Постарайтесь читать умные и серьезные книги, а жизнь сделает остальное.
А бабушке все бы в старину! И моложе-то она была в старину, и солнце-то было в старину теплее, и сливки в старину не так скоро кисли, - все в старину!
Мерило народа не то, каков он есть, а то, что считает прекрасным и истинным, по чем воздыхает.
«…по внутреннему убеждению моему, самому полному и непреодолимому, - не будет у России, и никогда ещё не было, таких ненавистников, завистников, клеветников и даже явных врагов, как все эти славянские племена, чуть только их Россия освободит, а Европа согласится признать их освобождёнными!
И пусть не возражают мне, не оспаривают, не кричат на меня, что я преувеличиваю… я и защищаться не буду, потому что знаю, что всё точно так именно сбудется, как я говорю…
…Начнут же они, по освобождении, свою новую жизнь, повторяю, именно с того, что выпросят себе у Европы, у Англии и Германии, например, ручательство и покровительство их свободе, и хоть в концерте европейских держав будет и Россия, но они именно в защиту от России это и сделают.
Начнут они непременно с того, что внутри себя, если не прямо вслух, объявят себе и убедят себя в том, что России они не обязаны ни малейшею благодарностью, напротив, что от властолюбия России они едва спаслись при заключении мира вмешательством европейского концерта, а не вмешайся Европа, так Россия, отняв их у турок, проглотила бы их тотчас же, «имея в виду расширение границ и основание великой Всеславянской империи на порабощении славян жадному, хитрому и варварскому великорусскому племени».
Долго, о, долго ещё они не в состоянии будут признать бескорыстия России и великого, святого, неслыханного в мире поднятия ею знамени величайшей идеи, из тех идей, которыми жив человек и без которых человечество, если эти идеи перестанут жить в нем, - коченеет, калечится и умирает в язвах и в бессилии. …
…Но о теперешнем моменте я говорить не стану, к тому же мы ещё нужны славянам, мы их освобождаем, но потом, когда освободим и они кое-как устроятся, - признают они эту войну за великий подвиг, предпринятый для освобождения их, решите-ка это?
Да ни за что на свете не признают!
Напротив, выставят как политическую, а потом и научную истину, что не будь во все эти сто лет освободительницы-России, так они бы давным-давно сами сумели освободиться от турок, своею доблестью или помощию Европы, которая, опять-таки не будь на свете России, не только бы не имела ничего против их освобождения, но и сама освободила бы их.
Это хитрое учение наверно существует у них уже и теперь, а впоследствии оно неминуемо разовьётся у них в научную и политическую аксиому.
Мало того, даже о турках станут говорить с большим уважением, чем об России.
Может быть, целое столетие, или ещё более, они будут беспрерывно трепетать за свою свободу и бояться властолюбия России; они будут заискивать перед европейскими государствами, будут клеветать на Россию, сплетничать на неё и интриговать против неё.
О, я не говорю про отдельные лица: будут такие, которые поймут, что значила, значит и будет значить Россия для них всегда.
Они поймут всё величие и всю святость дела России и великой идеи, знамя которой поставит она в человечестве.
Но люди эти, особенно вначале, явятся в таком жалком меньшинстве, что будут подвергаться насмешкам, ненависти и даже политическому гонению.
Особенно приятно будет для освобождённых славян высказывать и трубить на весь свет, что они племена образованные, способные к самой высшей европейской культуре, тогда как Россия - страна варварская, мрачный северный колосс, даже не чистой славянской крови, гонитель и ненавистник европейской цивилизации.
У них, конечно, явятся, с самого начала, конституционное управление, парламенты, ответственные министры, ораторы, речи.
Их будет это чрезвычайно утешать и восхищать.
Они будут в упоении, читая о себе в парижских и в лондонских газетах телеграммы, извещающие весь мир, что после долгой парламентской бури пало наконец министерство в Болгарии и составилось новое из либерального большинства и что какой-нибудь ихний Иван Чифтлик согласился наконец принять портфель президента совета министров.
России надо серьёзно приготовиться к тому, что все эти освобождённые славяне с упоением ринутся в Европу, до потери личности своей заразятся европейскими формами, политическими и социальными, и таким образом должны будут пережить целый и длинный период европеизма прежде, чем постигнуть хоть что-нибудь в своём славянском значении и в своём особом славянском призвании в среде человечества.
Между собой эти землицы будут вечно ссориться, вечно друг другу завидовать и друг против друга интриговать.
Разумеется, в минуту какой-нибудь серьёзной беды они все непременно обратятся к России за помощью.
Как ни будут они ненавистничать, сплетничать и клеветать на нас Европе, заигрывая с нею и уверяя её в любви, но чувствовать-то они всегда будут инстинктивно (конечно, в минуту беды, а не раньше), что Европа естественный враг их единству, была им и всегда останется, а что если они существуют на свете, то, конечно, потому, что стоит огромный магнит - Россия, которая, неодолимо притягивая их всех к себе, тем сдерживает их целость и единство.
Будут даже и такие минуты, когда они будут в состоянии почти уже сознательно согласиться, что не будь России, великого восточного центра и великой влекущей силы, то единство их мигом бы развалилось, рассеялось в клочки и даже так, что самая национальность их исчезла бы в европейском океане, как исчезают несколько отдельных капель воды в море.
России надолго достанется тоска и забота мирить их, вразумлять их и даже, может быть, обнажать за них меч при случае.
Разумеется, сейчас же представляется вопрос: в чем же тут выгода России, из-за чего Россия билась за них сто лет, жертвовала кровью своею, силами, деньгами?
Неужто из-за того, чтоб пожать столько маленькой, смешной ненависти и неблагодарности?
О, конечно, Россия всё же всегда будет сознавать, что центр славянского единства - это она, что если живут славяне свободною национальною жизнию, то потому, что этого захотела и хочет она, что совершила и создала всё она.
Но какую же выгоду доставит России это сознание, кроме трудов, досад и вечной заботы?"
Кстати, скажу одно особое
словцо о славянах и о славянском вопросе. И давно
мне хотелось сказать его.
Теперь же именно заговорили
вдруг у нас все о скорой
возможности мира, то есть,
стало быть, о скорой
возможности хоть сколько-
нибудь разрешить и славянский вопрос.
Дадим же волю нашей
фантазии и представим вдруг,
что всё дело кончено, что
настояниями и кровью России
славяне уже освобождены,
мало того, что турецкой
империи уже не существует и что Балканский полуостров
свободен и живет новою
жизнью. Разумеется, трудно
предречь, в какой именно
форме, до последних
подробностей, явится эта
свобода славян хоть на первый
раз, - то есть, будет ли это
какая-нибудь федерация
между освобожденными
мелкими племенами или явятся
небольшие отдельные
владения в виде маленьких
государств, с призванными из разных владетельных домов
государями?
Нельзя также представить:
расширится ли наконец в границах своих Сербия или
Австрия тому воспрепятствует,
в каком объеме явится
Болгария, что станется с Герцеговиной, Боснией, в какие
отношения станут с новоосвобожденными
славянскими народцами,
например, румыны или греки
даже, - константинопольские
греки и те, другие, афинские
греки?
Будут ли, наконец, все эти
земли и землицы вполне
независимы или будут
находиться под
покровительством и надзором
«европейского концерта
держав», в том числе и России
(я думаю, сами эти народики
все непременно выпросят себе
европейский концерт, хоть
вместе с Россией, но единственно в виде
покровительства их от властолюбия России) - всё это
невозможно решить заранее в точности, и я не берусь
разрешать.
Но, однако, возможно и теперь
- наверно знать две вещи:
1. что скоро или опять не скоро, а все славянские
племена Балканского
полуострова непременно, в конце концов, освободятся от ига турок и заживут новою,
свободною и, может быть,
независимою жизнью;
2. … вот это-то второе, что
наверно, вернейшим образом
случится и сбудется, мне и хотелось давно высказать.
Именно, это второе состоит в том, что, по внутреннему
убеждению моему, самому
полному и непреодолимому, -
Не будет у России, и никогда
еще не было, таких
ненавистников, завистников,
клеветников и даже явных
врагов, как все эти славянские
племена, чуть только их Россия освободит, а Европа
согласится признать их освобожденными! И пусть не возражают мне, не оспаривают, не кричат на меня,
что я преувеличиваю и что я ненавистник славян!
Я, напротив, очень люблю
славян, но я и защищаться не буду, потому что знаю, что всё
точно так именно сбудется, как
я говорю, и не по низкому,
неблагодарному, будто бы,
характеру славян, совсем нет,
- у них характер в этом
смысле как у всех, - а именно
потому, что такие вещи на свете иначе и происходить не могут.
Распространяться не буду, но знаю, что нам отнюдь не надо
требовать с славян
благодарности, к этому нам
надо приготовиться вперед.
Начнут же они, по освобождении, свою новую
жизнь, повторяю, именно с того, что выпросят себе у Европы, у Англии и Германии,
например, ручательство и покровительство их свободе, и хоть в концерте европейских
держав будет и Россия, но они
именно в защиту от России это
и сделают.
Начнут они непременно с того,
что внутри себя, если не прямо
вслух, объявят себе и убедят
себя в том, что России они не обязаны ни малейшею
благодарностью, напротив, что
от властолюбия России они
едва спаслись при заключении
мира вмешательством
европейского концерта, а не вмешайся Европа, так Россия,
отняв их у турок, проглотила
бы их тотчас же, «имея в виду
расширение границ и основание великой
Всеславянской империи на порабощении славян жадному,
хитрому и варварскому
великорусскому племени».
Долго, о, долго еще они не в состоянии будут признать
бескорыстия России и великого, святого,
неслыханного в мире поднятия
ею знамени величайшей идеи,
из тех идей, которыми жив
человек и без которых
человечество, если эти идеи
перестанут жить в нем, -
коченеет, калечится и умирает
в язвах и в бессилии.
Нынешнюю, например,
всенародную русскую войну,
всего русского народа, с царем
во главе, подъятую против
извергов за освобождение
несчастных народностей, - эту
войну поняли ли, наконец,
славяне теперь, как вы думаете?
Но о теперешнем моменте я говорить не стану, к тому же мы еще нужны славянам, мы их освобождаем, но потом,
когда освободим и они кое-как
устроятся, - признают они эту
войну за великий подвиг,
предпринятый для
освобождения их, решите-ка
это? Да ни за что на свете не признают! Напротив, выставят
как политическую, а потом и научную истину, что не будь во все эти сто лет
освободительницы-России, так
они бы давным-давно сами
сумели освободиться от турок,
своею доблестью или
помощью Европы, которая,
опять-таки не будь на свете
России, не только бы не имела
ничего против их освобождения, но и сама
освободила бы их.
Это хитрое учение наверно
существует у них уже и теперь,
а впоследствии оно неминуемо
разовьется у них в научную и политическую аксиому. Мало
того, даже о турках станут
говорить с большим
уважением, чем об России.
Может быть, целое столетие,
или еще более, они будут
беспрерывно трепетать за свою свободу и бояться
властолюбия России; они будут
заискивать перед
европейскими государствами,
будут клеветать на Россию,
сплетничать на нее и интриговать против неё.
О, я не говорю про отдельные
лица: будут такие, которые
поймут, что значила, значит и будет значить Россия для них
всегда. Они поймут всё
величие и всю святость дела
России и великой идеи, знамя
которой поставит она в человечестве. Но люди эти,
особенно вначале, явятся в таком жалком меньшинстве,
что будут подвергаться
насмешкам, ненависти и даже
политическому гонению.
Особенно приятно будет для
освобожденных славян
высказывать и трубить на весь
свет, что они племена
образованные, способные к самой высшей европейской
культуре, тогда как Россия -
страна варварская, мрачный
северный колосс, даже не чистой славянской крови,
гонитель и ненавистник
европейской цивилизации.
У них, конечно, явятся, с самого начала,
конституционное управление,
парламенты, ответственные
министры, ораторы, речи. Их будет это чрезвычайно
утешать и восхищать. Они
будут в упоении, читая о себе в парижских и в лондонских
газетах телеграммы,
извещающие весь мир, что
после долгой парламентской
бури пало наконец
министерство в Болгарии и составилось новое из либерального большинства и что какой-нибудь ихний Иван
Чифтлик согласился наконец
принять портфель президента
совета министров.
России надо серьезно
приготовиться к тому, что все
эти освобожденные славяне с упоением ринутся в Европу, до потери личности своей
заразятся европейскими
формами, политическими и социальными, и таким образом
должны будут пережить целый
и длинный период европеизма
прежде, чем постигнуть хоть
что-нибудь в своем
славянском значении и в своем особом славянском
призвании в среде
человечества.
Между собой эти землицы
будут вечно ссориться, вечно
друг другу завидовать и друг
против друга интриговать.
Разумеется, в минуту какой-
нибудь серьезной беды они
все непременно обратятся к России за помощью. Как ни будут они ненавистничать,
сплетничать и клеветать на нас
Европе, заигрывая с нею и уверяя ее в любви, но чувствовать-то они всегда
будут инстинктивно (конечно,
в минуту беды, а не раньше),
что Европа естественный враг
их единству, была им и всегда
останется, а что если они
существуют на свете, то,
конечно, потому, что стоит
огромный магнит - Россия,
которая, неодолимо
притягивая их всех к себе, тем
сдерживает их целость и единство.
Будут даже и такие минуты,
когда они будут в состоянии
почти уже сознательно
согласиться, что не будь
России, великого восточного
центра и великой влекущей
силы, то единство их мигом бы развалилось, рассеялось в клочки и даже так, что самая
национальность их исчезла бы в европейском океане, как
исчезают несколько отдельных
капель воды в море.
России надолго достанется
тоска и забота мирить их,
вразумлять их и даже, может
быть, обнажать за них меч при
случае.
Разумеется, сейчас же представляется вопрос: в чем
же тут выгода России, из-за
чего Россия билась за них сто
лет, жертвовала кровью своею,
силами, деньгами? Неужто из-
за того, чтоб пожать столько
маленькой, смешной ненависти
и неблагодарности?
О, конечно, Россия всё же всегда будет сознавать, что
центр славянского единства -
это ОНА, что если живут
славяне свободною
национальною жизнию, то потому, что этого захотела и хочет ОНА, что совершила и создала всё ОНА. Но какую же выгоду доставит России это
сознание, кроме трудов, досад
и вечной заботы?"
Истина без любви - ложь.
Ищите любви и копите любовь в сердцах ваших. Любовь столь всесильна, что перерождает и нас самих.
Душа исцеляется рядом с детьми.
Люди не любят, более того, ненавидят тех, кого они обидели.
Любить человека - значит, видеть его таким, каким его замыслил Бог.
Перестать читать книги - значит перестать мыслить.
Юмор есть остроумие глубокого чувства.
Женщины - наша большая надежда, может быть, послужат всей России в самую роковую минуту.
Жизнь задыхается без цели.
Сила не нуждается в ругательствах.
Человек он умный, но чтоб умно поступать - одного ума мало.
Гуманность есть только привычка, плод цивилизации. Она может совершенно исчезнуть.
Разум, наука и реализм могут создать лишь муравейник, а не социальную гармонию, в которой бы можно было ужиться человеку.
«Есть в воспоминаниях всякого человека такие вещи, которые он открывает не всем, а разве только друзьям.
Есть и такие, которые он и друзьям не откроет, а разве только себе самому, да и то под секретом.
Но есть, наконец, и такие, которые даже и себе человек открывать боится, и таких вещей у всякого порядочного человека довольно-таки накопится.
То есть даже так: чем более он порядочный человек, тем более у него их есть.»
- Федор Михайлович Достоевский
Настоящая правда всегда неправдоподобна, вы это знаете?
Чтобы сделать правду правдоподобнее, нужно непременно подмешать к ней лжи. Люди всегда так и поступают.
Главное в человеке не красота и ум, а его мысли, характер, сердце, добрые чувства…
Если русский человек скажет вам, что не любит Россию - не верьте ему. Он не русский
И благородные чувства наши умирают. Вместо них наступает благоразумие.
Ограниченному обыкновенному человеку нет, например, ничего легче, как вообразить себя человеком необыкновенным и оригинальным и усладиться тем без всяких колебаний.