И разум мой отказывался верить
Тому, что сообщал прямой эфир.
Над жертвами в крови рычали звери,
Охота перешла в кровавый пир.
Как много жизней здесь оборвалось!
И тех, что много старше, и моложе,
Я ваши крики впитывала кожей,
Соленой от бессильных бабьих слез!
И в ваших муках ненависть рождалась,
Что требует отмщенья палачам,
Запомнить всех, чья дьявольская радость,
Неслась вдогон контрольной пулей вам!
От смерти вдалеке судить не мне
Всех тех, кого беда не задевала,
Но, словно в песне о Большой
Войне,
Вдруг с памятью моею что-то стало.
Я не рвалась, спасения ища,
Вдыхая смерть в густом дыму угарном,
И даже не была знакома с парнем,
Шепнувшим в трубку: «Мамочка, прощай!»
Простите, что я с вами не была,
Что с двух печальных клиньев журавлиных
На Куликово на сороковины
Не пала тень от моего крыла.
Одесса-миф, сгоревшая дотла,
Смерилась в молчаливом униженьи.
Хотела я отречься, прокляла

Одесское свое происхожденье!
Но этот город - мой!
И мой позор,

И боль, сильней которой я не знаю.
Я ни за что ее не променяю
На вкус победы тех, кто бил в упор!
И всё же, ВАМ, несломленным в беде,
И тем, кто этой властью зверской схвачен,
Кто штурмовал ворота МВД,
Кто носит арестантам передачи,
Кто к месту той резни ведет детей,
Выходит к микрофонам, служит мессы,
Скажу: «ВЫ соль и кровь земли моей!»
А значит, я горжусь, что из Одессы!