От раскрывшихся в косметичке перспектив девочка счастливо и тихо заскулила. В полный голос скулить было глупо, родительница бы услышала и захлопнула перспективы. Как мать и как женщина, она человек хороший, только жадный до косметики. Даже непонятно, с чего. Помаду мы уже год как не едим. Иногда только сорвёт башню, нападёт странная необузданность, тогда конечно, прощай тюбик.
Ляля пренебрегла зеркальцем, работала на ощупь, руководствуясь лишь творческой интуицией и несколько льстивыми представлениями о размерах своих губ, глаз и щёк.
Для оформления нижней части лица художник применила технику широкого мазка. Её живописной манере оказались присущи обобщенный контурный рисунок, условная упрощенность символов и яркая звучность отдельных цветовых пятен.
Светлые и прозрачные пейзажи правой щеки, динамичные бытовые сцены левой как бы воспели чувственную красоту и радость жизни. Композиция дышала поэтикой, игрой линейных ритмов и тонким колоритом цыганской свадьбы. Три широких чёрных полосы через лоб, по числу пойманных канализационных люков, как бы воспели вечное стремление души ввысь, к свету, к святым угодникам Илье и Николаю или кто там у них производит косметические наборы Bourjouis.
Глаза автор оформила с дерзким вызовом, слив в один компот аллюзии раннего Гогена, гротескный кич Лотрека и базовый принцип модернизма «Много туши не бывает!» - Какая странная тишина! - вдруг насторожилась Незабудкина. И посмотрела, чтоб убедиться. А на заднем сиденье уже сидело всё, что думает Ляля о французской живописи начала прошлого века.
Поражённая красотой и чувственной мощью мирового импрессионизма, расцветшего там, где у других детей обычно видна голова, Незабудкина исполнила тройной ритбергер. Прямо за рулём. Окружающие водители приветствовали фигуру весёлыми криками «Идиота обрубок», «Выбрось свои права» и «Куда прёшь, обезьяна вислоухая!».
Конечно, Ляле не следовало в таком виде показываться матери. Это была девичья беспечность. Мать тоже женщина, ей завидно. Надо было выскакивать из машины и бежать к людям, навстречу восторгам других человеков, понимающих высокий мейк-ап.
В мире известны семьсот видов женских слёз. И нa всё это великолепие мужчинa реaгирует единственной фрaзой «Ну чё ты, Кaть».
Мы никогда не говорили «У котика заболи, у Ляли перестань». Нам жаль котов, мы применяли Бена Ладена. Ему полезно для кармы, думали мы. Синяк на колене, уколотый палец, подбитый глаз - террорист мучался и всё списывал на нездоровую обстановку. Когда жизнь вконец обрыдла, он надерзил вспыльчивому пентагону, и сами знаете чем кончилось.
Нам его не хватало. Он вновь родился мирным крокодилом, а наша-то молодость длится. Хороших негодяев сейчас не достать, пришлось обращаться в лес, к волку. Странная жизнь началась у серого. Вокруг кусты, природа, а он то в холодильник врежется, то утюгом обожжётся. Вот так, за чужой счёт, я прослыл анестезиологом, утешителем, приличным отцом и человеком. Но однажды, в тихий февральский вечер возникла Лялина мать и ну отчитывать. Ей звонили из школы, где все выучили таблицу умножения, и только мы её позорим.
Как с помощью волков учить математику я не знаю. Домашняя магия советует ворваться и орать про рыбку и пруд, пока таблица сама не осядет в затылочных долях. Я иду в детскую. Воображаемый чёрный плащ развивается зловеще. И конечно, Ляля там бездельничает. Сидит криво, рисует в компьютере жёлто-синюю мазню. Цвета как в колумбийских трущобах. Жуткая безвкусица. Главное, никакой связи с «трижды семь». Как отец и педагог я обязан был наорать всё, что мне рассказали.
Накричал о роли образования. Про Нильса с гусем, Незнайку и Буратино. И обратные примеры, Билл Гейтс, дед Мороз, Шарлиз Терон.
- Сколько сил в тебя вложено! - говорил я. - Одних пакетиков риса - миллион! А в ответ сплошная бездуховность!
Ляля слушала, кося глазом в монитор. А там, оказалось, вовсе не мазня. Морской пейзаж, солнце, рыбы, в небе лебедь вдохновенный. И в трёх углах написано «ПАПА». Курсор при этом елозит, закрашивая того из пап, который внизу слева. Мышь в её руке осталась и вся наша дружба тонет в океане. И сразу такой февраль во всём организме, будто волк в лесу приговаривает:
- «У волка отогрей, у Славы заморозь».
Закончилось хорошо. Мы уже множим что угодно в пределах «пятью-пять». Того и гляди, овладеем шестёркой. Восстановили открытку, там чудесные цвета. Располагающий жёлтый, искренний синий, ипрессионисткая лёгкость и ясные световые впечатления, не обеменённые двусмысленной ритмикой полутонов. Называется «Лето». И, кстати, Буратино был добрый, а Шарлиз Терон так мне и не позвонила.
Они пришли сражать принцев своим чудесным характером. Теперь вы знаете, как вымерли принцы.
Жалко женщин. Они нужное и полезное устройство. Особенно, когда наорутся и проплачутся.
Я читала, если пьешь красное вино, радионуклиды погибают. Очень страшной показалась минувшая ночь моим радионуклидам.
Когда герой в драке изящно вращает ногами, это модно и современно, молодёжи нравится. Поэтому в кино вставили побоище. Из тех же соображений вписали фею. Помреж Галя в платье с крылышками стрекозы такая лапа, что скрывать нельзя. Если не понимаете зачем в триллере фея, то даже не знаю чем вам помочь. Возвращаемся к мордобою.
В сценарии было написано: «Убийца пробирается к выходу, расшвыривая оперативников». В переводе на язык жестов, яростный Безруков бежит по столам и люстрам, менты его таранят, но он как белокурое торнадо разбрасывает всех с чудовищной ловкостью.
Реализовать невысказанное упросили каскадёров из Казахстана. Всемирные звёзды, специалисты по Кун-До. Руководит ими великий Игорь Цай. Благодаря им множестово экранных негодяев огребли стремительными кедами по морде. Игорь лично прислал нам видео с планом баталии.
Там всё волшебно. Цай изображал Безрукова, ловил чашки и стрелы, фехтовал огнетушителем и табуреткой. Одного врага ударил ложкой, согнул черенок, поддел за щёку другого, этой же ложкой, - и бросил через спину. Очень достоверно. Всё как в жизни. Мой папа однажды плоской отвёрткой так же выгнал на мороз целый подъезд мужчин. Потом расскажу.
И вот, смертоносные казахи приехали. Им дали роль оперативников. Актёрская задача - ходить по ресторану, встречать Новый год. Они как настоящие, танцевали, обнимали женщин, не выходя за рамки устава караульной службы. И уже приготовились получить кренделей из талантливых рук Безрукова, как вдруг режиссёр Дима спрашивает, а почему это у нас все менты - казахи? Диме объясняют терпеливо: Цай там живёт, это его домашние драчуны, выращены в неволе. Он их с руки, по зёрнышку
Но Дима упрямый, говорит, мы же в Питере! Ему отвечают - да, такой интересный феномен. В американских фильмах чудеса похлеще бывают. Например, негр-кардиохирург. Или еврей-дальнобойщик. А жена дальнобойщика тоже еврей и при этом фермер. А у нас менты такие, с изюминкой. Надо смириться. Тут Дима говорит разумные слова: вот представьте, неистовый Безруков бегает везде, но бьёт только казахов. Причём огнетушителем, ногой и, прости господи, гнутой ложкой. Он что, нацист?
Делать пластические операции было некогда. Всё-таки, их восемь, а снять нужно к утру. Дима хотел применить огнетушитель и ложку против съёмочной группы, чисто для разрядки, еле отговорили. Сказали, не-не-не, мы наденем карнавальные маски. Новый год же. Не надо расстраиваться. И волшебная девочка Надя побежала в лес по маски.
Её никто никогда не видел. Она всё время за чем-то убежамши. Но кино держится на ней. Надя может ночью, в тайге, со связанными руками достать из холода весьма сложные предметы. Её не смущают такие капризы, как «сухой хризалидокарпус, немедлено», или «семьдесят рослых арабов в национальной одежде». Если просить атомную бомбу, опытная Надя уточнит желаемую мощность и нужна ли к бомбе ракета. Удивительно, почему не сообразили заказать ей наш фильм в уже отснятом виде. Она нашла бы. Так вот, душной июльской ночью Надя достала из вакуума целый ворох новогодних масок. Зайчики, лисички, белочки.
Каскадёры сразу стали похожи на людей. Незаметно гуляли в толпе, в чине от сержанта и выше, мужественные, обученные рукопашному бою. Зритель легко отличал их среди гостей по ушкам и смешным носикам. Всё шло хорошо, как вдруг Безруков, строго по сценарию, принимается колотить этих белочек и ёжиков. Лупит осатанело, ногами, огнетушителем и проклятой ложкой. Зайчики падают, ни в коем случае на роняя масок. И конечно, выглядит это не так подозрительно, как если бы он бил только казахов. Ну подумаешь, ненавидит человек Новый год, может в детстве какая психотравма случилась. Если сцена драки не покажется вам странной, значит и вас дед Мороз когда-то недолюбил.
Всё. Больше ничего не скажу. Страдайте от любопытства. Трейлер можете посмотреть.
Перед сном у нас весёлая игра «вскипяти отца». Дети обещают спать, а сами ржут, ловят кота, топчут подушки, ревут и ябедничают. Довольно энергично засыпают. Думал связать их канатом. Хлороформ и водка тоже эффективны, но дискредитируют меня как педагога. Я сулю им казни египетские, требую убрать ноги с подушки сестры, а вторые ноги пусть прекратят плеваться, иначе пойдут спать на балкон.
Про балкон они говорят - прекрасно, - ремень считают мифическим чудовищем, а меня самого - шумным кухонным комбайном. Они спрашивают, разве я не рад, что ноябрьскими вечерами у нас так весело.
Жизнь и правда, хороша. Даже будильник (6:40) не в силах её изгадить.
- Я порхаю как карибля! - говорит Ляля, прыгая по матрасу с пером в голове.
Но тут, какой-то мальчик подарил Маше розу. В присутствии подруг. Так Маша обнаружила, что женщины во вселенной не одиноки. Раньше сомневалась насчёт инопланетян, но теперь удостоверилась. Их шесть штук, прямо среди нас, в родном классе. Занятные такие.
Потом другой мальчик сказал при мне «До свидания, Маша!». Дерзкий нахал. На голове признаки контакта с расчёской, впрочем. Довольно свежие, не больше месяца. По меркам шестого класса настоящий пижон. Маша его вздоха не заметила. Ей интересен третий негодяй, который смешно чего-то там на физкультуре. По мне, уж лучше второй, который «до свидания». Повелитель расчёски. Или первый, садовод. Но моё знание жизни никому не интересно. У девочек свои виды. Им подавай ироничных подлецов -- немытых, пьяных и несчастных.
Расскажу вам про Костю, спортивного мерзавца. Он учился на фехтовальщика и однажды заколол целый турнир. Покромсал к чертям ради тоненькой саблистки Ани. Но в финале против Кости вышел адский Дартаньян, гуру прыжка и укола. Всё на своём пути демон превращал в дуршлаг. Препятствие не успевало ойкнуть. Он делал тысячу инъекций в минуту. Даже по меркам Зингера это круто.
Костя смотрел в сторону Ани такими персидскими глазами, что дядя тренер, бессердечный садист и заслуженный живодёр -- сжалился. Он принёс Косте Большую Зелёную Пилюлю.
- Когда выпьешь, посмотри на лампу, - сказал наставник, - ламп станет четыре. Надо усилием воли собрать их в одну. Если не получится, всё бросай, беги в лес и сиди, прячься. Потом тебе захочется орать. Так вот сдохни, но молчи. Или подойди ко мне, я тебя накормил, я тебя и убью.
Костя принял зелье. Ничего не изменилось. Вообще. Препарат оказался наглым враньём. Юноша попросил добавки.
- Посмотри на лампу - напомнил тренер неожиданно густым басом и голос его многократно отразился от стен. Ламп оказалось четыре, как и обещала советская фармакология, победительница многих олимпиад. Сходиться светильники не хотели.
«Да здравствует Аня!» - подумал Костя. И мучительно склеил люстру.
Бились словно на дне океана, всё было синее и вялое. Тягучий Дартаньян чуть шевелил шпагой. Костя видел его уловки, но не успевал из-за сопротивления воды. Противники дырявили друг друга. Их ярости хватило бы на мушкетёрский роман, где сто человек упали, пронзённые. В конце был сумасшедший выпад, полёт, Костя достал врага, и чуть не лопнул от эмоций.
Интересно, кстати, почему нельзя орать. Может, пилюля открывает Ля второй октавы и писк отравленного фехтовальщика взрывает стёкла - нам уже не узнать. Костя выразил чувства в зубовном скрежете. Его Аня уходила вдаль. В обнимку с незнакомым пролетарием. Чуть не с гребцом, прости господи.
Назавтра Костя пришёл к ней под балкон. Жизнь была кончена. Хотелось просто посмотреть, напоследок. Тёмные окна не уняли боль. Костя придумал побить двух пионэров, возвращавшихся с дискотеки. Их вскрики и приятный звук оплеух могли заинтриговать девушку. И пусть её не было дома, не пропадать же вечеру.
В годы моей юности (ранний палеозой) дискотеки закрывали по звонку. За авангардом шли основные пионэры, довольно крупное стадо. Все они охотно нахлобучили Костю. Ему нечасто удавалось провести время так насыщенно.
Аня его не полюбила. Ни в тот вечер, ни потом. Но путь был верный. Костя отверг нездоровый героизм, стал профессором-искусствоведом, смешным и несчастным. Теперь всех женщин зовёт лапочками, ибо не помнит кто есть кто. Подлец.
Возвращаемся к Маше. Вчера она украсила десктоп розой, отказалась от бутербродов и ушла спать, даже не пнув на прощание сестру, чем встревожила всех. Того и гляди, запоёт перед зеркалом в расчёску. Тут и детство кончится.
Любой мужчина мечтает напиться, сесть не в тот самолёт и чтоб наутро
Барбара Брыльска гладила его пальцем по щеке.
И ещё мне сказали: будет ужин, всё домашнее, поросёнок с яблоком во рту,
огурчики, пирожки с черникой.
Поэтому я пошёл в баню.
Баня маленькая, двухместная, мне выпало мыться с Колей. Гости смотрели
нам вслед с пониманием. Все были в курсе, Коля родился и вырос в мартеновской печи. При виде тазиков он дуреет. В нём просыпается
огненный монстр, демон веника и пара. А я ж не знал. Я шёл просто мыться
и говорить о женской вредности.
Он надел шапку, перчатки. По глазам было видно, надел бы и валенки, не было. Сказал, надо поддать. Поддавал, пока не взорвался градусник.
- Ну вот, теперь хорошо, - обрадовался Коля.
Меж тем, в парилке настало ядерное лето, всё вокруг сделалось лиловым и малиновым как на Венере в середине августа.
На всякий случай я показал Коле жестами, какой я несчастный. Как бы намекнул что сдаюсь и готов уже перейти к пьянству, самолёту и Барбаре
Брыльской.
Коля сказал, сейчас мы восстановим мне оптимизм. С трогательной заботой
к моим неурядицам он взмахнул веником каким-то самурайским способом.
Примерно на втором ударе из меня выбежали все микробы, в том числе
полезные. Тогда же открылась разница между баней и процессом распада
ядра. И ещё я понял, кого из гостей планировали подать на стол с яблоком
во рту.
На третьем ударе я отрёкся от гелиоцентрческой модели мира в пользу
плоской земли, плывущей на черепахе. Всё, говорю, Коля, никто нигде уже
не вертится, только не надо больше вот этого.
В ответ Коля показал как делают «припарки». Ну, которые мёртвым ни к чему. Конечно, ни к чему. Кому ж надо чтоб мёртвые бегали по бане,
жалуясь на ожоги.
Потом, когда я всё-таки выжил и ел пирожки с черникой, складывая их в столбики по три, и все гости казались мне одной сплошной Барбарой
Брыльской, Коля рассказал Очень Короткую Историю.
- Однажды я мылся со сталеварами. Думал, сдохну. Было очень жарко,
ужасно. Этих мужиков в деревне называли «сталевары». Они вообще
беспредельщики. Один выбежал с тазиком под дождь, его ударила молния, он ничего, дальше мыться пошёл.
Так сказал Коля и тревожно посмотрел на закат.
Её утренняя грация сильно превалирует над координацией. Она роняет еду, в том числе на меня. Я считаю, это настоящее доверие.
Не в силах проснуться, она путается в одежде, моет кофием плиту и ищет смысл в картинах, которые по ночам транслирует её стремительный мозг. В общем, ангел.