В летнем ресторане танго и фокстрот,
В зале нежно тает золотой аккорд.
Вы в руке сожмите тёплую ладонь,
На душе морозно, а в глазах огонь!
Улетают птицы, унося тепло,
Улетают птицы, дождь стучит в стекло.
Улетают птицы на закате дня…
Иногда, мой милый, вспоминай меня.
Улетают птицы, унося твой смех,
Улетают птицы, прилетает снег!
Буду помнить лето и твои глаза,
Только мне про это вспоминать нельзя.
Танцы, танцы, танцы: танго и фокстрот,
В зале нежно тает золотой аккорд.
Вы в руке сожмете тёплую ладонь,
На душе морозно, а в глазах огонь!
Днём спасаемся за суетой, а ночью остаемся наедине с собой и своей болью. Вне спецэффектов дня громче звучит мелодия собственного сердца.
Тот, кто смотрит в зеркало вод, видит прежде всего своё собственное отражение. Идущий к самому себе рискует с самим собой встретиться.
Зеркало не льстит, оно верно отображает то лицо, которое мы никогда не показываем миру, скрывая его за Персоной, за актёрской личиной.
Зеркало указывает на наше подлинное лицо. Такова проверка мужества на пути вглубь, проба, которой достаточно для большинства, чтобы отшатнуться, так как встреча с самим собой принадлежит к самым неприятным.
…Когда нибудь мы все равно с тобой встретимся. И может быть, обстоятельства сложатся так, что мы даже не сможем подойти друг к другу, но я знаю… Это будет незабываемая встреча, мгновение, которое не вернуть… И не забыть…
Назначена встреча. Пора закрывать глаза.
Пора паковать слова в целлофан груди.
Пора заглянуть в того, кто остался за.
Пора отрывать свой след от лица земли.
Собрать свои страх и боль, свои смех и стяг,
Сложить их в рисунок, в целое, в правду, в жизнь.
И вместо цветов, пробивавших пути в камнях,
Нарезать бумажных птиц из своей души.
Обнять сонный мир. Это важно. Понять, обнять.
Снять с неба решетки дней, распустить жгуты.
Пора видеть все иначе, на новый лад.
Пора признавать, что любовь - это все же ты.
Назначена встреча. Давай помолчим сейчас.
Не будем спешить и на нервность менять покой.
Успеем. Взлететь, проснуться, прозреть, пропасть.
Нельзя опоздать на встречу с самим собой.
Он помнил случай из детства, как во время прогулки в парке был он ненадолго оставлен родителями на детской площадке. Было ему года два или три, не больше. Какой-то человек подошёл к нему и присел перед ним на корточки… в чём-то сером или поношенном… Не говоря ничего, не спрашивая, просто смотрел на него. Потом обнял. Странно, но он, всегда боявшийся незнакомых людей, не испугался тогда, не заорал, не заплакал. Подошли родители, но тому человеку не сказали ни слова. Стояли и смотрели, как тот прижимает к себе его детское тельце - одинокий, больной, онемевший от крика… И молчали.
Тогда ли он понял или потом, что это чужой человек - был он сам… Спустя всю свою жизнь.