Лето выдалось просто чудесное. Давно не было такого лета. Было тепло, даже жарко. Июль носился вихрастым ветерком и колыхал высокие травы, спугивая с камышей глазастых стрекоз.
- И что бы вы подумали мне нравится в этом лете? Нет, деточка, купаться мне уже давно нельзя. Вы же видите как я хожу. Доктор Фильковский, дай ему Бог здоровья, сказал, что у меня радикулит. Так вы знаете, я ему верю. Доктор Фильковский это таки такой хороший доктор, что я вас умоляю! Опытный человек! Он еще лечил мою покойную тещу Ривву Моисеевну. Она правда потом все равно померла, но совсем не от этого. Мы все когда-нибудь помрем, деточка. Ребе Гурвиц говорил, что нас всех ждет на небе Господь. И знаете что я думаю по этому поводу? Я таки думаю, что угодить ему также трудно, как моей теще. Зачем Богу надо было отпускать людей на землю, если он очень сильно ждет нас на небесах? Ой вэй, я же вам таки говорил про лето. Так вот в лете мне больше всего нравится это самое небо. Вы разве видели когда-нибудь такое небо, кроме как летом? Если вы скажите за видели, таки я вам не поверю и подумаю, что вы крутите мне бейца. А зачем вам крутить бейца глупому старику? Вам этого, деточка, не зачем.
-Диду та йди вже швидше, голова вид тебе болить…
-Иду, иду, деточка. Вы уж извините, но вже швидше не могу. Я же говорю, что у меня радикулит, вы что не видите за мою ногу? Это уже лет десять не нога, а одно название. Да и потому куда мне спешить? Думаете я не знаю, куда вы меня ведете, деточка? Туда же, куда и доктора Фильковского, дай ему Бог здоровья. А у меня таки больше сомнения, что с неба на землю вид лучше, чем наоборот, так что я иду как могу, хуже мне уже все равно не будет…
-Там в слободи жида спиймали. Ти, Петре, давай вже сам стрельни його в лиси, не в комендатуру ж цього дида тягнути. Та й не партизанив вин. Так, жид и все.- Степаныч поднялся с лавки, потянулся, подошел к столу и взяв крынку, стал жадно пить молоко, струйки которого белым побежали по его небритому подбородку.
-Так за що його, якщо вин не партизанив?-Петр, совсем еще молодой полицай в новеньком сером кителе пожал плечами и глупо улыбнулся.
- Та чорт його знае за що! Стрельни його и все. Наша справа щенячий, сказали, що робимо. А пытання задаваты не привченый. Гер Шульц наказав всих жидив на розстрил, значить на розстрил. Начальству виднише. Молодый ты ще питання ставыты! Молоко будешь? Давай пый и йди выконуй!
Петр выпил из крынки молоко, вытер рот рукавом, подхватил стоявшую в углу винтовку и вышел из хаты.
Жида было жалко. Сухенький, хромоногий старик, осторожно озираясь по сторонам, бесшумно закрыл за собой дверь сараюшки и поднял голову вверх, словно пытаясь что-то рассмотреть в высоком пронзительно-голубом июльском небе.
-Здравствуйте деточка, вы таки уже?
-Шо вже?- не понял Петр
-Уже за мной- улыбнулся жид.
-Ну так, за тобою… за вами- ответил Петр.
Повисла неловкая пауза.
-Ну так что же вы стоите, как в очереди по талонам? Если вы уже за мной так ведите- нарушил молчание улыбнулся старик.
-Пишов!- опомнился Петр.
Так они уже три четверти часа шли по лесу, старик рассказывал свои майсы, а Петр шел за ним, не решаясь остановиться.
-Послушайте, деточка, вы только не обижайтесь- опять заговорил старик- Но кажется, что мы зашли как-то очень далеко. Я очень волнуюсь, что вам будет далеко возвращаться назад. Вы же знаете, какое сегодня время? Так я вам скажу за какое сегодня время? Сегодня такое время, что очень не спокойно. Все хотят кого-то подстрелить. У нас в местечке до советской власти, дай ей Бог здоровья, был такой Нёма Шейгец. Так он тоже был не прочь кого-нибудь подстрелить. Ну, так его хотя бы можно было понять. Он стрелял людей, у которых можно было что-то взять. Но в конце концов его тоже подстрелили городовые, когда Нёме пришла в голову мысль ограбить почтамт. Я вам так скажу, это была не очень умная мысль, за ограбить почтамт. Просто Нёма немножко очень сильно обнаглел и перестал опасаться. А что бывает с евреем, который перестает опасаться? Тоже самое, что и со мной. Вы знаете что, деточка, и что вам не нравится эта полянка? Это же чудо, а не полянка. Это картина маслом, а не полянка. Давайте уже остановимся и вы сделаете то, что надо. У меня нога уже отваливается, чтобы ходить долго, как по херсонской набережной.
Петру нестерпимо захотелось курить. Так сильно, что он сглотнул слюну и нащупав рукой в кармане кителя кисет, коротко отрезал:
-Сидай!
Старик вскинул брови:
-Сесть?
-Сидай, казав!
Старик послушно опустился на траву.
Петр достал кисет, свернул цигарку и глубоко затянувшись, закрыл глаза.
Березовая полка исчезла, оставляя в ушах только птичье щебетание и шум клейкой листвы.
Старик сидел рядом, глядя в ослепеительно-голубое небо, словно пытаясь что-то высмотреть там, в вышине, а может быть просто разглядывая толпившиеся в лазури маленькие овечки облаков.
-Ты старый, це… давай, йды звидсы. А краще бижы!- вдруг сказал Петр, щелчком выбрасывая окурок.
-Простите, деточка, что?- не понял старик
-Що тоби не зрозумило, диду?! Бижы я сказав! -вскочил с травы и заорал Петр!- Ну, швыдко! Бижы звидси, щоб я тебе не бачыв!
-И как же я побегу, деточка, я же вам таки сказал за ногу…
-Бижы!Бижы!- Петр замахнулся на старика прикладом винтовки- Бижы чорт старый! Ну!
Старик, не вставая, на четвереньках попятился:
-Деточка…деточка…как же вы так? Ой вэй… Дай вам Бог здоровья…
Он поднялся и как мог быстро заковылял к роще, начинающейся на другом концу поляны.
-Швыдче!-Заорал Петр и вскинул виновку.
-Бегу, деточка… я бегу… у меня нога, просто у меня нога…
И тут раздался выстрел. Старик дернулся телом вперед и упал в изумрудную траву.
Лето выдалось просто чудесное. Давно не было такого лета. Было тепло, даже жарко. Июль носился вихрастым ветерком и колыхал высокие травы, спугивая с камышей глазастых стрекоз.