Антон Ильич неважно видит, плохо слышит и ходит с трудом.

У Антона Ильича, военного летчика, повоевавшего на множестве объявленных и необъявленных войн, хорошая пенсия. Он доплачивает там сколько-то, и пять раз в неделю, а иногда и по субботам, к нему приходит хмурая работница соцслужбы Шандора - за продуктами сходить, приготовить на скорую руку, прибраться. Шандора - человек честнейший, копейки чужой не возьмет, но у них с Антоном Ильичем уговор: 50 грамм до работы - для задору, 50 после - от устатку. Бдительные домовые бабки засекли, что время от времени Шандора покупает бутылку водки, и считают Антона Ильича тихим алкоголиком.

Антон Ильич женился поздно, между корейской и вьетнамской войнами, а дочка родилась еще позже, ему за 50 перевалило. Дочка пошла неизвестно в кого, училась в трех институтах, ни одного не закончила, пребывая в метаниях и хотениях всего и сразу. В 90-х решила заняться бизнесом, но не тут, а там, а для бизнеса нужен начальный капитал. Антон Ильич дураком никогда не был, видел, что из дочки бизнесменша - как из стрекозы бомбардировщик, но дочка рыдала, жене вызывали скорую, и он сдался: поменяли просторную квартиру в самом центре, сталинку, рядом с парком, на убитую однокомнатную хрущевку. Дочка рыдать перестала, расцеловала родителей и отбыла со всей вырученной доплатой в Германию, пообещав писать, звонить, разбогатеть и вернуться.

Звонить не звонила, изредка приходили открытки с парочкой фраз, всегда без обратного адреса. Сначала из Германии, потом из Португалии, а последним, уже после смерти жены, пришло письмо из Бразилии. В письме была фотографии дочки с неизменным недовольным выражением лица и с хорошенькой мулаточкой на руках - внучкой Мишель. И никаких подробностей.

В Бразилии Антон Ильич не бывал. Только над.

В хорошую погоду Антон Ильич с двух до четырех сидит на лавочке, не у подъезда - там соседки жизни не дадут, чуть подальше. Думает и ничего не ждет.

Прошлым летом у него появились друг и подруга.

Друг - косматое чудовище Красс. А подруга - тоже косматое, да еще выкрашенное во все оттенки от фиолетового до розового, избалованное до безобразия 15-летнее чудовище Лили. Родители назвали в честь какой-то прабабки Лилией, хорошо хоть не Розой. Ударение на второй слог временно примиряло.

Красс радостно рыскает вокруг, принося добытые сокровища к ногам хозяйки - то сломанную ветку, то старый драный ботинок, как-то приволок мертвую крысу и сильно обиделся, не получив похвалы и одобрения.

Антон Ильич называет Лили Лилечкой. Лили морщится, но терпит. Ей интересно, в каком платье была покойная жена Антона Ильича, когда он первый раз ее увидел, и что Александра Викентьевна отказалась с ним встречаться, потому как он не читал «Войну и мир» (когда мне читать было, Лилечка, да и не охотник я до чтения, но прочел, за месяц прочел). И про самолеты интересно. И про Дальний Восток. И про дочку, и про внучку (красавица, не хуже тебя, Лилечка). Антон Ильич слушает про Дэна из одиннадцатого класса, козел козлом (не надо так говорить, Лилечка; да если бы вы его видели, вы б сами сказали, что козел!), про идиотку Моргунову (одни понты и полторы извилины; не надо так, Лилечка), про то, что родители озверели, не знают, чего хотят, уйду в монастырь, еще наплачутся (что ты, Лилечка, они тебя любят, как умеют, но любят).

Половина соседок считает Антона Ильича педофилом. Вторая половина убеждена, что малолетняя прошмандовка нацелилась на гробовые сбережения.

Потом случилась радость: Антон Ильич начал получать письма. От Мишель. Письма были напечатаны крупным шрифтом (смотри, Лилечка, она понимает, что я почти слепой), на конвертах яркие марки с ягуарами, страусами и броненосцами (они переезжают часто, Лилечка, как обоснуются окончательно, тогда адрес напишет), в письмах про то, что все у них хорошо, даже замечательно, что мама много работает и ее очень ценят (я и не верил, что из Тани что-то получится, а видишь, Лилечка, она остепенилась; вот бы Александра Викентьевна порадовалась, какая у нее хорошая внучка, почти взрослая, умница, как ты, Лилечка).

Этим летом родители отправили Лили на два месяца в Англию - язык подучить, ну и вообще полезно.

В августе она вернулась - стриженая под призывника, с тремя сережками в ухе и одной над бровью.

Бабки у подъезда Антона Ильича, косясь на шалаву крайне неодобрительно, сказали, что умер, еще в июле. Не мучался, уснул и не проснулся. Военкомат хоронил. С караулом, с оркестром, красиво.

А одна, самая противная, хуже химички, добавила:

- Ну что, обломились денежки, не получилось к рукам прибрать?

Лили хотела на нее Красса натравить, но сдержалась (они несчастные, Лилечка, не нужны никому, оттого и несчастные).

Через пару недель Лили наткнулась у магазина на похмельную Шандору.

- Господи, что ж это ты со своей головой сделала, страхолюдье какое. Все мечтал, что внучка приедет да что вы с ней подружитесь. Радовался, что про внучку узнал. Говорил, что умирать не страшно. А писем больше не было, я ящик проверяла.

Какой там приезд, какая там дружба, какие письма?.. Папа Лили в детстве собирал марки. И бразильские там были. Правда, все гашеные, но Антон Ильич со своим зрением таких подробностей рассмотреть не мог. И ноутбук у Лили свой. И принтер. Родители еще в шестом классе купили.