Иметь человека, который понимал бы тебя, - это значило бы иметь опору во всем, иметь бога.
Ты слишком много ищешь помощи у других. Неужели ты не замечаешь, что помощь эта не настоящая?
У врат Закона стоит привратник. И приходит к привратнику поселянин и просит пропустить его к Закону. Но привратник говорит, что в настоящую минуту он пропустить его не может. И подумал
проситель и вновь спрашивает, может ли он войти туда
впоследствии? «Возможно, - отвечает привратник, - но сейчас
войти нельзя». Однако врата Закона, как всегда, открыты, а привратник стоит в стороне, и проситель, наклонившись,
старается заглянуть в недра Закона. Увидев это, привратник
смеется и говорит: «Если тебе так не терпится - попытайся
войти, не слушай моего запрета. Но знай: могущество мое велико.
А ведь я только самый ничтожный из стражей. Там, от покоя к покою, стоят привратники, один могущественнее другого. Уже
третий из них внушал мне невыносимый страх». Не ожидал таких
препон поселянин, ведь доступ к Закону должен быть открыт для
всех в любой час, подумал он; но тут он пристальнее взглянул на привратника, на его тяжелую шубу, на острый горбатый нос, на длинную жидкую черную монгольскую бороду и решил, что лучше
подождать, пока не разрешат войти. Привратник подал ему
скамеечку и позволил присесть в стороне, у входа. И сидит он там день за днем и год за годом. Непрестанно добивается он,
чтобы его впустили, и докучает привратнику этими просьбами.
Иногда привратник допрашивает его, выпытывает, откуда он родом
и многое другое, но вопросы задает безучастно, как важный
господин, и под конец непрестанно повторяет, что пропустить его
он еще не может. Много добра взял с собой в дорогу поселянин, и все, даже самое ценное, он отдает, чтобы подкупить привратника.
А тот все принимает, но при этом говорит: «Беру, чтобы ты не думал, будто ты что-то упустил». Идут года, внимание просителя
неотступно приковано к привратнику. Он забыл, что есть еще
другие стражи, и ему кажется, что только этот, первый,
преграждает ему доступ к Закону. В первые годы он громко клянет
эту свою неудачу, а потом приходит старость и он только ворчит
про себя. Наконец он впадает в детство, и, оттого что он столько лет изучал привратника и знает каждую блоху в его
меховом воротнике, он молит даже этих блох помочь ему уговорить
привратника. Уже меркнет свет в его глазах, и он не понимает,
потемнело ли все вокруг, или его обманывает зрение. Но теперь,
во тьме, он видит, что неугасимый свет струится из врат Закона.
И вот жизнь его подходит к концу. Перед смертью все, что он испытал за долгие годы, сводится в его мыслях к одному вопросу
- этот вопрос он еще ни разу не задавал привратнику. Он подзывает его кивком - окоченевшее тело уже не повинуется ему,
подняться он не может. И привратнику приходится низко
наклониться - теперь по сравнению с ним проситель стал совсем
ничтожного роста. «Что тебе еще нужно узнать? - спрашивает
привратник. - Ненасытный ты человек!» - «Ведь все люди
стремятся к Закону, - говорит тот, - как же случилось, что за все эти долгие годы никто, кроме меня, не требовал, чтобы его
пропустили?» И привратник, видя, что поселянин уже совсем
отходит, кричит изо всех сил, чтобы тот еще успел услыхать
ответ: «Никому сюда входа нет, эти врата были предназначены для
тебя одного! Теперь пойду и запру их».
***
Правильное восприятие явления и неправильное толкование того же явления никогда полностью взаимно не исключаются.
…вовсе не надо все принимать за правду, надо только осознать необходимость всего.
Всегда свободный человек выше связанного.
То, что мы называем злом, является всего лишь неизбежностью в нашем бесконечном развитии.
Не в состоянии ни жить, ни говорить с людьми. Полная погруженность в себя, мысли только о себе. Мне нечего сказать, никому, никогда.
- Ах, - сказала мышь, - мир становится всё теснее и теснее с каждым днём. Сначала он был таким широким, что мне делалось страшно, я бежала дальше и была счастлива, что наконец видела вдали справа и слева стены, но эти длинные стены с такой быстротой надвигаются друг на друга, что вот я уже добежала до последней комнаты, а там в углу стоит мышеловка, в которую я могу заскочить.
- Тебе надо только изменить направление бега, - сказала кошка и сожрала мышь.
Счастье исключает старость. Кто сохраняет способность видеть прекрасное тот стареет.
Перо - это только сейсмографический грифель сердца. Им можно регистрировать землетрясения, но не предсказывать их.
Между мировосприятием и действительностью часто существует болезненное несоответствие.