Страсть к тихой охоте, как и к рыбалке, у меня возникла еще в детстве. Я рос на берегу Иртыша, в лесостепной зоне, и некоторые грибы у нас водились. Правда, для того, чтобы набрать, скажем, обабков, надо было выбираться за несколько десятков километров от Иртыша, к березовым колкам, где и водились эти чудесные грибы, а также сухие грузди и нередко — деликатесные белые.

А дома, в окрестностях Пятерыжска, можно было набрать на жареху шампиньонов, с которых я и начал свое увлечение этим промыслом. После хорошего дождя буквально на второй-третий день они начинали вздымать землю свои беленькими шляпками везде: на лугах, за околицей села и даже на глинобитных крышах сараев и каких-то других хозяйственных построек.

Говорят, еще в начале 50-х годов шампиньоны (их называли печерицей) в Пятерыжске за грибы не считали. Но когда начался подъем целинных земель, со всех концов страны понаехали целинники, в том числе и в наш бывший казачий форпост. Они обрадовались такому количеству грибов, буквально подступающих к порогам домов пятерыжцев, и стали их усиленно собирать и готовить.

Вот тогда и местное население, что называется, раскусило, что такое шампиньоны и с чем их едят. Конечно же, лучше всего — жаренными с картошкой, аппетитный запах этого блюда запросто может довести человека до желудочных колик! Во всяком случае, когда я приносил шампиньоны домой, мама готовила их именно так, и это было объедение!

Да, еще у нас очень много было дождевиков — такие шарообразные грибы, из размера с пятачок вырастающие до величины человеческой головы. Они после дождей появлялись повсюду на открытой местности, и знай себе росли, сколько им надо — их никто не трогал, потому что считал тоже несъедобными.

Перезревшие грибы эти были наполнены изнутри каким-то ядовито-зеленым порошком, который облаком вздымался над грибом, если его пнешь — да мы и пинали от нечего делать. И лишь сравнительно недавно я узнал, что молодые дождевики вполне съедобны и жареные по вкусу напоминают свиные шкварки.

Пятерыжцы же испокон века (вернее, уже три века, сколько существует это село!) отдают предпочтение груздям. Эти, справедливо считающиеся царскими, грибы облюбовали влажную луговину в пойме Иртыша и приречные леса. Хорошо запомнил, как мы нередко ездили всей семьей на конной повозке за груздями и ягодами в урочище Четвертое, в трех или четырех километрах от села.

Вообще любой поход в этот крохотный, по вселенским меркам, лесок, круто огибаемый Иртышом, но большущий для нас, пацанов, лес, в котором реально можно было заблудиться, для меня всегда был праздником. Четвертое было наполнено щебетом птиц, и особенно из этого гомона выделялось мелодичное пение иволги.

Я ее никогда не видел, но ее трели, если так можно назвать переливчатые звуки, издаваемые как будто каким-то музыкальным инструментом, разносились по всему лесу. Если честно, я и не знал, что это поет иволга, пока не наткнулся на ее пение, воспроизведенное в интернете. Вот тогда я и понял, кто так очаровывал меня своими руладами. Но иволгу живьем так ни раз и не увидел.

В Четвертое мы ездили и ходили за разными дарами природы: тут и калина, и черная смородина, и конечно же, кудрявые заросли кустов великолепной, иссиня черной ежевики, вареньем из которой запасались на долгую зиму все уважающие себя пятерыжцы.

Грузди выдавали свое присутствие не только взубгрившимися холмиками суглинистой почвы и выглядывающими краешками своих белоснежных шляпок, но и неповторимым ароматом, напоенным запахом трав, влажной луговины и особой горчинкой, присущей только этим деликатесным грибам.
Ломали мы грузди — так называется у нас процесс их сбора, — ведрами, а когда и телегами! Правда, возни с ними затем дома было очень много. Это не лесостепные сухие, а луговые грибы, в них много горечи, поэтому грузди сначала надо долго вымачивать, регулярно меняя воду, и солить их затем не менее месяца.

Но зато потом… когда на улице трещат морозы, а у вас дома на столе исходит паром отварная картошечка… а мама накладывает в одну большую тарелку засоленные грузди, уже не белые, правда, а сероватые… но зато такие ароматные… с прилипшим листиком смородины, с одуряющим запахом укропа и чеснока… что ты сразу вспоминаешь и лето, и с благодарностью думаешь о Четвертом, подарившем тебе такое гастрономическое чудо, как соленые, хрусткие ароматные грузди…

И ты отправляешь в рот сначала уже немного остывшую картошку, приправленную жареным луком, а затем нанизываешь на вилку глянцево поблескивающий грзудочек… Все, не могу дальше писать, спешно иду к холодильнику, чтобы чем-нибудь закусить и таким образом остановить процесс обильного слюновыделения…

Ну вот, поехали дальше. После школы я недолго, год с небольшим, прожил на Урале. Там с грибами было побогаче, чем в северном Казахстане, но мне как-то не довелось побывать в уральских лесах. Если пару-тройку раз и выезжал, то просто на пикники, там не до грибов было.

А вот в армии я, сам того не ожидая, снова мог, хоть и урывками, предаваться своей страсти. После стройбатовской учебки я попал в ВСО (военно-строительный отряд) в Костромской области, где мы строили ракетную шахту и сопутствующие ей объекты. Часть находилась в дремучем лесу и ограждения вокруг нее (кроме, разумеется, шахты) не было — солдатам в самоволку идти просто некуда, а к нам всяким врагам с диверсионными целями незачем было проникать, так как ракетный ствол еще только-только строился.

И вот тут-то оказалось, что грибов вокруг части — хоть косой коси. И порой я и еще несколько парней из нашего отделения в свободное от пахоты на объекте время набирали полные подолы гимнастерок и сносили к кострищу за казармами, где на самодельном противне уже шипел расплавившийся маргарин и в нем плавал порезанный лук. И редко когда поджаренные грибы — а это были маслята, подберезовики, подосиновики, — получалось съесть самим. На дразнящий запах нашего яства сбегались и некоторые другие свободные солдаты. И мы не жадничали, делились своим приварком, грибов-то вокруг было множество.

Но самый настоящий грибной рай ожидал меня в Эвенкии, куда я уехал работать в конце 80-х. Столица округа поселок Тура буквально окружен тайгой, на окраинах она подступает к самим дворам. А в ней раздолье грибов: те же маслята и подберезовики, подосиновики, грузди (причем нескольких видов: белые, желтые и черные), белянки, волнушки, моховики…

В пору сбора грибов и ягод поселок в выходные дни буквально вымирал: люди на моторных лодках — они в Туре, стоящей у слияния двух рек, самый распространенный транспорт, — устремлялись подальше от поселения, в самые таежные дебри. Понятно, что там и грибов, и ягод побольше. Забыл сказать про эвенкийские ягоды — это, конечно же, брусника, черная смородина, кислица (красная смородина), жимолость, малина, княженика, кое-где севернее и морошка.

Но и пешим сборщикам рядом с поселком даров тайги вполне хватало. У меня моторки не было, и я бродил по таежным окрестностям Туры сначала пешком, а потом, когда обзавелся «окушкой», выезжал чуть подальше, по пробитым в лесу дорогам, насколько позволяла проходимость моей 40-сильной машинешки, или по единственной в Эвенкии дороге федерального значения — 16-километровой трассе Тура-аэропорт Горный. Отъехав подальше, бросал «Оку» на обочине и углублялся в лес в поисках грибов, и конечно же, никогда пустым к машине не возвращался — ведра два грибов, а то и более, обязательно домой увозил.

Все 22 года жизни в Эвенкии в холодильнике и в морозильной камере у нас дома практически круглый год стояли банки с солеными груздями и волнушками, белянками, лежали контейнеры с обжаренными и замороженными маслятами, подберезовиками, подосиновиками, моховиками. Грибы в разном весьма разнообразили наш рацион питания, основанный, кстати, также преимущественно на дарах природы — мясе северного оленя и рыбы из местных водоемов. Но конечно же, не столько гастрономическое пристрастие к грибам гнало меня в лес, сколько азарт охотника, только бескровного.

Поиск грибов это всегда увлекательное и захватывающее занятие, от которого трудно оторваться. Вот уже у тебя, казалось бы, все емкости забиты маслятами и груздями. Но грибы, насколько хватает ваших глаз, видны во мху, траве, под какими-то кустиками, взбугрившимися холмиками грунта там и тут. И они всем своим видом говорят тебе: неужели не заберешь нас, неужели оставишь? Вот и ищешь в машине какие-то дополнительные пакеты, емкости, чтобы не оставить их тут «бедовать», а забрать с собой. Я думаю, это чувство знакомо каждому грибнику.

Правда, походы за грибами в таежной местности чреваты тем, что в пылу их сбора можно было заблудиться или, хуже того, нарваться на косолапого, коих в Эвенкии очень много. На моей памяти в округе от их лап погиб не один грибник, искали и порой не находили заблудившихся. Но истинного грибника ничто не может не остановить. И продолжают тянуться в тайгу, в урман, в лесостепные колки нашей необъятной страны тысячи и тысячи любителей тихой охоты, любителей общения с природой.

Я же, переехав в огромный миллионный Красноярск, отошел от этого дела — теперь за грибами надо ехать черт знает куда, за десятки, а то и сотни километров. Но без грибов не остался — Светлана моя всегда следит за их появлением на ближайшем рынке, и постоянно покупает и носит их домой. А я же, с упоением вдыхая их лесной аромат, могу часами обрабатывать их и заготавливать на предстоящую зиму, чтобы (читай 12-й абзац заново)…

Страсть к грибам — это навсегда.