Жизнь коротка. И надо уметь.
Надо уметь уходить с плохого фильма. Бросать плохую книгу.
Уходить от плохого человека. Их много. Дело не идущее бросать.
Даже от посредственности уходить.
Их много. Время дороже.
Лучше поспать.
Лучше поесть.
Лучше посмотреть на огонь, на ребенка, на женщину, на воду.
Музыка стала врагом человека.
Музыка навязывается, лезет в уши.
Через стены.
Через потолок.
Через пол.
Вдыхаешь музыку и удары синтезаторов.
Низкие бьют в грудь, высокие зудят под пломбами.
Спектакль менее наглый, но с него тоже не уйдешь.
Шикают. Одергивают.
Ставят подножку…
Компьютер прилипчив, светится, как привидение, зазывает, как восточный базар.
Копаешься, ищешь, ищешь.
Ну, находишь что-то, пытаешься это приспособить, выбрасываешь, снова копаешься, нашел что-то, повертел в голове, выбросил.
Мысли общие.
Слова общие.
Нет! Жизнь коротка.
И только книга деликатна.
Снял с полки.
Полистал.
Поставил.
В ней нет наглости.
Она не проникает в тебя без спросу.
Стоит на полке, молчит, ждет, когда возьмут в теплые руки.
И она раскроется.
Если бы с людьми так.
Нас много. Всех не полистаешь.
Даже одного.
Даже своего.
Даже себя.
Жизнь коротка.
Что-то откроется само.
Для чего-то установишь правила.
На остальное нет времени.
Закон один: уходить, бросать, бежать, захлопывать или не открывать!
Чтобы не отдать этому миг, назначенный для другого.
Красиво, сытно, богато, далеко - Америка, едрёнть…
Грандиозно! Девяносто программ телевидения, каньоны, шельфы - пока не заболеешь…
Они не виноваты, и ты не виноват - у тебя сорок градусов. Ты вызываешь «скорую» - «эмерджанси», которая тридцать минут разговаривает с тобой по-английски - а ты плохо… И тебе плохо. Ну было, было хорошо - было даже очень хорошо, и вдруг стало плохо. Организм, сука, не вынес впечатлений, не вынес вопросов «как вам нравится Америка?» и выдал сто пять градусов по Фаренгейту с загадочным желудочным гриппом. То есть ты практически не знаешь за что хвататься - за кровать или за туалет. А «ты застрахован - не застрахован, а тебе сколько лет, а ты как сюда приехал, а кто будет платить…» - нехороший получается разговор: один на кресле, другой на унитазе. И ты ошибаешься всё чаще. А у тебя ночь. А все знают, что организм «даёт дрозда» именно ночью - днём он занят впечатлениями. И после тридцати минут сдержанной беседы ты желудком чувствуешь, что они не приедут. И они, между прочим, не приезжают - скорая американская. И правильно делают - ты выживаешь сам. Потому что Америка тебе тихо шепчет: «Будь богатым, пидор. Не останавливайся.» Америка тебе шепчет: «Бедных во всём мире лечат как бедных. Бедные они? Так их и лечат, бедных.»
У женщин всегда есть два варианта:
либо раздеться, либо одеться.
И всё! И всё!
Вся работа!
А мы-то ради этого на что только не идем: и рисуем, и компании создаем, и тексты пишем…
А она оделась и ушла…
Физически жизнь строится очень просто. Вначале тело заменяет мозги, потом мозги заменяют тело.
Жлобство - это не хамство, это то, что образуется от соединения хамства и невежества с трусостью и нахальством
Если человек знает, чего он хочет, значит, он или много знает, или мало хочет.
Вот жизнь наступила. Похвастаться уже некому. Пожаловаться ? ещё есть.
Для рассказа об успехах нужен слушатель редкой силы и самообладания.
Для мании величия не требуется величия, а вполне хватит мании.
…
И тогда он взял нож и застрелился.
Если человека нельзя купить, то его можно продать.
В любом из нас спит гений. И с каждым днем все кpепче…
Мыслить так трудно - поэтому большинство людей судит.
Чем больше смотрю в зеркало, тем больше верю Дарвину.
Чтобы начать с нуля, до него еще надо долго ползти вверх.
Ну пробил ты головой стену… И что ты будешь делать в соседней камере?
Микробы медленно ползали по телу Левши, с трудом волоча за собой подковы…
У него не лицо, а объект для внутримышечных инъекций.
Удача улыбается смелым… А потом долго ржет над ними!
Легкомыслие - это хорошее самочувствие на свой страх и риск.
Добpо всегда побеждает зло, значит, кто победил - тот и добpый. …©
Если человек знает, чего он хочет, значит, он или много знает, или мало хочет.
И что такое ум?
Это, кстати, вовсе не правота.
Правота у биологов и генетиков.
Ум - это не эрудиция, не умение влезть в любую беседу, наоборот, или, как сказал один премьер, отнюдь!
Ум не означает умение поддерживать разговор с учеными.
Если ты умный, ты поймешь, что ты ничего не понимаешь.
Ум часто говорит молча.
Ум чувствует недостатки или неприятные моменты для собеседника и обходит их.
Ум предвидит ответ и промолчит, если ему не хочется это услышать.
И вообще, ум что-то предложит.
Глупость не предлагает. Глупость не спрашивает.
Глупость объясняет.
В общем, с умным лучше.
С ним ты свободен и ленив.
С дураком ты все время занят.
Ты трудишься в поте лица.
Он тебе возражает и возражает… Ибо он уверен!
И от этих бессмысленных возражений ты теряешь силу, выдержку и сообразительность, которыми так гордился.
С дураком ты ни в чем не можешь согласиться.
И чувствуешь, какой у тебя плохой характер.
Поэтому отдохни с умным!
Отдохни с ним, милый!
Умоляю!
С умным не упираешься, а что-то продолжаешь… Куда-то что-то продолжаешь…
Ибо! Ах, ибо, Митя, сынок, люди умные думают одинаково.
Приблизительно одинаково!
Будешь возвращаться… Не хлопай дверью!
Я жду появления в России женщины около сорока пяти, стройной, ухоженной, ненакрашенной, ироничной, насмешливой, независимой, с седой девичьей прической.
Пусть курит, если ей это помогает.
Пусть будет чьей-то женой, если ей это не мешает.
Это неважно.
Ее профессия, эрудиция второстепенны.
Но возраст - не меньше сорока.
И юмор, царапающая насмешка, непредсказуемость и ум.
Все это не редкость. Одно порождает другое.
Такая женщина - ценность.
Она возбуждает то, что не употребляется в сегодняшней России. Ответный огонь, ум, честь, юмор и даже совесть, не применимую ко времени, которое не знает, что это такое. Как пунктуальность, твердость слова и прочее, что не имеет значения во время полового созревания целой страны.
Та, о которой речь, и услышит, и поймет, и ответит, и научит, и главное - ей есть что вспомнить. Как и вам.
Какое чудесное минное поле для совместных прогулок.
В России такие были. Отсюда они уехали, а там не появились.
Отношения с родным пролетарским государством складываются очень изощренно. Пролетариат воюет с милицией, крестьянство - с райкомами, интеллигенция - с КГБ, средние слои - с ОБХСС. Так и наловчились: не поворачиваться спиной - воспользуются. Только лицом. Мы отвернемся - они нас. Они отвернутся - мы их.
В счетчик - булавки, в спиртопровод - штуцер, в цистерну - шланг, и качаем, озабоченно глядя по сторонам. Все, что течет, выпьем обязательно: практика показала, чаще всего бьет в голову. Руки ходят непрерывно - ощупывая, примеривая… Крутится - отвинтим. Потечет - наберем. Отламывается - отломаем и ночью при стоячем счетчике рассмотрим.
Государство все, что можно, забирает у нас, мы - у государства. Оно родное, и мы родные. У него и у нас ничего вроде уже не осталось. Ну там военное кое-что… Антенну параболическую на Дальнем Востоке, уникальную… Кто-то отвернулся - и нет ее… По сараям, по парникам… Грузовик после аварии боком лежит, а у него внутри копаются. Утром - один остов: пираньи…
И государство не дремлет. Отошел от магазина на пять метров, а там цены повысились. От газет отвернулся - вдвое, бензин - вдвое, такси - вдвое, колбаса - вчетверо. А нам хоть бы что. Мировое сообщество дико удивляется: повышение цен на нас никакого влияния не имеет. То есть не производит заметного со стороны впечатления. Те, кто с государством выясняться боится, те на своих таких же бросаются с криком: «Почему я мало получаю?! Почему я плохо живу?!» И конечно, получают обстоятельный ответ: «А почему я мало получаю?! А почему я плохо живу?!»
А от государства - мы привыкли. Каждую секунду и всегда готов. Дорожание, повышение, урезание, талоны - это оно нас. Цикл прошел, теперь мы его ищем. Ага, нашли: бензин - у самосвалов, трубы - на стройках, мясо - на бойнях, рыбу - у ГЭС. Качаем, озабоченно глядя по сторонам. Так что и у нас, и у государства результаты нулевые, кроме, конечно, моральных. Нравственность совершенно упала у обеих сторон. Надо отдать должное государству - оно первое засуетилось.
Ну, мол, сколько можно, ребята, мы ж как-то не по-человечески живем… А народ чего, он полностью привык, приспособился, нашел свое место, говорит, что нужно, приходит, куда надо, и отвинчивает руками, ногами, зубами, преданно глядя государству в глаза.
- У нас государство рабочих и крестьян, - говорит государство.
- А как же, - отвечает народ, - естественно! - И отвинчивает, откручивает, отламывает.
- Все что государственное, то твое.
- А как же - естественно, - говорит народ. - Это так естественно. - И откручивает, отвинчивает, отламывает.
- Никто тебе не обеспечит такую старость и детство, как государство.
- Это точно, - соглашается народ, - прямо невозможно… Это ж надо, действительно. - И переливает из большого жбана по банкам трехлитровым.
- Только в государственных больницах тебя и встретят, и положат, и вылечат.
- Только там, действительно, как это все, надо же… Давно бы подох, - тут же соглашается народ. И чего-то сзади делает, видимо, себя лечит.
- И ты знаешь, мне кажется, только в государственных столовых самое качество. Оно?
- Оно, - твердо говорит народ и поворачивает за угол с мешками.
- Куда же ты? - спрашивает государство через свою милицию.
- Да тут недалеко.
- Не поняло.
- Да рядом. Не отвлекайтесь. У вас же дела. Вон международное положение растет… Не отвлекайтесь. Мы тут сами.
- Не поняло. Что значит сами? Анархия, что ли? У нас народовластие. Это значит нечего шастать, кто куда хочет. Только все вместе и только куда надо.
- Да не беспокойтесь, тут буквально на секундочку.
- Куда-куда?
- Да никуда, ой, господи.
- А что в мешках?
- Где?
- Да вот.
- Что?
- В мешках что?
- Что в мешках, что? Где вы видите мешки? От вы, я не знаю, я же хотел через минуту назад.
- А ты знаешь, что в этом году неурожай. Погодные условия, затяжная весна, в общем, неурожай.
- Да нам что урожай, что неурожай. Все равно жрать…
- Ну-ну!..
- Полно.
- Это потому что мы закупаем, а мы должны сами.
- Должны конечно, но это уже чересчур… И вы будете покупать. И мы будем сами. Это чересчур - объедимся.
- Нет, мы закупать не должны, мы сами…
- А, ну тогда не хватит.
- Что ты плетешь? Тебе вообще все равно. Какой ужас, тебе вообще все равно - есть государство или нет.
- А что нам не все равно?
- Как? Постой! Мы твое государство, ты это знаешь?
- Знаю.
- А то, что ты народ, ты это слышал?
- Слышал.
- И веди себя, как должен вести народ.
- Как?
- Ты должен бороться за свою родную власть.
- С кем?
- С сомнениями… Это твоя родная власть.
- Вот эта?
- Эта-эта. Другой у тебя нет. И не будет, я уж позабочусь. Так что давай яростно поддерживай. Это не просто власть. Это диктатура твоя. Вы рабочие и крестьяне, и тут без вас вообще ничего не делается, и нечего прикидываться.
- Вона…
- А как же. Это ж по твоему желанию реки перегораживаются, каналы строятся, пестициды…
- Вона…
- Ты же этого хотел…
- Когда?
- Вот тебе на… Что ты прикидываешься, ты же всегда этого хотел.
- Хотел конечно. Ой, разговор какой тяжелый… Позвольте на минутку.
- Стоять! Отвечай по форме.
- Глуп, ваше сиятельство.
- Не сметь! Я твое родное народное государство. Отвечай: «Слушаюсь, гражданин начальник!»
- Слушаюсь, гражданин начальник.
- И знай, если кто поинтересуется, ты сам всего этого хотел. Ясно?
- Так точно. Ясно.
И государство тепло посмотрело на народ.
- Заправь рубаху как следует, пуговку застегнуть. Вот так. Нам друг без друга нельзя, - сказало государство.
- Почему? - сказал народ. - Конечно. Хотя…
- Нельзя. Нельзя. Ты не вздумай отделиться… Ты обо мне подумай. Что это за государство без народа. Итак уже сплетни, мол, насильно живем.
- Да что вы. Я только хотел на минутку отделиться и назад.
- Нельзя. Стой на глазах. Не вертись. Ну, чего у тебя?
- Можно власть отменить?
- Так это же твоя власть.
- А отменить нельзя?
- А враги, а друзья?
- Какие враги, какие друзья? Что-то я их не видел.
- Напрасно. Они нас окружают. Врагов надо донимать. Друзей надо кормить, иначе никто дружить не будет.
- И чего? Все время?..
- Все время, иначе все разбегутся. И враги не будут враждовать, и друзья не будут дружить. А нам они пока нужны. Обстановка сложная. Ну, иди, корми друзей, врагами я само займусь, и чтоб все понимал. А то стыд. Ни у одного государства такого бестолкового народа нет… Иди. Стой! Ты меня любишь?
- Ага.
- Пошел!..
Лучше промолчать и показаться дураком, нежели заговорить и не оставить на этот счет никаких сомнений.