не важно,
да, пускай себе судачат, что хотят.
пусть в пресловутый брод не входят дважды…
может жить он, лишь отчаянно любя!
он и не помнит времени недели,
ведь ему, часы-минуты - нипочём…
…сегодня, они рядышком сидели…
они мыслями общались с ней, вдвоём.
приятные её прикосновенья…
касанье пальцев, как будто, невзначай…
два омута в глазах зовут в забвенье…
растворилась в невесомости печаль…
он словно в центре бешеного шквала,
где и мысли бесполезны, …и слова …
она… ОНА!!! его поцеловала!
до сих пор (!) … его кружИтся голова…
Это город крайностей, брызг и криков,
Бесконечной неоправданной суеты,
Бездорожья в центре, интриг и фриков,
Он фриволен к каждому, он на ты,
Он стирает грани любых порядков,
Не жалея пощечины и тычки,
Не умея тихо, спокойно, кратко,
Как пожары, тушит свои бычки.
Кофе, музыка в тойоте, счастье есть не на словах.. Осень? Здорово, я против. Дайте лето, лучше два. Я устала, мне бы в небо, мне бы выспаться чуть-чуть. Год почти решала ребус, только больше не хочу. Ветерок влетает в окна, солнце тает на виске. А в банановых волокнах жизнь висит на волоске. Проще репы, легче пуха суть счастливых мелочей: тихо, ровно, мягко, сухо, есть о чём и есть, зачем.
***
Кофе, книжка в телефоне, на парковке ждет ниссан. Осень жжет на общем фоне, виски - антидепрессант. Перевод на нужды фронта - ежедневен, как война: отрываю от ремонта, что затеяла жена. Дом-работа, сын на йоге, заберу, пополню счет, супермаркет по дороге, сигарета, и еще. Никаких во мне секретов, вроде не за что распять. Что-то быстро сигареты вдруг закончились опять. Завтра снова понедельник, счастье есть в параличе. Приходи, мой друг-бездельник, плачь на спущенном плече. Пой мне песен, жги беседой, накликай то дождь то снег. Завтра жду тебя к обеду: всё, конечно, будет Jack.
***
Кофе, платье, туфли, сумка, в сумке всякого добра. На столе маячит рюмка, что не мыта со вчера. Рядом пепельница в стиле то ли груша, то ли гриб. Одинокий перец чили в холодильнике погиб. Я иду к своей маршрутке, бодрым шагом, хороша. Я в начале промежутка, где раскроется душа. Я уже почти у цели, потерплю и всё пройдет. Люди. Птицы. Спаниэли. Остановка. Новый год.
***
Кофе, кофе - что за радость, лучше дайте молока. Мама где-то очень рядом, расстояние глотка. Только я её не вижу, и не чувствую опять. Просто я немного ниже, подрасту - пойду искать.
Мой город ночью как южный парень - красив, упрям, безупречен, смугл. И запах специй… тимьян и карри. Деревья, улицы, чёрный луг. Дома из бревен и окна-лица, дворовый пес [где-то лет восьми]. И я. В автобусе - как в теплице - уже вспотевшая до кости.
Мой город ночью как автострада - огни, дороги, моторный рёв. И надпись красной губной помадой: «Любовь закончилась. Вот и всё». Ухабы, дыры, асфальт покоцан. У «РИО» шумный цветастый гул.
Водитель курит, смотря на звезды, не отпуская горячий руль.
Над головою огрызок-месяц и бесконечная темнота. Я забираюсь поглубже в кресло, мечтая дома обнять кота. Мой город ночью как фильм Аугуста, но где автобус на Лиссабон?
Я - словно в книге Марселя Пруста, живу и думаю не о том. И в горле ком, на душе - тревога, колени ближе прижав к груди, прошу совет у весны и Бога, уже не зная, куда идти.
Жив город еще металлургов!
Солдатов стоят там ряды.
По братски, касаясь друг друга,
На страже природной среды.
Холеные их гренадерки
Скрывает в дыму небосвод
Так жаль, что погибло их столько,
Чтоб в воздухе был кислород.
Барабанящий по стёклам,
Ворон - Дождь,
Что ты хочешь
И каких ты крошек ждёшь?
Что мне скажешь,
Если я тебя впущу?
У камина греться сядешь…
Угощу.
Нежность,
Радость
И спокойствие тепла …
Угощайся.
Я давно
Тебя ждала
размеренно колышется берёза,
ветер ей расчёсывает кудри,
летают мимо птицы-виртуозы,
движутся машины, ходят люди.
соседка-ель скрипит спиной устало,
ей что-то видимо, не по нутру,
уж лета нет, а осень не настала,
давно не слышно птичью детвору.
по вечерам расплывчатые тени
рисуют на асфальте фонари,
и снова я у чувств у своих пленник,
с бессонницей до утренней зари…
депрессия опять ко мне подкралась,
и надо мной повисла, как плита,
противная, моральная усталость
и снова окружает пустота…
бреду бесцельно городской аллеей
наугад, с закрытыми глазами…
сто раз, то медленнее, то быстрее
я её промеряю шагами…
Питер
Денис Богатов
Гуляю. Питер. Лёгкая прохлада.
Соблазн всерьёз поддаться куражу.
И я свободно воздухом дышу.
Моя обитель. Большего не надо.
Балдею. Питер. Невский под ногами.
Гремит брусчатка, радуя каблук…
И этот ровный, планомерный стук…
И я, любитель говорить стихами…
Всё это будто нашептал на ухо
Всесильный кто-то спящему Петру.
И он проснулся с мыслью поутру,
Что будет шведское болото сухо.
Copyright: Денис Богатов, 2015