Генрих Шлиман и Екатерина Лыжина

Почти во всех биографиях Генриха Шлимана (18 221 890), появляющихся с регулярной периодичностью в разных странах мира вот уже не один десяток лет, о нем рассказывается прежде всего как об археологе, открывшем миру легендарную Трою. Но свои великие открытия на поприще археологии Шлиман совершил уже в зрелом возрасте. А была еще и первая, не столь знаменитая половина его жизни, почти двадцать лет из которой он прожил в Петербурге.
Годы, когда Шлиман вел в России торговые операции в качестве гильдейского купца, выпадают из поля зрения биографов Шлимана, сосредоточившихся в основном (что и понятно) на его деятельности как археолога. Но как знать, состоялся бы он как всемирно известный ученый, если бы обстоятельства его личной жизни обернулись иначе?

В Петербург будущий археолог приехал 30 января 1846 года как представитель голландской торговой фирмы. Убедившись, что Россия предоставляет предприимчивому человеку немало великолепных возможностей проявить себя, двадцатичетырехлетний коммерсант принял решение остаться на более продолжительное время в этой стране, чем предполагал поначалу.

Спустя год после приезда он принял российское подданство, а вскоре записался во вторую купеческую гильдию. С этого времени началась его более чем успешная карьера на поприще торговли.

В 1847 году Андрей Аристович, как звали Шлимана в России, задумал жениться на своей соотечественнице, немке Софье Гаккер, однако его постигло разочарование. В одном из писем к отцу в Германию он сообщал: «15 ноября мы были вместе в обществе. Там я заметил, что Софья оказывает слишком много внимания одному офицеру. Я рассердился, приревновал - и наша помолвка расстроилась».

Впрочем, горевал Шлиман недолго: вскоре он познакомился с семейством петербургского адвоката П. А. Лыжина и спустя какое-то время у него начался роман с его дочерью Катериной. «Милый друг мой! - шлет ему одну за другой записки Катерина. - Я жду тебя непременно сегодня вечером». «Обязательно приходи сегодня…» «Приходи непременно завтра обедать…» И наконец одну из записок она подписывает: «Преданная Тебе и любящая Тебя невеста», из чего мы можем заключить, что Шлиман сделал-таки предложение Катерине, однако обстоятельства сложились так, что в 1850 году ему пришлось отправиться в Америку.

За океаном он пробыл полтора года. Дела его и там шли успешно, однако он не забывал «милый незабвенный Петербург» (его собственные слова) и 22 июля 1852 года возвратился на берега Невы. Здесь его ждали не только дела по коммерции. Скоро после приезда он в письменной форме предложил руку и сердце двум женщинам одновременно. Нам известны имена обеих.

Одной из них была его двоюродная сестра Софья (быть может, та самая, помолвка с которой расстроилась пятью годами ранее), но Софья неожиданно умерла от тифа, и 12 октября 1852 года в Исаакиевском соборе состоялась церемония бракосочетания «С. Петербургского мещанина Г. Шлимана и дочери почетного гражданина П. А. Лыжина Екатерины Петровны Лыжиной».

Невесте, таким образом, было 26 лет - возраст для вступления в брак по меркам того времени для женщины весьма серьезный, однако Андрей Аристович, человек практический, постоянно нуждавшийся в советах адвоката, надо полагать, знал, что делает. И брат Катерины, Павел Петрович, был адвокатом (а заодно и прототипом П. П. Лужина из «Преступления и наказания» Ф. М. Достоевского).

От брака с Екатериной Петровной у Шлимана было трое детей: Сергей (18 551 939?), Наталья (18 591 869) и Надежда (18 611 935). Даже отлучаясь из Петербурга на непродолжительное время (а Шлиман нередко покидал свою обширную квартиру в доме 28 по 1-й линии Васильевского острова и на несколько месяцев), он интересовался их здоровьем и успехами в школе, ни разу не отказался откликнуться на малейшую просьбу, будь то желание получить десять рублей на покупку аквариума или совершить летнюю поездку по Кавказу.

О том, как растет их первенец, отец узнавал главным образом из писем жены. Екатерина Петровна держала мужа в курсе всех событий, касавшихся жизни сына: «Сережа, слава Богу, здоров». «В Субботу отняла я Сережу от груди». «Теперь спит Сережа, и я совершенно уставшая села Тебе писать». «Сережа теперь, слава Богу, поправился и прехорошенький мальчик» (1856 год). «(…) был бы он здоров, то и все слава Богу» (1859 год).

В 1859 году у супругов родилась дочь Наталья, которая, к огромному горю родителей, умерла в десятилетнем возрасте. Дочь Надежда родилась в 1861 году и, получив хорошее образование, обнаружила самостоятельность, независимость от своего отца и, выйдя замуж за академика Н. И. Андрусова, родила детей, потомки которых и ныне живут в Словакии и во Франции.

Вышло так, что Сергей оказался самым близким для Шлимана человеком. Он с юных лет боготворил своего знаменитого отца, пытался беспрекословно следовать его наставлениям, искренне переживал за него. Вот цитата из одного из писем Сергея: «Я страшно опасаюсь, чтобы не случилось с Тобою чего-либо неблагоприятного в Трое, где, как говорят, теперь крайне опасно. Возьми непременно конвой солдат для того, чтобы быть в безопасности от разбойников».

Так писал тринадцатилетний мальчик, который несколькими годами ранее утвердился во мнении, что «(…) с тех пор как мир существует, едва ли какой другой ископатель имел более блистательный успех, чем Ты» это цитата из другого его письма к отцу.

Сергей стал связующим звеном в стремительно распадавшемся брачном союзе. Для Г. Шлимана разлука с сыном была необыкновенно мучительна. 10 июля 1866 года, после тягостных разговоров с Екатериной Петровной, продолжавшихся много дней, Г. Шлиман покинул Петербург в состоянии «нервной лихорадки». На следующий день он внес в дневник следующую запись: «Я оставил дачу мою у Ораниенбаума вчера в 71?/?2 часов утра. Любезный сын мой Сережа провожал меня до парохода в Петергофе. Мне очень трудно было расстаться с ним».

Найденные во время раскопок сокровища Шлиман тайно вывез из Турции в Грецию. Позже, между прочим, заплатил за это компенсацию, хотя и по нынешним понятиям смехотворную. Археолог хотел увековечить свое имя, и поэтому решил подарить бесценное собрание троянских находок, в которое входил и «клад Приама», любой стране, которая создаст для них специальный музей и назовет этот музей его, Шлимана, именем.

Но эти условия не приняли ни греки, ни американцы, ни французы, ни итальянцы. А в России это и обсуждать серьезно не стали, так как там Шлиман считался чуть ли не двоеженцем (со своей первой женой, русской Екатериной Лыжиной, он развелся заочно). А вот немцы как будто были готовы даже принять его в Академию наук. Впрочем, с Академией наук сорвалось, обещанный орден Генрих Шлиман тоже не получил, потому что свою коллекцию принес в дар не кайзеру, а, как сказано в его дарственной, «немецкому народу». Зато он стал почетным гражданином Берлина.

Правда, Музей Трои имени Шлимана так никогда и не был создан. Троянские находки были выставлены в берлинском Музее первобытной и древней истории. В годы Второй мировой войны их спрятали в одной из зенитных башен - похожем на крепость сооружении, построенном для защиты города от воздушных налетов. Гитлер приказал отправить сокровища вместе с другими ценностями дальше на запад, чтобы они не попали в руки наступавших советских войск.

Однако директор Музея первобытной и древней истории Вильгельм Унферцагт (Wilhelm Unverzagt) ослушался фюрера. Когда Берлин пал, Унферцагт сдал ценности советским офицерам. Ящик, в котором находился легендарный «клад Приама», одна из трофейных бригад погрузила на грузовик и увезла. И «золото Шлимана» пропало… почти на полвека. Советские официальные лица клялись, что и в глаза его не видел

Как выяснилось уже после начала перестройки, когда стали открываться многие тайны давнего и недавнего прошлого, троянские ценности все эти годы были спрятаны от всего мира в специальной кладовой-сейфе Пушкинского музея в Москве. Между прочим, войти в эту секретную кладовую можно было только из помещения экскурсионного бюро музея. И никто из приходивших сюда посетителей (как, впрочем, и из экскурсоводов) не подозревал, что за простенькой занавеской в углу комнаты скрывается стальная дверь, за которой находится легендарное «золото Трои». Людей, которые имели доступ в это хранилище, можно было пересчитать по пальцам.

Но в 1991 году российские историки Григорий Козлов и Константин Акинша опубликовали на Западе почти случайно обнаруженные ими документы, доказывающие, что ценности спрятаны в Пушкинском музее. А еще через два года под давлением неопровержимых фактов сначала министр культуры России, а потом и президент Борис Ельцин официально подтвердили это. Однако это вовсе не означало, что Россия собиралась вернуть троянские находки Шлимана в Берлин. Согласно печально известному закону о реституции они были объявлены российской собственностью.

В 1996 году в Москве прошла первая выставка троянских сокровищ, как бы «закрепившая» российские претензии. Знаменитое собрание троянских ценностей теперь разделено: золото находится в Москве, бронзовые предметы, тоже найденные на раскопках, - в петербургском Эрмитаже, а керамика - в Берлине.