Анри Матисс и Лидия Делекторская: история любви
Ее биография проста и недлинна. Родилась в Томске в 1910-м, в годы революции и Гражданской войны сиротой с родственниками по материнской линии попала сперва в Харбин, затем в Париж. Там, еще плохо зная французский, в 1932-м случайно на автобусной остановке узнала от своей подруги о возможности подработать в качестве подсобной помощницы в мастерской одного художника, трудившегося тогда над созданием большого живописного полотна. Им был Анри Матисс, девушку звали Лидия Делекторская. С этого момента и до последнего вздоха великого мастера они провели вместе без малого четверть века.
Большие миндалевидные глаза, волевой подбородок, широкий разворот покатых плеч - удивительные природные красота и грация, которые не могли не привлечь внимания художника. Сегодня уже сложно сказать, когда Он по-настоящему обратил внимание на Нее - немногословную русскую мадемуазель, вскоре ставшую его Музой.
Их отношения сложно описать. После завершения одного из своих самых внушительных панно «Танец», для помощи в работе над которым Матисс и нанял Делекторскую, вскоре понадобилась сиделка для уже давно хворавшей мадам Матисс. Ею снова стала Лидия, как она сама писала: «представительница пресловутой загадочной славянской души в их очень французской семье». Постепенно художник разглядел в этой юной молчунье, умевшей так непосредственно класть голову на свои руки, скрещенные на спинке стула, или просто по-русски подбирать копну своих светлых слегка вьющихся волос, ее природную грацию, благородство осанки и ясный профиль, лицо, увидев которое один раз - трудно забыть. Так сиделка превратилась в модель для его живописных опытов, долгие годы, ежедневно, помимо исполнения всех своих уже ставших привычными в этом доме обязанностей, по три-четыре часа позировавшую Матиссу. За это художник платил ей «вполне достаточное, но и не очень высокое» жалованье, периодически на Новый год и в июне, к дню рождения, дарил сделанные с нее же рисунки, иногда, по просьбе самой Делекторской, продавал ей понравившиеся работы «по рыночной цене».
Как-то незаметно мадам Лидия стала для художника незаменимой: сиделка, пунктуальный и аккуратный секретарь, она даже, когда это стало необходимо (у Матисса начало все больше болеть правое плечо), соскребала по его просьбе краску с холстов, чтобы мастер мог всецело расходовать свои силы исключительно на творчество. За двадцать два года они и расставались-то всего на несколько дней, когда Делекторская по его же делам уезжала в Париж.
Он боготворил и обожал ее со всей той страстью, на которую был способен большой художник, не лишенный при этом, правда, здравого смысла и чувства разумной буржуазной бережливости. Для нее это не было ни жертвой, ни болезненным проявлением чувства неразделенной любви, ни возможностью сделать карьеру, ни даже средством зарабатывания денег, хотя никакого другого дохода у Делекторской не было. Никогда не любившая громких фраз, она всегда просто, но настойчиво очерчивала свою роль в жизни Матисса - «друг и помощница». «Мне это просто подходило», - скажет она позже, и это не будет преувеличением или ложной скромностью. Просто необычная сегодня, но столь естественная для них форма существования двух чутких, тонких и хорошо воспитанных людей - художника, боявшегося «спугнуть» свою Музу, и модели, боготворившей своего Мастера, который невольно, но бесцеремонно разделил ее жизнь на «до» и «после».
«До» - это почти стершееся из памяти (забытое) русское детство, сиротство, чужая страна, жизнь впроголодь. «После» - это Он и его Искусство, постепенно, по капельке, «пропитавшее» всю ее жизнь. Искусство, которое переполняло ее настолько, что она просто не могла владеть им одна.
Она умерла в 98-м. По своему обыкновению, все решив и сделав сама. Похоронили Делекторскую в Петербурге. А в Париже, на русском кладбище Сен-Женевьев де Буа, так и осталась пустой могила с уже поставленной по распоряжению самой Лидии Николаевны надгробной плитой, на которой, чтобы не быть никому в обузу, она заранее проставила дату своего рождения и прочерк, оставив свободным лишь место для года смерти. Там так и осталась пустота - знак несостоявшегося погребения, символ вечной жизни ради Искусства и… Любви.