Засмотрелась, застыла…
Кругляш Луны - большущий, лоснящийся, жёлтый. Как те 20 грамм масла, что наконец-то выдали к скудному обеду на каждого малыша в детском отделении. Начали кормить, отвоёвывать у болячек.
Улыбнулась.

Задумалась, нахмурилась - вспомнила тёмные от боли и слёз глаза пацана этого… лет 20… из пленных. Без рук, с перебитым позвоночником. Что-то было такое в его взгляде… «Я не хотел!.. Я же не знал!.. Как же теперь, мамочка?.. Боооооооольно!..»
Расплакалась.

Вытерла слёзы. Сдавила виски ладонями. Перед глазами - сожжённая легковушка, в ней - искорёженные тела. Двое мужчин и женщина, прижавшая к себе малыша. И запах горелых тел. И охрипшие голоса МЧСников: «Прямое попадание…»
И опять - глаза этого парализованного безрукого хлопца. И снова - сгоревшая мама, закрывшая собой сгоревшего ребёнка.
«Я не хотел! Мамочка!!»
Прижала ладонь к сердцу. Задохнулась.

Вспомнила.
Подругу, бывшую однокурсницу, прикрывшую собой на операционном столе больного при обстреле. Подруга не выжила - множественные осколочные. Больной выздоравливает, его жена, недавно родившая дочку (в подвале роддома), назвала её в честь погибшей Юльки…

Где-то вдалеке завыла сирена.
Поправила волосы, застегнула халат.
Побежала в палату к тяжёлым. 90летнего Семёныча тащила на себе в бомбоубежище первым - он всегда плакал, как ребёнок, при первых звуках обстрелов. Он ещё помнил ТУ войну…

Кругляш Луны таял, стекал светом в утро.
Устала.
Вздохнула.
Живы.