Кроме школы тоски и смирения
я прошел, опустившись на дно,
обучение чувству презрения -
я не знал, как целебно оно.
Нас продают и покупают,
всмотреться если - задарма:
то в лести густо искупают,
то за обильные корма.
И мы торгуемся надменно,
давясь то славой, то рублем,
а все, что истинно бесценно,
мы только даром отдаем.
Пока не требует подонка
на гнусный подвиг подлый век,
он мыслит нравственно и тонко,
хрустально чистый человек.
Сpeди других есть бог упрямства,
и кто служил ему серьезно,
тому и время, и пространство
сдаются рано или поздно.
Родясь не обезьяной и не сфинксом,
я нитку, по которой стоит жить,
стараюсь между святостью и свинством
подальше от обоих проложить.
Путь из рабства мучительно сложен
из-за лет, когда зрелости ради
полежал на прохвостовом ложе
воспитания, школы и радио.
Мы чужие здесь. Нас лишь терпят.
А мерзавец, подлец, дурак
и слепые, что вертят вертел, -
плоть от плоти свои. Как рак.
Последнюю в себе сломив твердыню
и смыв с лица души последний грим,
я, Господи, смирил свою гордыню,
смири теперь свою - поговорим.
Здесь жестко стелется кровать,
здесь нет живого шума,
в тюрьме нельзя болеть и ждать,
но можно жить и думать.
Моя игра пошла всерьез -
к лицу лицом ломлюсь о стену,
и чья возьмет - пустой вопрос.
Возьмет моя! Но жалко цену…
Мои любимые гарики Игоря Губермана:
***
Вокруг себя едва взгляну,
С тоскою думаю холодной:
Какой кошмар бы ждал страну,
Где власть и впрямь была б народной.
***
Меня не оставляет ни на час
Желание кому-то доказать,
Что беды, удручающие нас,
На самом деле тоже благодать.
***
Последнюю в себе сломив твердыню,
И смыв с лица души последний грим,
Я, Господи, смирил свою гордыню,
Смири теперь свою - поговорим.
***
Не спорю, что разум, добро и любовь
Движение мира ускорили,
Но сами чернила истории - кровь,
Людей, не причастных к истории.
***
Жаждущих уверовать так много,
Что во храмах тесно стало вновь.
Там через обряды ищут Бога,
Как через соитие любовь.
***
Надо жить. И единственно это
Надо делать в любви и надежде.
Равнодушно вращает планета
Кости тех, кто познал это прежде.
***
Не сваливай вину свою, старик.
О предках и эпохе спор излишен.
Наследственность и век - лишь черновик,
А начисто себя мы сами пишем.
***
Есть безделья, которые выше трудов,
Как монеты различной валюты.
Есть минуты, которые стоят годов,
И года, что не стоят минуты.
***
Вчера я так вошел в экстаз,
Ища для брани выражения,
Что только старый унитаз
Такие знает извержения.
***
Как безумец я прожил свой день.
Я хрипел, мельтешил, заикался.
Я спешил обогнать свою тень.
И не раз об нее спотыкался.
***
Со всеми свой и внешностью, как все,
Я чувствую, не в силах измениться,
Что я чужая спица в колесе,
Которое не нужно колеснице.
***
Как жаль, что из-за гонора и лени,
И холода, гордыней подогретого,
Мы часто не вставали на колени,
И женщину теряли из-за этого.
***
В тюрьме я понял: Божий глас
Во мне звучал зимой и летом:
Налей и выпей. Много раз
Ты вспомнишь с радостью об этом.
***
Среди других есть Бог упрямства,
И кто служил ему серьезно,
Тому и время, и пространство
Сдаются рано или поздно.
***
За женщиной мы гонимся упорно,
Азартом распаляя обожание,
Но быстро стынут радости от формы
И грустно проступает содержание.
***
У безделья особые горести
И свое расписание дня.
На одни угрызения совести
Уходило полдня у меня.
***
Мы предателей наших никак не забудем
И счета им предъявим за нашу судьбу.
Но не дай мне, Господь, недоверия к людям -
Этой страшной болезни, присущей рабу.
***
Сея разумное, доброе, вечное,
Лучше уйти до пришествия осени,
Чтобы не видеть, какими увечными
Зерна твои прорастают колосьями.
***
Когда небо в огне и дожде,
И сгущаются новые тучи,
С оптимистами легче в беде,
Но они и ломаются круче.
***
Я всякое начальство наше гордое
Исследовал, усилий не жалея,
Гавно бывает жидкое и твердое,
Но с жидким несравненно тяжелее.
Не разогнуть рабам колен,
Покуда плеть нужна холопу:
Нам свежий ветер перемен
Всегда вдували через жопу.
Мы дарим женщине цветы,
Звезду с небес, круженье бала,
И переходим с ней на ты,
А после дарим очень мало…