Оголила за окном верба веточки,
потянулись за моря гуси-уточки…
Говорит мне моя дочка-шестилеточка:
«Папа, можно мне тебя на минуточку?»

Папа что же - папа все может вытерпеть.
Папа - как Хемингуэй - в грубом свитере.
«Если надо, - говорит, - носик вытереть,
щас я маму позову. Мама вытерет».

Но на папину беду
так сказала дочь папаше:
«Папа, в нашем детсаду
есть такой Горелик Саша.
Он, как я, не ест омлет,
он ужасно синеглазый,
и за все свои шесть лет
не описался ни разу».

Разговор неотвратим:
«Говори мне, дочка, прямо -
что хотите вы?» - «Хотим
вместе жить - как ты и мама.
Вместе, папа, под дождем,
вместе - в грязь, в жару и холод.
А с детьми мы подождем
до конца начальной школы».

Чую - весь я аж горю,
чую - рушатся устои.
«Слушай, дочка, - говорю, -
это дело не простое.
Как мне маме объяснить?
А жилплощадь? А финансы?
Надо чуть повременить -
ну хотя бы лет двенадцать».

«Что ты, папа, - был ответ, -
это даже слушать странно:
ведь через двенадцать лет
я совсем старухой стану.
Не могу я ждать ни дня -
вам совсем меня не жалко -
ведь Саша плюнет на меня
и уйдет с Козловой Алкой!»

Чую - близится гроза.
Дочь глазами так и жалит,
а потом на те глаза
бабьи слезы набежали.
Бабьи слезы, а потом -
ай да дочка, ну, умора! -
начался такой Содом…
я б сказал - Содом с Гоморрой.

«Что ты, папа, „ох“ да „ах“! -
времена переменились:
нынче, папа, в детсадах
все давно переженились.
Только я одна иду -
все направо, я - налево…
Да меня уже в саду
называют старой девой!»

Перешла на ультразвук моя деточка.
Я на все уж был готов - но вот туточки
говорит мне мой сынок-семилеточка:
«Папа, можно мне тебя на минуточку?»…