Я поняла, совсем ты зла мне не хотел …
Ты даже был предельно честен где-то…
Ты просто оказался из числа таких людей…
Людей всегда не выходящих из бюджета…
Я не в укор, ты и такой мне бесконечно дорог…
Хорош ли, нет ли - это всё напрасный вздор…
Любить так уж любить - без всяких отговорок…
И пусть мне это будет последний приговор…
Сама себя спасу - другой спасти не сможет…
А ты забудь меня и с памяти своей сотри…
Была - и нет, и ничего уже не будет больше…
И раны, что болят - потом затянутся внутри…
Как будто сильный ветер книгу памяти листает…
И не сочти виной, что в жизнь твою вторгалась…
И не печалься больше - знаешь всё бывает…
И не сочувствуй - я любила, а не торговалась…
Надо верными оставаться, до могилы любовь неся, Надо вовремя расставаться, если верными быть нельзя. Пусть во век такого не будет, но кто знает, что суждено? Так не будет, но все мы люди… Всё равно- запомни одно: Я не буду тобою брошена, Лгать не станешьмне, как врагу. Мы расстанемся как положено,-Я сама тебе помогу.
В ЛЕСУ
Осенний пожар полыхает в лесу,
плывут паутин волоконца,
тяжелые капли дрожат на весу,
и в каждой по целому солнцу.
Какой нерушимый сегодня покой,
как тихо планируют листья…
Хочу вороха их потрогать рукой,
как шкурку потрогала б лисью.
Как много их - рыжих, лиловых почти,
коричневых и золотистых.
Слетают на плечи, лежат на пути,
трепещут на кронах сквозистых.
Торжественной бронзой покрыты дубы,
горят фонари-мухоморы…
Я нынче с рассвета пошла по грибы,
бродить по глухим косогорам.
Брожу -
и нет-нет
да присяду на ствол,
к осенней прислушаюсь речи.
Почудилось - кто-то по лесу прошел.
Не ты ли прошел недалече?
Брожу -
и нет-нет
да тебя позову,
молчанье лесное развею.
Мне эхо ответит, лукавя: ау…
А я вот возьму и поверю!
И чего мы тревожимся, плачем и спорим,
о любимых грустим до того, что невмочь.
Большеглазые добрые звезды над морем,
шелковистая гладь упирается в ночь.
Спят прогретые за день сутулые скалы,
спит распластанный берег, безлюден и тих.
Если ты тишины и покоя искала,
вот они! Только нет, ты искала не их.
Спят деревья, мои бессловесные братья.
Их зеленые руки нежны и легки.
До чего мне сейчас не хватает пожатья
человеческой, сильной, горячей руки!
Ну что же, можешь покинуть,
можешь со мной расстаться, -
из моего богатства
ничего другой не отдастся.
Не в твоей это власти,
как было, так все и будет.
От моего злосчастья
счастья ей не прибудет.
Ни любви ей,
ни ласки
не добавится ни крупицы!
Не удастся тебе,
не удастся
душой моей откупиться.
Напрасно стараться будешь:
нет любви - не добудешь,
есть любовь - не забудешь,
только счастье загубишь.
Рыжей глиной засыплешь,
за упокой выпьешь…
Домой воротишься - пусто,
из дому выйдешь - пусто,
в сердце заглянешь - пусто,
на веки веков - пусто.
РАСКАЯНИЕ
Я не люблю себя такой,
не нравлюсь я себе, не нравлюсь!
Я потеряла свой покой,
с обидою никак не справлюсь.
Я не плыву, - иду ко дну,
на три шага вперед не вижу,
себя виню, тебя кляну,
бунтую, плачу, ненавижу…
Опамятуйся, просветлей,
душа! Вернись, былое зренье!
Земля, пошли мне исцеленье,
влей в темное мое смятенье
спокойствие твоих полей!
Дни белизны… чистейший свет…
живые искры снежной пыли…
«Не говори с тоской - их нет,
но с благодарностию - были».1
Все было - пар над полыньей,
молчанье мельницы пустынной,
пересеченные лыжней
поляны ровности простынной,
и бора запах смоляной,
и как в песцовых шубах сучья,
и наводненное луной
полночной горницы беззвучье…
У всех бывает тяжкий час,
на злые мелочи разъятый.
Прости меня на этот раз,
и на другой, и на десятый, -
ты мне такое счастье дал,
его не вычтешь и не сложишь,
и сколько б ты ни отнимал,
ты ничего отнять не сможешь.
Не слушай, что я говорю,
ревнуя, мучаясь, горюя…
Благодарю! Благодарю!
Вовек
не отблагодарю я!
Я стою у открытой двери,
я прощаюсь, я ухожу.
Ни во что уже не поверю, -
все равно
напиши,
прошу!
Чтоб не мучиться поздней жалостью,
от которой спасенья нет,
напиши мне письмо, пожалуйста,
вперед на тысячу лет.
Не на будущее,
так за прошлое,
за упокой души,
напиши обо мне хорошее.
Я уже умерла. Напиши!
Ты не горюй обо мне, не тужи, -
тебе, а не мне
доживать во лжи,
мне-то никто не прикажет:
- Молчи!
Улыбайся!-
когда xоть криком кричи.
Не надо мне до скончанья лет
думать - да,
говорить - нет.
Я-то живу, ничего не тая,
как на ладони вся боль моя,
как на ладони вся жизнь моя,
какая ни есть -
вот она я!
Мне тяжело…
тебе тяжелей…
Ты не меня, - ты себя
пожалей.
И только ночью боль порой разбудит,
как в сердце - нож…
Подушку закушу
и плачу, плачу,
ничего не будет!
А я живу, хожу, смеюсь, дышу…
Ни о чем не печалюсь,
ничего мне не надо, -
вот с тобой повстречались,
вот идем с тобой рядом.
Два часа пополудни,
туч размытые перья…
Если скажут, что будни,
ни за что не поверю!
В лужах белые тучи,
крыши в мокрой полуде…
Что придумаешь лучше!
Просто счастливы люди!
Все было до меня: десятилетья
того, что счастьем называем мы.
Цвели деревья,
вырастали дети,
чередовались степи и холмы,
за ветровым стеклом рождались зори
очередного праздничного дня, -
был ветер,
берег,
дуб у лукоморья,
пир у друзей, -
все это без меня.
Моря и реки шли тебе навстречу,
ручной жар-птицей
в руки жизнь плыла…
А я плутала далеко-далече,
а я тогда и ни к чему была.
Ты без меня сквозь годы пробивался,
запутывался и сплеча рубил,
старался, добивался, любовался,
отпировал, отплакал, отлюбил…
Ты отдал все, что мог, любимой ради,
а я? -
всего глоток воды на дне,
сто скудных грамм в блокадном Ленинграде.
Завидуйте,
все любящие,
мне!
Счастливо и необъяснимо
Происходящее со мной:
Не радость, нет, - я не любима, -
И не весна тому виной.
Мир непригляден, бесприютен,
Побеги спят, и корни спят.
А я не сплю, и день мой труден,
И взгляд мне горести слепят…
Я говорю с тобой стихами,
Остановиться не могу,
Они как слёзы, как дыханье,
И, значит, я ни в чём не лгу…
Всё, что стихами, - только правда,
Стихи как ветер, как прибой,
Стихи - высокая награда
За всё, что отнято тобой…
У каждого бывают слабости минуты,
такого разочарованья час,
когда душа в нас леденеет будто,
и память счастья покидает нас.
Напрасно разум громко и толково
Твердит нам список радостей земных:
мы помним их, мы верить в них готовы -
и все-таки не можем верить в них.
Обычно все проходит без леченья,
Помучит боль - и станет убывать.
А убивает - в виде исключенья,
о чем не стоит все-же забывать.
Гонит ветер туч лохматых клочья,
Снова наступили холода.
И опять мы расстаемся молча,
Так, как расстаются навсегда.
Ты стоишь, и не глядишь вдогонку.
Я перехожу через мосток…
Ты жесток жестокостью ребенка-
От непонимания жесток.
Может, на день, может, на год целый
Эта боль мне жизнь укоротит.
Если б знал ты подлинную цену
Всех твоих молчаний и обид!
Ты бы позабыл про все другое,
ты схватил бы на руки меня,
поднял бы и вынес бы из горя
как людей выносят из огня!
Сто часов счастья…
Разве этого мало?
Я его, как песок золотой,
намывала,
собирала любовно, неутомимо,
по крупице, по капле,
по искре, по блестке,
создавала его из тумана и дыма,
принимала в подарок
от каждой звезды и березки…
Сколько дней проводила
за счастьем в погоне
на продрогшем перроне,
в гремящем вагоне,
в час отлета его настигала
на аэродроме,
обнимала его, согревала
в нетопленном доме.
Ворожила над ним, колдовала…
Случалось, бывало,
что из горького горя
я счастье свое добывала.
Это зря говорится,
что надо счастливой родиться.
Нужно только, чтоб сердце
не стыдилось над счастьем трудиться,
чтобы не было сердце
лениво, спесиво,
чтоб за малую малость
оно говорило «спасибо».
Сто часов счастья,
чистейшего, без обмана.
Сто часов счастья!
Разве этого мало?