Всяк по своей гуляет дороге -
В поле, по лесу ли.
Песенка эта моя не о Боге
И не о Кесаре.
Солнце с Луной не менялись местами,
Ночами не сделались дни,
Но как же послушно стали глистами
Бывшие братья мои!
В зоне закрытой, Богом забытой
Нас согревал и вел
Наш доморощенный битый-побитый,
Но, все-таки, рок-н-ролл.
И что бы в те годы ни приключилось,
Этот огонь был жив.
Мы не любили несправедливость,
Мы не терпели лжи.
Что раскололось - не склеить по крохам
Наперекор судьбе.
Что же, прощай, золотая эпоха,
Whole lotta love тебе.
Быстро под горку катит дорога,
Каждый найдет своих.
Царское - Кесарю, богово - Богу,
Всем прочим - по вере их.
А кстати, почему яблоко - Адамово? Вообще говоря, инициатива целиком исходила от Евы. Адам всего лишь проявил слабость. Это Евино яблоко! А кадык назвали таким образом, видимо, потому, что Евино яблоко встало Адаму поперек горла?
Не маячит надежда мне,
То мелькнет, то куда-то денется.
И в загадочной этой стране
Ничего никогда не изменится.
И от этого даже легко
Опосля, как пропустишь стопочку.
Референдум прошел под пивко -
Панихиды пройдут под водочку.
И причины искать не надо:
Просто любят бараны стадо,
Ну, а то, что в стаде их режут,
Так ведь это не всех, так ведь это все реже.
И по кругу пойдет дорога
Им, баранам, не нужно много
Забрасают в загон питание,
Вот и все проблемы бараньи.
Чтоб решать проблемы бараньи,
Существует голосование.
Все по карточкам, все законно,
Все, конечно, внутри загона.
А зачем баранам наружу?
Там ведь ум не бараний нужен,
Там ночами от страха жарко -
Там пастух и его овчарка.
Пастухи без особых хлопот
Над баранами ставят опыт.
Не спросившись про их желанья,
Ставят опыт на выживание.
Вечерами за шашлыками
Громко цокают языками,
Удивляясь на стадо с кручи:
Ох, живучи, ну и живучи.
Между раем, землей и адом.
Между раем, землей и адом
Нет лазеек - сомненья прочь.
Правит ночь Гефсиманским садом,
Беспробудная, злая ночь.
Ночь усталым сомкнула вежды,
Тишиной напоила сад,
И соратники безмятежны,
И сподвижники крепко спят.
По челу разлита усталость -
Не услышат не помянут…
А Ему до беды осталось,
Может, пять с небольшим минут.
Он недвижен. Он ловит звуки.
На мгновенья разбиты дни:
Вот Пилат умывает руки,
Вот толпа, что кричит: «Распни!»,
И Голгофа, и та осина,
Где Иуда прервет свой род…
До чего же невыносимо
Видеть ход вещей наперед!
Бесполезно учить чему-то -
Все уйдет, как вода в песок.
Бесполезно считать минуты -
Все исполнится точно в срок,
Все исполнится неизбежно:
Взят. К злодеям причтен. Распят.
А соратники безмятежны!
А сподвижники сладко спят!
И пока в тишине звенящей
Был слышен доспехов звон,
Все слова о какой-то чаше
Повторял беспрестанно Он.
Только нет в небесах ответа,
Ни движенья, ни звука нет.
Лишь мгновенья бегут, и это
Было принято как ответ.
У пророка одна дорога.
Суд над нею - лишь Высший Суд.
И осталось ему немного -
Слава Богу, - уже идут.
Я смысл этой жизни вижу в том,
Чтоб не жалея ни души, ни тела,
Идти вперед, любить и делать дело,
Себя не оставляя на потом.
Движенья постигая красоту,
Окольного пути не выбирая,
Наметив в самый край, пройти по краю,
Переступив заветную черту.
Не ждать конца, в часы уставив взгляд,
Тогда и на краю свободно дышишь.
И пули, что найдет тебя
Ты не услышишь,
А остальные мимо пролетят.
В полночной темноте увидеть свет,
И выйдти к свету, как выходят к цели.
Все виражи минуя на пределе
При этом веря, что предела нет.
Не презирать, не спорить, а простить
Всех тех, кто на тебя рукой махнули.
На каждого из нас у смерти есть по пуле,
Так стоит ли об этом говорить…
Не ждать конца, в часы уставив взгляд,
Тогда и на краю свободно дышишь.
И пули, что найдет тебя
Ты не услышишь,
А остальные мимо пролетят.
Пока мотор стучит и ноги носят,
И бродят мысли разные в балде,
Душа, как ни верти, чего-то просит,
Помимо баб, напитков
В духовном я не смыслю ни бельмеса,
Но знаю, как бедняжку ублажить:
Ей только б услыхать Брассенса да Бернеса,
А там, глядишь, и дальше можно жить.
Певцы поют и лабухи играют…
Творить кумиров - Боже сохрани!
Певцы, как мы, живут и умирают -
Мы только спеть не можем, как они.
Мотивчик немудрёный, три куплета
И счастлива безродная душа,
И может, в небесах воздастся им за это,
А может, не воздастся ни шиша.
Мне тоже предстоит довольно скоро
Отправиться в те дальние края,
Где ждут меня давно и Марк и Жора,
Проверенные старые друзья
А здесь, на одичавшем белом свете,
Как в никуда ушедшее письмо,
Останутся мои продвинутые дети
И будут слушать всякое дерьмо…
Все вехи наши - на крови и нервах.
Не дай нам, Бог, хоть раз забыть о них,
Но мы все часто прославляем первых,
Не ведая, что славим лишь вторых.
Когда решалось, кто в разведку боя,
И кто рискнет подставить пуле грудь, -
Рискнули два и выпало обоим
Идти вперед, прокладывая путь.
И первый пер, как танк, не зная брода,
Туда, где мрак и не видать ни зги,
Чуть не дошел, и камнем канул в воду,
И на воде оставил лишь круги.
А тот, второй, что шел за первым следом,
Не утонул и шеи не сломал,
И путь прошел, и возвестил об этом,
И первым стал, и встал на пьедестал.
И мы с вторых печатаем портреты,
Хоть в этом, право, и не их вина,
Они - наш флаг, и дети всей планеты
Проходят в школах эти имена.
Но я прошу, чтоб мы на этом свете,
Собравшись вместе, хоть когда-нибудь,
Не позабыли, славя первых этих,
Всех настоящих первых помянуть.
Пустым обещаньям…
Пустым обещаниям и сказкам не верьте,
И Спас не спасёт от сумы да тюрьмы,
Но Жизни на свете чуть больше, чем смерти,
И Света на свете, чуть больше, чем тьмы.
И пусть испытания сулит нам дорога,
Пусть новым прогнозом пугают умы,
Но дьявола всё-таки меньше, чем Бога,
И Света на свете, чуть больше, чем тьмы.
Пусть спорят Закат и Рассвет в Поднебесье,
Пусть старые догмы затёрты до дыр,
Меж чёрным и белым всё ж нет равновесья,
И это приводит в движенье мир.
Пусть зло проползло из столетья в столетье,
И небо опять закрывают дымы,
Но Жизни на свете чуть больше, чем смерти,
И Света на свете, чуть больше, чем тьмы.
Мы все своей дороги ждали,
И каждый верой жить привык.
Мы так спешили в эти дали
И опоздали
лишь на миг.
Уже зима с природой спорит,
И дни ее недалеки.
Река ушла в седое море,
И сушат сети
рыбаки.
Нам никогда не будет плохо -
Мы все изведали с тобой.
Пусть за эпохою эпоха
Грядет,
одна дурней другой.
Не навести на глину глянца!
И я давно уже готов
Всю жизнь играть себе на танцах
В краю
взбесившихся рабов.
Однажды мир прогнется под нас
Вот море молодых колышат супербасы,
Мне триста лет, я выполз из тьмы.
Они торчат под рейв и чем-то пудрят носы -
Они не такие, как мы.
И я не горю желаньем лезть в чужой монастырь,
Я видел эту жизнь без прикрас.
Не стоит прогибаться под изменчивый мир,
Пусть лучше он прогнется под нас.
Однажды он прогнется под нас.
Один мой друг - он стоил двух. Он ждать не привык.
Был каждый день последним из дней.
Он пробовал на прочность этот мир каждый миг -
Мир оказался прочней.
Ну что же, спи спокойно, позабытый кумир,
Ты брал свои вершины не раз.
Не стоит прогибаться под изменчивый мир,
Пусть лучше он прогнется под нас.
Однажды он прогнется под нас.
Другой держался русла и теченье ловил
Подальше от крутых берегов.
Он был, как все и плыл, как все, и вот он приплыл -
Ни дома, ни друзей, ни врагов.
И жизнь его похожа на фруктовый кефир,
Видал я и такое не раз.
Не стоит прогибаться под изменчивый мир,
Пусть лучше он прогнется под нас.
Однажды он прогнется под нас.
Пусть старая джинса давно затёрта до дыр,
Пускай хрипит раздолбанный бас.
Не стоит прогибаться под изменчивый мир,
Пусть лучше он прогнется под нас.
Однажды он прогнется под нас.
Нас мотает от края до края.
По краям расположены двери.
На последней написано - «ЗНАЮ»,
А на первой написано - «ВЕРЮ».
И одной головой обладая,
Никогда не войдёшь в обе двери.
Если веришь, то веришь - НЕ ЗНАЯ.
Если знаешь, то зная - НЕ ВЕРИШЬ.
И своё формируя сознанье
На всю жизнь, с момента рожденья,
Мы бредём по дорогам ПОЗНАНЬЯ,
А с познаньем приходит - СОМНЕНЬЕ.
И загадка останется вечной.
Не помогут учёные лбы.
Если ЗНАЕМ - ничтожно СЛАБЫ.
Если ВЕРИМ - СИЛЬНЫ бесконечно…
Когда поднимались травы,
Высокие, словно сосны,
Неправый казался правым
И боль становилась сносной.
Зеленое море пело,
Навек снимая усталость,
Весне не будет предела, казалось…
А что осталось?
Остался бездомный ветер,
Осенний звон погребальный
И лист, последний на свете,
На черной дороге дальней.
Весною нам все известно
И все до предела ясно
Мы дрались легко и честно
И это было прекрасно.
И часто в бою казалось -
Победа в руки давалась,
И нужно самую малость, казалось…
А что осталось?
Остались стены пустые
И бельма белых портретов,
И наши стяги святые
Обрывками старой газеты.
И выше любого хотенья,
Сильнее любого знанья,
Вечное жизни цветенье
И вечное умиранье.
Нет лазеек - сомненья прочь.
Правит ночь Гефсиманским садом,
Беспробудная, злая ночь.
Ночь усталым сомкнула вежды,
Тишиной напоила сад,
И соратники безмятежны,
И сподвижники крепко спят.
По челу разлита усталость -
Не услышат не помянут…
А Ему до беды осталось,
Может, пять с небольшим минут.
Он недвижен. Он ловит звуки.
На мгновенья разбиты дни:
Вот Пилат умывает руки,
Вот толпа, что кричит: «Распни!»,
И Голгофа, и та осина,
Где Иуда прервет свой род…
До чего же невыносимо
Видеть ход вещей наперед!
Бесполезно учить чему-то -
Все уйдет, как вода в песок.
Бесполезно считать минуты -
Все исполнится точно в срок,
Все исполнится неизбежно:
Взят. К злодеям причтен. Распят.
А соратники безмятежны!
А сподвижники сладко спят!
И пока в тишине звенящей
Был слышен доспехов звон,
Все слова о какой-то чаше
Повторял беспрестанно Он.
Только нет в небесах ответа,
Ни движенья, ни звука нет.
Лишь мгновенья бегут, и это
Было принято как ответ.
У пророка одна дорога.
Суд над нею - лишь Высший Суд.
И осталось ему немного -
Слава Богу,
уже идут.