Покидаю домик скромный,
Где моей любимой кров.
Тихим шагом в лес огромный
Я вхожу под сень дубов.
Прорвалась луна сквозь чащи:
Прошумел зефир ночной,
И, склоняясь, льют все слаще
Ей березы ладан свой.
Я блаженно пью прохладу
Летней сумрачной ночи!
Что душе дает отраду,
Тихо чувствуй и молчи.
Страсть сама почти невнятна.
Но и тысячу ночей
Дам таких я безвозвратно
За одну с красой моей.
Сердце, сердце, что случилось,
Что смутило жизнь твою?
Жизнью новой ты забилось,
Я тебя не узнаю.
Все прошло, чем ты пылало,
Что любило и желало,
Весь покой, любовь к труду, -
Как попало ты в беду?
Беспредельной, мощной силой
Этой юной красоты,
Этой женственностью милой
Пленено до гроба ты.
И возможна ли измена?
Как бежать, уйти из плена,
Волю, крылья обрести?
К ней приводят все пути.
Ах, смотрите, ах, спасите, -
Вкруг плутовки, сам не свой,
На чудесной, тонкой нити
Я пляшу, едва живой.
Жить в плену, в волшебной клетке,
Быть под башмачком кокетки, -
Как такой позор снести?
Ах, пусти, любовь, пусти!
Без вина на этом свете не рождались бы и дети, а без женщин и вина пусть возьмет нас сатана.
Мы побороть не в силах скуки серой, Нам
голод сердца большей частью чужд, И мы считаем праздною химерой Все, что превыше
повседневных нужд. Живейшие и лучшие мечты
В нас гибнут средь житейской суеты.
Как можно познать самого себя? Только в действии, но ни как не в созерцании. Старайся выполнить свой долг, и ты сразу узнаешь, что у тебя за душой.
Блестящий свить венок совсем не мудрено,
Трудней главу найти достойную его.
Ребенок - реалист,
юноша- идеалист,
взрослый - скептик,
а старик - мистик.
Люди радуются освободившись от противника или даже от стража: стадо не понимает, что без собаки оно станет добычей волков,
Нет никого опаснее, чем тот дурак, который изображает из себя умного.
Не было бы проку дожить до семидесяти лет, если бы вся мудрость мира сего была бы лишь безумием перед богом.
Что присуще человеку, то, - сколько ни старайся избавится, - при нем и останется.
Как от ладана живей разгораются угли, так молитва живит надежды сердца.
Там, где мне приходится не быть больше нравственным, я теряю всякую власть.